Атмосфера всё больше и больше походила на какую-то слащавую свиданку из третьесортной романтической комедии.

Они ехали по узкой тропинке с небольшого склона. Из головы Донхэ выветрились все посторонние мысли и была лишь одна — только бы не навернуться.

Хёкджэ же думал о вчерашнем дне. Вчера его нервы были уже в который раз проверены на прочность. В какой-то момент он почувствовал липкое отчаяние и смотрел на Донхэ так растеряно, совсем не зная как помочь. Он видел как тому плохо, а к ночи к душевным терзаниям добавилась ещё и интоксикация. Организм не справился с таким количеством алкоголя, а как потом оказалось — вино было единственным, что употреблял Донхэ за весь день. В какой-то момент хотелось вызвать скорую, но младшему стало полегче, и Хёкджэ решил, что сам постарается справиться. Он и подумать не мог, что у Донхэ могут быть проблемы с алкоголем.

Он много курил, и Хёкджэ иногда замечал как трясутся его руки перед первой затяжкой, если тот не курил в течение какого-то времени. Чаще всего Донхэ затягивался на кухне, свесившись в окно, чтобы дым не оседал на поверхностях внутри. Хёкджэ не был против, но иногда начинал разговор о том, что это вредно. Донхэ тогда посмеивался и говорил: «Всё, что я сделал за эту жизнь причинило мне вред, так что от ещё одной затяжки хуже точно не будет.»

Спорить не было сил, да и не хватало смелости. Хёкджэ остро чувствовал нужду быть рядом с этим человеком, и боялся, что тот хлопнет дверью, будь он построже. Проблемы самого Хёкджэ начались ещё задолго до знакомства с Донхэ. Отец — тиран, а мать из тех, кто всё видит, но молчит. Глава семейства вечно был недоволен сыном, хваля лишь за какие-то заслуги. Вечные тычки, хлёсткие удары по щекам, крики и психологическое давление делали из мальчика покладистого, удобного и тихого ребёнка. Хёкджэ боялся сказать что-то против. Была воля отца и не более того. Он ненавидел своих родителей, хотя маму всё же любил, пусть и обижался на неё. Мамины руки всегда были тёплыми и нежными, а ещё очень успокаивающими. Он до сих пор был благодарен за то, что она упросила отца отпустить Хёкджэ жить в общежитие при школе, где он и познакомился с Донхэ.

Когда он впервые увидел младшего, подумал о том, что тот странный, грубый и не вписывается в нормы правильности. Тогда он не понимал, где грани этой самой правильности, да и сейчас, во взрослой жизни, ему было тяжело понять, но Донхэ по сей день умудрялся расширять его мировоззрение.

Хёкджэ вцепился в парнишку, как в спасательный круг, и только тогда понял, что значит делать как велит сердце и мозг, а не отец с ремнём наперевес. Тогда с Донхэ он впервые перехотел взрослеть. Младший дарил ему покой, как объятья мамы. Вся боль сразу же притуплялась и хотелось просто улыбаться, влюбляться снова и снова в эти чудесные искорки на дне глаз цвета молочного шоколада.

Последний год старшей школы был сказкой, которая закончилась с выдачей аттестатов. В тот день Хёкджэ торопился найти Донхэ в толпе выпускников, но нашёл отца. Внутри всё похолодело и он даже не смог сказать что-то против, повинуясь ему беспрекословно. Хёкджэ сел в машину, так и не успев ничего сказать Донхэ. Наверное, он долго ждал старшего на их привычном месте за сараем.

— Я уже договорился со знакомым, поэтому тебе стоит подготовиться. Тебя берут в армию.

Для Хёкджэ эта новость была как обух по голове. Виски заболели, а глаза защипало. Ему не хотелось идти в армию так рано, не хотелось уезжать, но ему не хватило сил пойти против.

Он ещё долго проклинал себя за слабохарактерность и страхи.

В армии пришлось тяжко. Он был одним из самых младших в отряде. И если с дисциплиной и режимом проблем не было, то с нагрузками и беспределом что творили старшие он не мог свыкнуться. Вечные насмешки, переработки, тычки и постоянные наказания в виде физических упражнений, от которых сводило не только мышцы, но и зубы. Порой, он не мог встать с кровати. Хуже всего в этой ситуации было то, что у него не было возможности связаться с кем-то, даже если бы и было, Хёкджэ не был уверен, что Донхэ не сменил номер. Младший частенько снился ему в эти непростые времена и каждый раз он говорил так воодушевлённо и по-детски, как они будут вместе учиться, работать и снимать квартиру, а Хёкджэ смотрел со стороны и понимал, что не по своей вине, но, наверняка, убил в Донхэ детскую наивность и непосредственность.

Два года в армии прошли как один день, равный вечности. Он выглядел несчастно. Родители встречали его с улыбками на лицах, но Хёкджэ не улыбался. Его насильно изменили, сделав замкнутым, зашуганным и смертельно уставшим от этой жизни. Ему хотелось просто отдохнуть месяц другой и ни о чём другом не думать, но отец не дал ему такой роскоши, пихая в университет, на который он убил ещё пять лет своей никчёмной жизни, пытаясь слепить из себя хотя бы подобие человека. Как раз там он и познакомился с Чонсу и под конец учёбы с Кюхёном, который потом уехал в Корею, но связь осталась. В конце концов, они вместе столько пили и играли в компьютерные игры, что успели стать друг другу братьями.

Университетские друзья подарили маленькую надежду на исцеление. К тому же, он пытался найти Донхэ, но это было слишком сложно, ведь после армии он переехал в Нью-Йорк, а в социальных сетях никого похожего на Ли Донхэ не наблюдалось.

Хёкджэ не умел быть жестоким, не хотел им быть. Он хотел быть противоположностью отца, но излишняя мягкость иногда играла с ним злую шутку.

— Хёкджэ, я устал…

Мужчина вздрогнул, нажимая на рычажок тормоза и оборачиваясь. Донхэ опёрся руками на руль велосипеда, отставив задницу, и тяжело дышал.

— Нам чуть-чуть осталось до озера. Поверь мне, оно того стоит, — подъехав к Хэ, произнёс старший.

— Сейчас, пять минут…

Хёкджэ неуверенно положил свою ладонь на спину Донхэ, поглаживая.

— Тебе не жарко в куртке?

Донхэ лишь покачал головой, беря в руки бутылку и отпивая немного.

До озера оставался всего километр, который они преодолели минут за пятнадцать и Донхэ, счастливо улыбаясь и бросив велосипед на склоне, сбежал к пристани, еле успевая затормозить у её кромки, чтобы не свалиться в воду.

Хёкджэ спустился к нему, замечая на дне глаз цвета молочного шоколада те самые искорки, и сердце забилось в разы быстрее, как тогда… Кажется, это было вечность назад.

— Нравится?

— Спрашиваешь тоже! Это действительно того стоило.

Донхэ посмотрел на профиль Хёкджэ, неосознанно засматриваясь на ровный нос, пухлые покрасневшие губы и выраженную линию челюсти. Мужчина щурился от яркого солнца и младший находил это милым, но, поймав себя на этой мысли, перевёл взгляд на воду. Нет, нельзя.

========== Часть 11 ==========

Прогулка пошла им обоим на пользу. Донхэ смог развеяться. Он сидел на пристани, свесив ноги в воду и болтая ими. Хотелось закурить, но мужчина решил, что это будет не этично, поэтому мог лишь смотреть на горизонт и щуриться от яркого солнца. Хёкджэ попросил подождать и никуда не деваться, поэтому Донхэ решил послушаться.

Погода и атмосфера вокруг располагали к тому, чтобы полностью расслабиться и подлечить истерзанную душу. По меньшей мере он себя почувствовал на жарких пляжах Майями не иначе.

Хёкджэ уехал минут двадцать назад, заставляя мужчину надумать много всего: начиная с того, что старший решил от него избавиться таким образом, и заканчивая очередными мыслями о свидании. Рядом с Хёкджэ хотелось так думать, хоть и совсем неуверенно и робко, чтобы запомнить на долгие годы согревающие лучами солнца приятные воспоминания.

— Хэ!

Обернувшись на оклик и приспустив очки на краешек носа, Донхэ непонимающе уставился на пакет в руках Хёкджэ. Неловко поднявшись с места, блондин лишь успел пискнуть, прежде чем свалился в воду, поднимая кучу брызг. Хорошо, что телефон лежал рядом, а не в кармане. Хёкджэ, как в замедленной съёмке наблюдал за тем, как Донхэ встаёт, а потом просто падает, поскользнувшись на половице пристани. Бросив пакет, он помчался к озеру, надеясь, что с младшим всё в порядке.