Говорили где-то в глубине джунглей, окружавших картонный домик. Лев слышал каждое слово так отчётливо, будто Артём и его странный «па» стояли прямо над ним. Он по-прежнему прятался под простынёй, но лежать уже надоело, и Лев сидел на кровати, раскачиваясь внутри своей белой скорлупы.

Насколько же переносимее становится жизнь, когда никто не торопит, не кричит, как погонщик верблюдов "скорей-скорей, опаздываем". Когда можно дать скорлупе самой треснуть и выпустить тебя во внешний мир.

Правда, такое счастье выпадало крайне редко. Видно, сегодня Ника не захотела портить начало отпуска несовпадением их скоростей. Обычно ей всё-таки приходилось замедляться, а ему ускоряться, чтобы выйти куда-то вместе. И сейчас Лев чувствовал большое облегчение. Но и обиду, конечно, тоже.

"Ушли, бросили. Неужели сложно подождать? Просто я им не нужен…"

Привычные мысли катились по привычным рельсам, как поезд игрушечной железной дороги, но Лев их почти не слушал. Гораздо интереснее было прислушиваться к тому, что происходило вокруг.

– Артём! А-а-артём! – гремел разбойничий голос.

– Да тут я, тут, – отвечал мальчишка откуда-то сверху. – На груше.

– Что делаешь?

– Да опять кирпич закидываю – слетел.

– Ты не забыл? Ты помнишь?

– Что ты меня любишь? Конечно, помню.

– Попробуй только забудь! Я схожу вниз. Может, у Мадины телефон оставил.

– Ты к ней не ходил сегодня.

– Точно?

– Точно.

– Ну так пойду схожу.

– А телефон-то?

Льва уже укачало от этого разговора – бессмысленного, как во сне. А ещё от надоедливого зудящего звука где-то совсем рядом. Бззз-бззз-бззз. Что это? Может, те самые тигриные комары, которые оставляют жертву истекать кровью в цветах рододендрона? Или косматое чудище, спустившееся с гор и затаившееся под верандой? Снежный человек? Одичавший альпинист, выживший под лавиной, но потерявший память?

Лев не успел как следует напугать себя этой картинкой. До него вдруг дошло, что это кто-то пытается дозвониться на телефон, стоящий на вибрации.

Лев приподнял край простыни и выглянул из-под неё, как восточная красавица из-под паранджи. Допотопная чёрная трубка,  похожая на рацию, лежала прямо на полу веранды. Разбитый экран истошно мигал. Лев подкрался, не снимая простыни, поднял телефон и обжёгся – солнце уже выкатилось из-за дома, и бетонный пол раскалился, как плита. На экране сердито светилось имя "Мадина". Потом Мадина погасла, а через секунду зажужжала Зоя. Лев вспомнил ночную знакомую, извергавшую потоки непонятных ругательств с припевом "этот пьяница".

"Надо отнести трубку", – неохотно подумал он, а на экране уже замаячил какой-то Тенгиз.

Льву очень не хотелось ни с кем общаться. Говорить слова, придумывать ответы на никому не нужные вопросы. Особенно угнетала перспектива встретиться с громогласным хозяином, на чьи вопли откликались окрестные петухи.

Правда, Льву никогда не хотелось ни с кем общаться. Так что ждать более подходящего момента не имело смысла. Можно, конечно, положить телефон обратно, как будто он его и не подбирал. Или вечером отдать Нике, пусть отнесёт. Уж её-то не обременит лишняя порция разговоров.

Но все эти люди разыскивают хозяина прямо сейчас. Лев вспомнил, как он сам вчера ночью стоял в кромешной тьме под огромным деревом и молил всех местных богов, чтобы "этот пьяница" взял трубку. Сейчас, правда, вовсю светит солнце, но мало ли…

Лев тяжело вздохнул и сделал шаг туда, откуда раздавался бесконечный разговор отца с сыном. Из-под простыни, висевшей на голове, он видел свои ноги в резиновых шлёпанцах и странные предметы, которыми была выложена садовая дорожка.

Выглядела она так, будто кто-то нетвёрдой рукой плеснул на землю цемент, а потом накидал в него всё, что попалось под руку: камушки и ракушки, обломки черепицы и кафельной плитки, осколки разбитых чашек и тарелок, монетки и кусочки зеркала, которые сияли так, что было больно смотреть. Лев сделал ещё один неохотный шаг, внимательно изучая дорожку.

И тут случились две вещи.  Первое: на его голые ноги налетел кто-то бешеный и чёрный. Второе: телефон завибрировал с удвоенной силой и, как живой, выскочил у Льва из рук.

В следующий миг случились тоже две вещи. Первое: кто-то чёрный повис на крае простыни. И Лев закричал. Второе: телефон, ударившись о цемент, разлетелся на части. И Лев замолчал.

– Дедушка! Спасибо, что нашёл телефон!

Простыня съехала с головы Льва, брякнулась на дорожку, будто была гораздо тяжелее, чем на самом деле, потом закрутилась волчком, зашипела, рванулась в бок и закатилась в заросли. Возможно, рододендрона. Лев не знал.

– А это ты! А я думал, призрак дедушки. Он в саду живёт, часто помогает найти что-нибудь.

Лев успел только пару раз моргнуть, а мальчишка собрал телефон, вытащил простыню из кустов, вытряхнул из неё чёрного котёнка и юркнул в их домик. Когда Лев обернулся, мальчишка уже застелил его постель, включил вентилятор и раздёрнул занавески.

– Чего на море-то не пошёл? – спросил он, проносясь мимо.

– А тут что ли море есть? – прорычал хозяин откуда-то сверху. – Вот это да! Ни за что бы не подумал! Артём! А-а-артем!!

– Да несу я тебе твой телефон, несу, не пугай гостя. Сам говоришь, в аэропорт убежит.

Мальчишка карабкался по приставной лестнице на крышу душа, где сидел хозяин гостевого дома "У бабы Зои", при свете дня ещё меньше похожий на бабу Зою. Правда, чёрная разбойничья борода оказалась всего лишь давней щетиной. Но вид он имел всё равно вполне злодейский. Особенно, когда свирепо колотил молотком по чахлой трубе, которая выходила из слухового оконца и тянулась в большой, закутанный в вату бак, стоявший на крыше.

– Когда знакомиться будем?! – громыхнул хозяин. – Чтоб тебя разорвало! Встань уже на место, как человека, прошу!

Льву потребовалось время, чтобы понять, что первая фраза относится к нему и требует ответа. А всё остальное – это поединок с трубой.

– Я Лев, – пискнул он.

– А я – Мелик, – откликнулся хозяин и снова треснул по трубе молотком. – И это всё? Считаешь, мы познакомились? И теперь друг друга знаем?

Лев пожал плечами. Он, конечно, не думал, что назвав имена, можно узнать друг друга. Но ему и не хотелось знать о ком-то больше необходимого минимума.

– Как хочешь, Лев, – с непонятным укором вздохнул Мелик. – По-нашему знаешь, как твоё имя будет? Леон. У меня так папу звали. Уважаемый был человек. Стихи писал. А потом пропал.

– В смысле пропал? – не понял Лев.

Но Мелик, наконец, обратил внимание на жужжащий телефон, который протягивал ему сын, и зарокотал в трубку.