– А вдруг нам повезёт? – краем рта улыбнулся Майкл. – Везло же до этого момента. Карта довольно старая, может, в более позднее время были построены новые города, которые на ней не обозначены? Придётся проверять самим, больше вариантов ведь нет.

– Да, ты прав, – устало согласилась я. Другого выхода и в самом деле нет. – Ложись спать, нам предстоит тяжелая ночь.

– Уж кому сон нужен, так это точно не мне, – усмехнулся Майкл. – В мешках под твоими глазами можно нести припасы.

Я взъерошила его густые каштановые волосы, отчего он тотчас же отмахнулся от меня, и последовала совету брата.

Мне стало спокойнее, Майкл всегда успокаивал меня, находил нужные слова, когда я не могла найти их сама. Пока мы вместе у нас есть шанс выжить, отец всегда говорил об этом. И хотя нам и предстоит долгая дорога, но у нас есть план, а это уже пятьдесят процентов успеха.

Мы справимся. Должны справиться.

Проект «Ролюне» был запущен в 2153 году, когда угроза глобального потепления превратилась в проблему обратного характера: к неожиданности мирового сообщества Земля вступила в эру Ледникового периода. Кто был к этому готов?

Никто.

Ха, эти засранцы из исследовательских центров только и могли, что разводить руками, пока Сахару заносило снегом, а Сибирь замерзала от таких температур, которые русским и не снились.

И что, как вы думаете, решили сделать эти крысы, что зовут себя «учёными»?

Они развернули новый масштабный проект, обозвав его по-ублюдски – «Ролюне», и спустили на него все деньги Международной организации по исследованию климатических изменений. Что они там делали? Да хрен его знает, только теперь, из-за этих ублюдков, моя жизнь превратилась в полную парашу. Почему? Позвольте, я объясню.

Заморозки заморозками, пятьсот лет прошло с 2153 года, и Земля постепенно входит в фазу потепления, температура перестала быть критической и люди, точнее, то, что от них осталось, вздохнули свободнее. По крайней мере, так должно было быть, а что на самом деле? А на деле оказалось, что создатели этого гребаного «Ролюне» подложили для тех, кто осмелился пройти через все круги ада и выжить в холоде, от которого сводило зубы, такую дрянь, что нам и не снилась.

Роботы. Сраные гигантские машины для убийства, что бродят по земному шару в поисках тех, кому посчастливилось выжить, и уничтожают их без разбора. Кто они, откуда взялись, кто создатель и какова цель их существования? Хрен его знает.

Никаких данных, никаких имен, никаких ответов. А почему? А потому, что эти ублюдские машины истребили всех, даже своих создателей, оставив от них на память лишь клеймо на лбу, аббревиатуры «РЛН-86», «РЛН-94», «РЛН-02». И ведь, сука, они ещё и обновляли этих металлических ублюдков! Не остановились на одной модели, видимо, их не устраивало то, как именно машины уничтожают людское племя, изгалялись по полной программе в своих лабораториях: огонь, кислота, яд, скорость, ловкость, сила – чего они только не добавляли в свои «творения». Для чего? Кому это было нужно? Кто ответить мне на эти вопросы?

Лучше бы создали машину времени, чтобы я мог вернуться и надрать зад всем этим уродам в халатах. С какого хера они решили, что выжить в Ледниковом периоде человечеству удастся, только если по Земле будут ходить тысячи металлических убийц ростом от трех метров до трех сотен? Кому из светил науки того времени пришла в голову такая идея?

И ведь ничего уже не исправишь. Никто в мире не знает, как отключить эти штуки, никто даже читать толком не умеет, что уж говорить о науке.

Если б я только мог вернуться, смог понять, когда началась эта херня под названием «Конец света», тогда… Тогда…

И что тогда? Что бы я сделал? Я, простой механик в городе И-12, последнем городе на континенте, которому удаётся сражаться за свою жизнь с помощью тех штук и механизмов, что оставили нам те, кто создал роботов, те, кто скинули нас в пучину этого хаоса, где солнце и простор стали первейшими врагами для всего человечества.

Да ничего.

Изменить прошлое – невозможно, когда ты ничтожество, когда ты только и можешь, что пытаться выжить в тех условиях, в которых ты оказался не по своей воле. Сильные такими проблемами не страдают, они сами перекраивают мир под себя, создают эти гребаные условия. Как те ученые из 2153 года, вот уж кто действительно имел власть над временем: так поднасрать своим потомкам могли только по-настоящему «сильные» люди.

Какой из всего этого вывод? А никакого. У простых людей, вроде меня, никогда не остаётся времени, чтобы сделать вывод, потому что всё оно уходит на выживание, простое, сука, выживание, будто я животное, низшее звено в пищевой цепи, где верхнюю ступень занимают твари, которые даже жрать не могут.

Изменить прошлое, ха. Какой в этом смысл, если я даже настоящее своё изменить не в состоянии. Жалкий человек, живущий в жалком мире, где нет места…

– Карлан, ты закончил с передатчиком? Надо передать сигнал на базу в Колсире, роботы движутся в их сторону, и мы не можем понять причину, необходимо предупредить лидера их группы.

Ну вот, о чём я говорил. Я даже, сука, докурить не успел.

– Иду, босс. Через минуту будет готово.

Вот оно моё прошлое, моё настоящее.

Что насчёт будущего? Ха, понятия не имею. Кто я такой, чтобы даже думать о подобных вещах. Мне остаётся только надеяться на то, что в этом прогнившем мире остался хоть кто-то, подобный тем ученым-крысам, кому будет под силу изменить будущее, перечеркнуть черную полосу прошлого и дать вздохнуть тем, кому не дано решать судьбу мира.

Возможно, это случится в будущем.

А пока. Пока пора потушить сигарету и пойти уже, наконец, починить этот чертов передатчик.

Во сне я видела маму и дом: ветхую лачужку на склоне холма, из которой открывался потрясающий вид на Северный океан. Холодные серые воды с белоснежными проблесками льдин, редкие желтоватые кустики и низкорослые корявые деревца, тут и там встречающиеся на кремового цвета песке, и наш дом, стойко сопротивляющийся суровым ветрам. Деревня, где мы жили все вместе, никогда не отличалась живописностью, но я любила это место, покинуть его навсегда было нелегко, будто часть сердца оторвали и пригвоздили к покосившейся двери родной хижины. Я вижу, что и Майклу тяжело далось наше решение, но он всем видом и поступками старается показать, что не скучает. Однако его печальный взгляд всякий раз, когда Майкл думает, что я не смотрю на него, говорит об обратном.

В моем сне мама рисовала на мокром песке своими скрюченными узловатыми пальцами символы, которые я никогда раньше не встречала. Она что-то тихонько напевала и улыбалась, с теплотой смотря на меня холодными голубыми глазами, вокруг которых залегли глубокие морщины. Я попыталась сказать ей всё то, чем так давно хотела поделиться, но могла лишь смотреть, как её губы и руки трясутся также, как в тот день, когда она умерла.

– Марианна? – мать окликнула меня скрипучим голосом. – Никогда не забывай прошлого. Помни то, откуда ты родом, и всегда храни это в своём сердце. Оно приведёт тебя к дому, ты будешь в безопасности.

Мама, грустно улыбнувшись, бросила последний взгляд на океан, а затем растворилась в тумане, возвращаясь туда, откуда никто не возвращается.

***

Наручные часы Майкла противно запищали: девять часов вечера.

Брат спал, я не стала его будить и решила разведать обстановку. Осторожно поднявшись по хлипким скрипучим ступеням, я открыла дверь и с удивлением обнаружила, что внутри дома уже довольно темно. Я радостно окрикнула Майкла, и он с недоверием поднялся из подвала.

– Странно, почему так темно? По времени у нас ещё примерно час до выхода, – сонно заметил брат.

– Да какая разница! Просто порадуйся вместе со мной хоть немного, у нас лишний час на дорогу, разве не здорово?