Все нехотя вернулись и принялись изучать детали. Экскурсовод согласилась:
– Да, это действительно странно… Впрочем, я думаю, художник просто не закончил эту работу, вы же видите, лицо тоже не прописано… Возможно, нарисовав эту заколку, он думал о чем-то своем, потом бы исправил бы эту неточность… Пройдемте!
Группа двинулась дальше, а она так и осталась стоять. Год назад она ехала к подруге. Но отчего-то решила остановиться здесь на пару дней. На берегу сняла домик. Простой. Деревянный, без затей. Ей просто надо было побыть одной. На старом мостике сидела она, свесив ноги, одной рукой держа открытую бутылку с шампанским, другой отгоняла назойливых комаров. Тишина и закат. Шорох раздался неожиданно близко: из зарослей камышей появился угрюмый мужик.
– Не боись, – опережая ее вопрос, спокойно и размеренно произнес он, – я – местный художник и просто иду мимо.
Однако, как то так само вышло, что он задержался. И оказался не таким уж и угрюмым. И не такими уж грустными оказались деревянные стены ее пристанища. Весь следующий день они провели вместе. Он делал наброски портрета. Скорее, пытался делать, потому что они всякий раз прерывались… А ранним утром она уехала. Точнее, сбежала. И все сделала для того, чтобы забыть это свое приключение. И надо же было так случиться, что ровно год спустя и почти на том же месте ее машина забарахлила. И, коротая время в ожидании, когда местный механик разберется с проблемой, она оказалась в этом музее. На столе на картине лежала ее заколка, обстановка домика была передана автором точно, до последних мелочей. И эти мелочи так о многом ей наполнили. Она словно снова была там и ощущала легкий дымок от их костра, аромат ранних яблок, сложенных в корзину у умывальника. Она протянула руку и прикоснулась к полотну. Бревна были теплыми и шершавыми на ощупь…
Группа тем временам снова оказалась рядом. Экскурсовод плавно направляла всех к выходу, она свое дело выполнила, пора и по домам.
– Вы только посмотрите, – вновь взбудоражила всех монашка, – а заколки то и нет…
Все в очередной раз обступили "Незнакомку". Заколки действительно не было. Сотрудница музея даже потрогала картину, словно не доверяя глазам.
– Ну, что ж.., – нашлась она достаточно быстро, – а это как раз то, о чем я говорила в самом начале: ночь в музее всегда полна неожиданностей, и мы не всегда можем их объяснить. Пройдемте к выходу!
На свежем воздухе, под небом, полным звезд, она смотрела куда-то вверх и улыбалась. Потом подняла руки, собрала волосы в узел и заколола заколкой. В этот момент ночной сторож, обходя зал, увидел, как на какой то миг на картине у незнакомки проявилось лицо. Появилось и пропало. И он долго еще потом рассказывал сотрудникам, что было оно похоже на одну из посетительниц той самой, ночной экскурсии…
Замкнутый круг
Ворота остались за спиной. Он еще слышал их ржавый лязг, но теперь это не имело к нему никакого отношения. Теперь все изменится. Теперь все будет по-другому…
Солнце грело совсем по-весеннему, звенели проталинки совсем как когда то в детстве. Нога побаливала, но ведь это мелочь! Главное – он вышел! Куда теперь податься в первую очередь? Он давно решил это для себя. Жена его не ждет, она получила развод сразу после суда, другая семья, детишки, двое. Он все про нее знает. А вот его сынишка? Вырос уже. Двадцатидвухлетний мужик! Учится и работает. Живет отдельно. Не может он не помнить родного отца! Хотя ему тогда, в далеком теперь году, только-только три исполнилось. И все эти девятнадцать лет, долгих лет заключения, он только о нем и думал. Ему дали больше, ведь он взял на себя и другие дела, но братва зато не оставила без средств его семью. И его бы не поймали, но он замешкался тогда, когда пощадил ту малышку…
Такое солнце зимой, прям весна. Она и сама не знала, зачем арендовала машину и приехала сюда, посекундно сверяясь с навигатором, указания которого понимала не всегда. Пару лет назад она узнала, что она – приемная дочь. Что родилась в России и жила до трех лет в Москве, на окраине города. С папой и мамой. А потом они погибли. И постепенно, шаг за шагом, день за днем, обрывки детской памяти складывались в картинку. И она вспомнила все. А вспомнив, решила приехать из бесконечного лета в суровую, как говорили, русскую зиму и посмотреть на двор своего детства.
По злой иронии судьбы сын жил теперь в том самом дворе, где выполнил он свой последний заказ. Второй подъезд, окна темные. Сына дома еще нет. Он сел на край пустой песочницы. Он тогда тоже, сначала посидел во дворе, огляделся, и только потом занял удобную точку в подъезде. Он и сейчас прекрасно помнил, кого поджидал. Дорогу его бригаде перешел молодой авторитет из приезжих. Разговор в те годы был с такими выскочками короткий. Вот только не повезло тем вечером его жене, очень не вовремя открыла она дверь квартиры. Высокая, худая, красивая. А за ней, цепляясь за ногу и смешно картавя слова, стояла очаровательная девчушка. Решив вопрос с авторитетом, с так не к месту показавшейся женой, он тогда просто не смог, не смог убить малышку. Его и самого дома ждал такой же карапуз…
Она припарковалась неловко. Вот здесь.., кажется.., второй подъезд. Здесь она и жила. Всегда смеющийся папа. По крайней мере, так она его помнила. Мама… Она вспомнила, что рядом был магазин, универсам, кажется, он тогда назывался, а там был йогурт. Она любила клубничный. А еще..? Она подошла к железным качелям, глубоко ушедшим, будто вросшим в землю. Села, слегка качнулась. Громкий, неприятный скрип, будто плач, вынудил ее остановиться. Этот мир так далек от того, к чему привыкла. Здесь время будто остановилось: старая панельная многоэтажка, те же железяки, та же песочница, что была здесь много лет назад. По сравнению с миром, откуда она приехала… Как бы она здесь жила? Была счастлива? И перед глазами снова появилась улыбка отца, она словно кожей почувствовала его нежные руки. Она обвела взглядом пустынный двор. Сутулый человек, машинально сгребающий песок обломком палки, поднял голову и их глаза встретились. Она узнала его сразу, и похолодела от ужаса. Замер и он: высокая, худая красавица, заслоняющая своего ребенка, словно шагнула из его ночных кошмаров. Он вскрикнул, она испугалась, бросилась к дороге. Взятая в прокат машина была с механической коробкой, она не привыкла к такой, поэтому замешкалась, задергалась, потеряла контроль над собой. Вместо того, чтобы рвануть вперед, по ошибке включила заднюю передачу и резко, слишком резко нажала на педаль . Глухой удар. Тормоза… Человеку, припадавшему на левую ногу, эти двадцать метров от песочницы до бездыханного тела его сына показались километрами. Собиралась толпа. Кто, что там кричал, он уже не слышал. Стоял молча, сжав кулаки. Он отчетливо понимал, что ничего для него не изменится, что ничего в его жизни уже не будет по-другому…
Под музыку Вивальди
Первая скрипка вдохновлено выводила ноту за нотой, затем, повинуясь палочке дирижера, мелодию подхватывал весь оркестр. И хотя исполнение любимого произведения продолжалось не больше десяти секунд, именно столько длилась реклама, этого вполне хватило, чтобы женщина улыбнулась, и музыка осталась звучать в душе…
Марина крепко спала после ночной смены на кухне, уткнувшись в сложенные руки, когда раздался звонок. С трудом подняв голову, она медленно, словно наощупь, пошла по коридору, туда, где отчаянно надрывался в кармане пиджака телефон. Поймав своё измученное отражение в зеркале, она смахнула со щеки прилипшую корочку апельсина.
Вызывали на замену. Да, там понимали, что она устала, но рук катастрофически не хватает, и другого выхода на сегодня просто нет…
Марина пила остывший чай, когда снова увидела рекламу по тв: вечером будут транслировать концерт Вивальди. Она прикинула, что должна вернуться к этому времени, поэтому поставила таймер, чтобы не пропустить начало передачи.
