— Да, Василий, — немного расстроено произнес Дуболомов-Алешин. — Опустить оружие!
— Пропустите нас! — истерически приказал Снегирев, видимо он вообще не контролировал положение, но спешил воспользоваться ситуацией.
Мы протеснились сквозь ряды бойцов к недалеко стоявшей эмке и сели на заднее сиденье. При этом Снегирев все время держал пистолет, наставленный на меня. В кузов ГАЗика, стоявшего сзади легковушки попрыгали автоматчики, сопровождавшие нас. Водитель сразу начал движение, резко набирая скорость.
Мы ехали, и я пытался восстановить хронологию и логику событий. После того, как меня позвал Чопорец, я подошел к штабной землянке и меня вырубили, видимо это действительно был Крысолов, значит он находится не с немецкой стороны, а в недрах нашей контрразведки. Ну конечно, Крысолов скорее всего кто-то из командования НКВД, если даже не сам Берия. Именно такую роль он себе здесь выбрал — роль всемогущего палача. А значит уже когда за мной приехал Собольков, я находился под его незримым колпаком. Я все время пытался найти его следы, а сам уже сидел в его хитро сплетенных силках, да он ожидал моего прихода и готовился к этому. И что же я теперь имею? Моя система вырублена и соответственно сейчас я лишен своих сверхспособностей «супергероя среди инвалидов». Маузера нет, но часы и кольцо вроде бы на месте. Но смогу ли я ими воспользоваться? В любом случае скоро все прояснится.
Примерно через полчаса мы подъехали к двухэтажному зданию. Мы вышли из машины, и Снегирев повел меня в подвал здания, полностью отвечавшего моему представлению о «застенках НКВД». По крутым ступенькам мы спустились вниз и меня завели в кабинет. Здесь Снегирев развязал мне руки и оставил. Я осмотрелся. Унылые стены, выкрашенные зеленой краской. Посередине небольшой комнаты стоял стол, сверху свисала электрическая лампочка, которая наполняла помещение тусклым мерцающим светом. В углу был рукомойник.
В комнату вошел боец внушительного вида и молча посадил меня на табурет за стол, придерживая рукой. Дверь в комнату снова открылась и напротив меня сел грузный лысый человек в форме майора НКВД, чем-то смахивающий на Берию, только без пенсне.
— Ну что же, давайте начнем, меня зовут Андрей Николаевич, — устало сказал он, доставая и протягивая мне пачку папирос «Красная звезда», — если хотите, то курите.
Я отрицательно мотнул головой. Похоже Крысолов решил со мной немножко поиграть. Ладно, я ему подыграю.
— Фамилия имя отчество?
— Вы его знаете.
— Год и место рождения?
— Я не вижу смысла отвечать на эти вопросы
— Образование?
— Я беру 51 статью Конституции и требую адвоката.
Майор отложил бумагу с ручкой, потом достал платок и протер свою лысину, затем кивнул человеку, который стоял сзади меня. Тот чувствительно двинул меня несколько раз в бок, на некоторое время у меня пропало дыхание, а когда я снова смог дышать, особист снова взял ручку.
— Постарайтесь как можно более ясно ответить, на кого вы работаете? Кто вас завербовал? И с какой целью? Поверьте, игра в молчанку только усугубит ваше положение, и мы так никуда не продвинемся с вами.
— Хорошо, я буду отвечать, но у меня есть одна просьба, вернее условие, давайте так, я отвечаю на ваши вопросы, а вы на мои. Ответ за ответ? Идет?
— Что вы хотите знать? — заинтересовано спросил лысый.
— Вы знаете Крысолова?
— Нет. Ваша фамилия?
— Джеймс Бонд. Вы знаете, Берию?
— Да. И товарища Калинина и товарища Сталина. Год и место рождения?
— Англия, место и год рождения не помню. Вам что-нибудь известно о группе из 127 детей, находящихся перед самой войной в пионерском лагере «Юный коммунар» недалеко от Бреста?
— Нет. На кого вы работаете?
— Британская разведка. Как мне связаться с вашим руководством?
— Это зависит от ваших ответов, если они будут интересны, я извещу свое руководство. С какой целью прибыли в действующую Красную Армию?
— Послушайте, Андрей Николаевич, вы же умный человек, ну зачем нам эти игры, просто скажите мне, что вам передал для меня Крысолов или, позвольте мне с ним поговорить. Какие у него есть требования?
Я предположил, что видимо везде в комнате стояли камеры и Крысолов наблюдал за нами. Или мог это делать любым другим способом. Я поднял голову и крикнул в пустоту, обращаясь к нему:
— Ты же понимаешь, что мы все равно тебя вычислим? Послушай, я не знаю, кем ты себя возомнил, но поверь мне, через пару дней, мы поменяемся местами, но только это будет уже в реале, и допрашивать буду уже тебя я. Хватит валять дурака! Давай поговорим как нормальные люди без всех этих игр. Крысолов! Я же знаю, что ты сейчас наблюдаешь за мной, давай уже выходи!
— Вы закончили? — устало спросил майор и снова протер лысину. Но бить меня больше не стали.
Он достал из стола толстую папку с надписью «дело» и моей фамилией. Затем из папки он извлек листок.
— Это донесение нашего сотрудника: восхвалял немецкую тактику, генерала Гудериана, высказывал недоверие планам советского командования и утверждал, что немцы скоро захватят Москву, командиров называл офицерами. Требовал послать его с ротой бойцов Красной Армии на встречу с Гудерианом.
— Ну да, были такие разговоры, но только я не говорил, что немцы захватят Москву, Гудериан просто направится к ней, после того как немцы оккупируют Киев. А Собольков рассказывал про сбитый мной самолет? Про немецкого полковника, которого мы доставили с ним в штаб армии?
Майор достал другой листок.
— Попав в плен в немецкой форме, показал советское наградное оружие, принадлежащее другому человеку, посредством которого воздействовал на командира, называя себя личным порученцем товарища Сталина. Высказывался за длительность войны в силу превосходства немецких войск, говорил о стремительном неминуемом наступлении врага, а также полную гибель нашей авиации. Заставил спороть с формы нашивки бойцов Красной Армии.
— Это что, Чопорец что-ли? Ну Андрей, от тебя я такого не ожидал.
Особист достал видимо следующий донос.
— Высказывался против атак Красной Армии с целью сдержать наступления врага, призывал бойцов не слушать наставления политруков, с помощью группы приданных ему бойцов произвел самовольный захват управления ротой, а впоследствии отстранив командира объявив себя командиром батальона, дал поручения изготовить дорожные указатели с надписями на немецком языке.
— Ну, Сенцов.
Майор вытащил следующий листок.
— Представился командармом Красной Армией, заявил, что роль командиров и комиссаров в наших войсках незначительна и солдаты воюют сами по себе, не подчиняясь никаким приказам. Раскрыл планы по встрече с Гудерианом и переходе на его сторону. Высказывался о том, что некоторые немецкие генералы недостаточно преданы фюреру и за это их ждет виселица.
— Гусеница проклятая, ну попадись ты мне еще!
— Как видите в этой папке достаточно свидетельств того, чтобы трибунал вынес верное решение и приговорил вас к высшей мере наказания за предательство и измену Родине. Единственная ваша возможность как-то смягчить наказание, дать показания на командарма Коробкова, который трусливо приказал отступать и сдал наши позиции врагу. Также нам хотелось бы узнать, как вам удавалось воздействовать на наших бойцов, чтобы им казалось, что вы в одиночку уничтожаете самолеты и танки противника? Вы же не будете утверждать, что сбивали самолеты из винтовки?
— Не только из винтовки, но и гранатами тоже. И вообще, пока вы как тыловая крыса, сидите и занимаетесь здесь фабрикацией всех этих дел, я воевал с немцами, каждую минуту рискуя жизнью. Можете спросить любого бойца моего батальона о моих действиях. И если вы считаете, что я — предатель и изменник, и хотите замарать мое имя, то знайте, другие уже совсем скоро напишут обо мне поэму.
Майор закрыл папку и устало кивнул бойцу, стоявшему позади:
— Уведите!
Мне снова завязали руки и вывели из кабинета. Меня проводили в камеру, мало отличавшуюся от той, где меня допрашивали, за исключением, того, что здесь была железная кровать с сеткой без постельного белья, и отсутствовала раковина. Никаких окон в этом подвале не было. Руки развязали и оставили одного.
