Не в силах справиться с вожделением, я резко подалась вперёд, ощущая, как тугой огонь его чресел наполняет меня безудержным удовольствием, разливая по телу сладкую судорогу напряжения.

— Люцифер!

Острые звуки, едва сорвавшись с губ, взорвали королевское сознание яростным подтверждением безоговорочного подчинения воле, прихотям, страстям демона. Моя собственная голова кипела наслаждением алоглазого, неуемным желанием, требующим немедленного удовлетворения. Движения демона стали резкими, почти грубыми, но мне невыносимо хотелось усиления царственного напора до онемения в мышцах, до сладких, нескончаемых судорог.

— Дьяволица. — Прорычал наследник, едва отрываясь от моих губ, лишь усиливая низким звучанием хриплого голоса, нарастающее удовольствие.

Потеряв контроль над собственным телом, я извивалась в крепких руках, желая лишь продолжения почти нестерпимых, острых, грубых ласк, приближающих неукротимую бурю, захлестывающего, словно цунами, экстаза.

С каждым новым жёстким порывистым движением, полным горячего подтверждения безграничного обладания, демон выдыхал в мои открытые губы только одну фразу.

— Я скучал. О Шепфа, как я скучал.

Наконец напряжение все усиливающегося удовольствия наполнило до краев, мои стоны становились все громче, его движения все быстрее, пока судорога дикого экстаза не изогнула позвоночник, расправляя крылья, сводя мышцы, лишая разума, заставляя утонуть в нестерпимо острых ощущениях.

Люцифер припал к моим губам, прерывая стоны поцелуями, по его каменному телу струился спазм, то стихая, то вновь накатывая.

Предназначенный владел мной до самого рассвета, делая перерывы только чтобы дать отдышаться, и снова заставляя захлебнуться собственными стонами и порывистыми, грубыми движениями его напряжённого тела, приближающими новый экстаз.

Как только пробуждение утра стало ощутимо в воздухе, алоглазый снизил напор, горячие губы стали нежными, и, последний раз испив безудержного удовольствия до дна, демон медленно отстранился.

Я с тихим вздохом повернулась на бок, наблюдая, как Люцифер подходит к барной стойке и наливает в широкий, прозрачный стакан глифт. Взгляд скользил по его красивому обнажённому телу, расслабленно расправленным крыльям, смольным волнам волос.

— Если продолжишь так смотреть, я вернусь в постель. — Низкий, чуть хриплый голос вывел меня из состояния лёгкого транса.

Подавив взволнованный вздох, я отвела нескромный взгляд в попытке справиться со страстями, вновь приобретающими неконтролируемый характер. Сладкая дрожь прокатилась по позвоночнику, чуть расправляя крылья, заставляя прогнуть напряженную спину.

— Брось, птичка. Ты едва дышишь.

Пурпурная энергия, мягкими волнами расходившаяся от высокой, полностью обнаженной фигуры демона, начала меняться на янтарную, растворяясь в нагретом воздухе комнаты. Темные, перцовые крылья расслабленно расправились, укрывая рельефные, могучие плечи наследника, шумный звук глубокого дыхания стал мерным, последовательно стихая. Повинуясь его спокойствию, заполняющему голову, властно вытесняющему страсти из напряженного тела, похоть схлынула, меняя антрацитовую мглу моей кипящей ауры на темно-серые потоки умиротворения.

Адский наследник одним глотком допил свой глифт и развернулся ко мне.

— Учись подчинять свои страсти, птичка, иначе мы перестанем покидать эту комнату.

Я зарылась в одеяло, укрываясь от нескромного, издевательского алого взгляда. Люцифер сел на край кровати и коснулся кончиками пальцев моих волос.

— Поговорить все же придется.

Мне совсем не хотелось обсуждать проблемы сейчас. Не хотелось злиться, мучиться, не хотелось прощать его. Снова.

— Послушай меня. — Наследник потянул мой подбородок на себя, чтобы поймать взгляд. — Я идиот, птичка.

На дне рубинового взора плескалась боль раскаяния, растекаясь теплом по моим венам. Как же мне все это время не хватало его. Тоска струилась, наполняя комнату запахом фернета. Чувственные губы демона тронула меланхоличная усмешка.

— Ты обрела свой запах. Думаю, мне будет легко привыкнуть.

Густая, почти ощутимая мгла, потекла от моей фигуры в пространство, разбавляя его янтарное сияние. Обвинения застревали в горле, так и не покидая губ, в глазах стояли слезы, не проливаясь, лишь туманя взор. Люцифер аккуратно притянул меня за плечи и крепко обнял, положив подбородок на макушку.

Знаю, предназначенная, знаю.

Эмоции заменили слова, повествуя о том, что случилось с нами обоими во время этой долгой, болезненной разлуки. Наследник постепенно отпускал поток воспоминаний, позволяя мне увидеть причины, поступки, последствия.

Перед мысленным взором пронесся образ Сатаны, наставительно возвещающий кипящему негодованием сыну свою непрекословную волю, затем горячие губы Люцифера коснулись холодного лба спящей предназначенной, в попытке выразить боль предстоящего расставания. Непоколебимая уверенность в том, что так правильно, что бедной птичке не стоит чувствовать ещё и его кипящие страсти, когда она впервые откроет глаза, ощутив себя демоном, заполняла широкую грудь наследника, покидавшего комнату той единственной, которую так хотелось защитить любой, даже самой дорогой ценой.

Образы спутались, словно смазались, заменяясь на мои собственные, повествующие о долгой, мучительной дороге осознания своей сути, способах и попытках обуздать страсти, методах и приемах контроля эмоций.

Снова алая магма безудержной злости, сменила черные потоки тоски и разочарования. Прозрачный, сияющий стакан полетел в стену и разбился, рассыпаясь брызгами мелких осколков. Полуодетая девушка с темными волосами, сброшенная с колен наследника одним быстрым, порывистым движением, боязливо пятилась к двери, страшась отпустить взглядом полыхающего болью и раздражением монстра, сидящего на широком кожаном диване в центре комнаты.

И вот уверенная, остро пахнущая похотью дьяволица вошла в темное пространство плохо освещённого бара. Смольные крылья с ярко-алой каймой, чуть дрожали от переполнявших ее душу страстей и потому словно покрывались огненными сполохами по самому краю при каждом шаге. Темные волосы, крупными волнами падали на плечи и струились по прямой, напряженной, узкой спине. Едва сдержав порывистый вздох, наследник соскользнул полыхающим взглядом по хрупкой фигурке, с раздражением ощущая, как по венам растекается чистый огонь желания. Она была хороша, такая слабая, мягкая, податливая внешность резко контрастировала с дерзким, спесивым, отважным нравом, который всегда выводил его из себя за долю секунды. И хотя алому взору нередко представали демонессы, значительно превосходящие ее в красоте, но все же эта была особенной. Светящаяся, тонкая, словно прозрачная, бледная кожа резко контрастировала с янтарным блеском ее яркого, пронзительного и такого убийственно безразличного взгляда. Длинные пальцы рассеянно очерчивали край вискарного стакана, выдавая скучающее пренебрежение ко всему происходящему. К нему.

Это бесило. Лишало рассудка, заставляя расправить крылья в нетерпении. Но он ждал, не выдавал своей кипящей заинтересованности, позволяя ей сделать то, зачем пришла — позлить себя. Она всегда выводила его, всем своим существом: когда, захлебываясь страхом, отказывалась опустить надменный взгляд, когда переполняемая неприязнью продолжала самозабвенно целовать дьяволенка из школы, когда отважно бросилась защищать никому неинтересного ангела, от него, самого Люцифера, которому боялись перечить даже самые заносчивые и сильные бессмертные. Алоглазый демон удовлетворенно ухмыльнулся изучающе рассматривая эту новую и вместе с тем, такую знакомую бестию. Широкую грудь адского принца разрывало гулкое, быстрое биение сердца от понимания того, кто она и кем является для него.

Бархатная тьма вновь расползлась в объединенном сознании, скрывая образы, оставляя только чувства: кипящую оранжевую боль и гнетущую антрацитовую тоску.

— В тот вечер в баре, когда ты нашла меня, я подумал, что все кончено. — Его взгляд горел неровными сполохами разных оттенков.