Улыбается. Посмотри на него со стороны и подумаешь, что он идеальный. Добрый, отзывчивый, заботливый, сына любит. За падчерицей присматривает. Отец-одиночка.

На самом же деле он гнилой внутри. Оборотень. Внешне человек, внутри дьявол. Для него нет принципов, морали, только его грязные желания, удовлетворение потребностей.

— Чего стоишь, на колени опускайся. — Выводит из мыслей. Начинает злиться и стягивает с бедер полотенце. Зажмуриваюсь тут же.

Слышу теперь только как усмехается.

— Давай, Ева, смелее. Мне нравится, когда ты это делаешь, и плачешь. Это так романтично. Моя рабыня маленькая. За еду папочке делает приятно.

Тело каменеет. Мозг приказывает не делать этого. Не подчиняться.

— Ты хочешь оказаться на трассе, а твой братик в детдоме? — Спокойным голосом жалит больно. — Поверь, лучше сделать то, что я тебе сейчас предлагаю, и дальше спокойно. — Говорит так, как будто это последний раз. когда-нибудь не выдержу и сбегу отсюда. — Считаю до пяти, Ева, иначе ты знаешь, что будет дальше. Один, два… пять!

Глаза раскрываю и за горло хватаюсь воздуха мало. Дышать нечем. Пытаюсь глоток хотя бы сделать, а внутри спазм.

Только шум гортанный могу издать. Трясет всю так, что сжимаюсь и в голос рыдать начинаю.

Одеяло хочу с себя сбросить и выбраться из кровати этой. Но ноги путаются и я падаю на пол. Боль разливается по плечу.

— Ева, что случилось? — шепот над головой и чьи-то руки обхватывают за плечи, пытаясь поднять.

Сбрасываю с себя и в сторону отползаю. Не хочу, чтобы трогал кто-то. Прикасался. Заставлял. Угрожал. Шантажировал.

— Ева, тише. Это я. — Голос знакомый. — Тебе приснилось что-то?

Глаза распахиваю и вижу Валеру. Единственный, кто пока не делал больно. Пока. Но мужчины слишком жестоки, чтобы не сделать, кода-то так, как хочется им.

Но сейчас он безопасен.

— Иди сюда, — протягивает руку и подбирается ближе. Его не пугает мой вид, моя истерика, мои кошмары, — пойдем со мной, а то брата разбудишь.

Валера уже возле меня и обнимает. Погружаюсь в его объятия. Теплота и забота успокаивает немного. Помогает встать и прижимает к себе. Так странно все у нас. Совершенно посторонний мне мужчина. Между нами ничего нет, но хочется все время быть с ним рядом. В объятиях. Как будто в эти моменты активизируется максимальный режим безопасности.

В темноте я только могу чувствовать его уверенную ладонь, которая сжимает мою. Острожные шаги, чтобы не разбудить брата. Бережное отношение ко мне, как будто неверный шаг и я окончательно разобьюсь.

Укладывает в свою постель и бубнит, что не надо было отпускать тебя.

Только немного алкоголя или Валера рядом оттягивали возвращение кошмаров.

Рядом опускается и гладит меня волосам.

Я пытаюсь успокоиться, но от возвращения ужасных воспоминаний все еще трясет. Частое дыхание никак не может восстановиться, а слезы лишь на несколько минут престают оплакивать ужас воспоминаний. А потом снова возвращаются.

Мне хотелось, чтобы он отвернулся и не трогал меня.

Руку аккуратно пропускает мне под шею и тянет к себе. Прижимает и волосы нежно перебирает. Затылок массирует, успокаивает. Я руки к себе прижимаю, не знаю, куда их деть. Что можно делать, а что нет. Вчера я явно была смелее. Сегодня каждое движение анализирую.

Большим пальцем по виску ведет, а пальцы остальные все еще в волосах за ухом.

Губы сухие на лбу своем чувствую.

— Что тебе приснилось?

Я не хочу, чтобы мой грязный сосуд внутри разбился и он узнал все. Может для него это и не будет чем-то прям из рамок вон выходящим, но я потом не смогу смотреть на него и не стыдится, когда расскажу о чем-то из моей жизни до него.

— Не спрашивай, я все равно не расскажу.

— Почему? Доверяй мне. Я на твоей стороне. Помочь тебе хочу. Но я не смогу, если ты сопротивляться будешь.

Просыпаюсь. Но еще до того, как глаза открываю, чувствую, как на меня смотрит кто-то. Безотрывно. Долго.

Резко глаза открываю, но успеваю заметить, как Ева свои закрывает. Усмехаюсь бесшумно. Маленькая такая. Подсматривала. Как будто я ругать буду.

Как вино мое выпили, ого какая смелая была. Сейчас тушуется.

— Я видел, как ты подсматривала.

Улыбаюсь и жду, когда сознается.

Ева глаза приоткрывает, но, когда видит меня, снова прячет их.

— Что? Ты неделю спишь в моей постели и тут вдруг только поняла это?

Губки свои персиковые приоткрывает возмущенно. И шумно вдыхает. Как это я, такой дерзкий, такие вещи вслух озвучиваю?

А мне только веселее становится, как ее щечки розовеют. Рада бы сейчас высказаться, но стесняется передо мной.

Хотя чего? Вчера так мне ничего про себя и не рассказала. Могу только догадываться.

— Пойду, завтрак сделаю. — Разворачивается спиной и собирается сбежать, но я успеваю перехватить и вернуть назад.

Правда теперь, чтобы удержать ее приходиться ближе придвинуться и рукой держать за талию.

— Ночью так и быть не стал тебя пытать, но сейчас хочу услышать, что тебе приснилось.

— Я уже сказала, что не расскажу. — В грудь мне ладошками упирается, чтобы сохранить дистанцию.

— Расскажешь.

— Нет, — усмехается в ответ.

— Я сейчас не шучу. Отчим, да?

— Какая разница, что приснилось? Это в прошлом!

— В прошлом оно станет, когда он за решеткой окажется. А пока это твое настоящее. Нельзя прощать насилие над собой.

Ева зажмуривается и втягивает носом воздух. Замирает.

— Нет, меня никто не насиловал, — качает головой из стороны в сторону.

— Но он тебя принуждал к чему-то? Это тоже насилие.

— Я не могу с тобой это обсуждать. — Раскрывает глаза и стягивает в ткань моей футболки в руках. Волнуется сейчас.

— Почему?

— Потому что ты мужчина!

— И что? Думаешь, подкинешь мне идей, и я начну делать то, что он?

— Надеюсь, нет.

— Знать бы, что он делал, чтобы не повторять.

По-разному выворачиваю свой вопрос, чтобы до правды докопаться.

— Тебе не кажется странным, что ты сейчас лежишь на мне и удерживаешь против силы?

— Кажется, — спокойно отвечаю и продолжаю удерживать.

Она правильно все говорит. И грань очень тонкая, конечно, чтобы не сделать так, как делал он, что неправильные триггеры не включал сам того не желая.

— Но ты не особо пытаешься вырваться, — улыбаюсь лишь слегка, чтобы направить все же наш разговор во что-то более легкое.

— Ты тяжелый вообще-то, — возмущается, но при этом сбрасывать меня не пытается.

Сжимаю ее талию. В глаза смотрю. Дымчато-голубая радужка, в которую окунуться хочется. Осторожный взгляд. Губы свои персиковые приоткрывает, когда сильнее сжимаю. Футболка моя в ее руках сильнее натягивается. Думал раньше, что у нее такая помада. Теперь понимаю, что нет. Свой цвет такой.

Ева губы облизывает неосознанно кончиком языка. От волнения они быстро пересыхают.

Так. Ладно. Это все лишь девушка без наркоза.

Те двадцать сантиметров между нами растворяются очень быстро. Не могу устоять.

Нижнюю губу ее захватывают и втягиваю. Осторожно. Чтобы не обидеть и не испугать.

Кайфово. Особенно, когда она оттаивает и отвечает. Неумело немного, но мне даже нравится. Учить всему я люблю.

Футболку мою отпускает и пальчиками вверх скользит. Пальчики несмелые на задней стороне шеи чувствую. Сильнее прижимаюсь к ней. Поцелуй углубляю.

Ева смелее становится. Отвечает и пальцы запускает мне в волосы.

— Артемида, просыпайся. — Голос Вовки и мы отталкивается друг от друга как магниты с одинаковой полярностью.

Дыхание переводим. Ева быстро волосы зачёсывает и с кровати спрыгивает. Сбегает.

А я откидываюсь на подушку и улыбаюсь. Я только что целовался с девчонкой на семь лет младше меня. Первый раз. Ладно, не первый, второй. Вернее даже третий. В принципе все логично, учитывая, что она уже больше недели спит в моей кровати. Кровать такое место, где или вместе, или один. Совершеннолетние мужчина и женщина не спят, друг с другом просто так в одной постели.