Когда Харпер вернулась в свою спальню, её всё ещё лихорадило. Жара, которая совсем недавно вызывала у неё раздражение, теперь дарила покой. Во всяком случае, в ней не было ничего пугающего и сверхъестественного. Но мигрень продолжала набирать обороты, и девочка достала из сумки маленькую таблетницу, которую мама наполняла для неё каждый день. Остальные лекарства хранились под замком в аптечке, спрятанной подальше от детей. Приняв ибупрофен, Харпер продолжила распаковывать вещи.

Расставляя книги, она наткнулась на небольшой фотоальбом. Мама подарила его девочке накануне их отъезда из Нью-Йорка. Тогда альбом не вызвал у неё особого интереса, но сейчас, усевшись на неубранную кровать, Харпер решила отвлечься от дел и посмотреть фотографии. Юна скрупулёзно подписала каждый снимок, указав год, когда тот был сделан, и возраст своей дочери. Она славилась подобной дотошностью, наверное, именно поэтому ей удалось сделать блестящую карьеру корпоративного юриста. В начале, как и полагается, шли детские фотографии. Девочка улыбнулась, глядя на двухлетнюю себя, поедающую свои первые в жизни спагетти. На следующем снимке ей уже было четыре. Скорчив страшную рожицу, она стояла рядом с сестрой возле скелета тираннозавра рекса в Музее естественной истории. А Келли со скучающим видом закатывала глаза. Рассматривая кусочки своего прошлого, Харпер никак не могла отделаться от странного ощущения, словно перед ней собранный пазл, в котором не хватает одной детали прямо в центре картинки.

Это неприятное ощущение часто преследовало девочку после несчастного случая, который разделил её жизнь на до и после. С тех пор она совершенно перестала себя узнавать. Казалось, она стала другим, незнакомым себе человеком. Переворачивая одну страницу за другой, Харпер старательно игнорировала головную боль, которая тем временем всё нарастала. И чем больше она размышляла об отсутствующей детали пазла, тем сильнее становилась её мигрень. Как ни печально, о том, что с ней случилось, она знала лишь со слов родителей. Всё, чем она располагала, – сухие факты, оставляющие после себя больше вопросов, чем ответов. Прошлой осенью школу девочки охватил пожар. После этого она попала в медицинское учреждение, где с ней произошло нечто страшное, но что именно, не знал никто, включая саму Харпер.

На последней фотографии в альбоме она лежала на больничной койке с загипсованными руками. Келли держала перед ней большой кремовый торт, а притаившийся рядом Майкл широко открыл рот, чтобы впиться зубами в этот кулинарный шедевр. Написанная рядом дата оповещала, что на снимке запечатлён прошлогодний Хеллоуин. Именно так прошёл двенадцатый день рождения Харпер. И пусть на фото она широко улыбалась, в её глазах читался взгляд затравленного зверя.

Девочка рассеянно потёрла сперва одну руку, а затем другую. Полгода назад, когда с них наконец-то сняли гипс, врач предупредил её о возможных фантомных болях. Ничего подобного она не замечала, а вот ощущение скованности так и осталось. Время от времени ей казалось, будто руки до сих пор загипсованы.

Разглядывая своё больничное фото, Харпер поморщилась. Открытые переломы обеих рук, сломанные рёбра и ключица… И, что самое поразительное, ни одного, даже самого смутного воспоминания о случившемся! Девочка не сомневалась, произошло нечто настолько ужасное, что её разум подавил все воспоминания о деталях этих страшных событий. Так почему же теперь ей так сильно хотелось всё это вспомнить?..

Я ненавижу:

1. Наш новый старый дом

2. Говорить о своих чувствах

3. Вашингтон, столицу США

4. Вести этот дурацкий дневник

Я бы никогда не стала здесь писать, если бы не мой психотерапевт. Она обещала, что это поможет мне вернуть воспоминания. Теперь, после переезда, я больше не смогу видеться с ней, а поиск нового врача займёт какое-то время. Так что она посоветовала мне вести дневник. Обожаю Джули. Если честно, не думаю, что я смогу найти здесь психотерапевта, который понравится мне так же сильно, как она. А раз так, как я смогу делиться с ним своими самыми сокровенными мыслями? Да и вообще мне не очень нравится терапия. Это прикольно только в кино. А в жизни это ужасно скучно.

Радует одно – этот дневник я веду только для себя, и больше никто его не увидит. А значит, я могу писать здесь цветными ручками и рисовать каракули где пожелаю. Уверена, Келли сказала бы, что это пустая трата времени. Она вообще не одобряет всё, что связано с бумагой. Ей кажется, что бумага устарела, ведь теперь для всего на свете есть интернет. Да она практически живёт в интернете! Был момент, когда она совсем сильно съехала по этой теме и целую неделю рассказывала всем подряд о том, что бумага мертва. И я не преувеличиваю – это реально длилось целую неделю! Она настолько меня этим довела, что я пошла в её ванную комнату и размотала всю туалетную бумагу, которая там была. А потом взяла её красную помаду и написала на зеркале: «Бумага мертва». Больше Келли меня не доставала. Но всё равно каждый раз, когда я записываю что-нибудь в блокнот, она бросает на меня неодобрительные взгляды.

Но мне плевать, что она думает. Я люблю бумагу. Мне нравится чувствовать, как ручка скользит по листку, нравится запах новых тетрадей и блокнотов. А ещё мне нравится, что этот дневник может вернуть мои воспоминания. Надеюсь, так и будет. Я готова на всё, лишь бы избавиться от этого ужасного чувства пустоты. Иногда меня охватывает жуткая паника, а ведь я даже не знаю почему! Ненавижу это! И всё, что мне остаётся, – писать в этом дурацком дневнике.

ДЕНЬ УЖЕ КЛОНИЛСЯ К ВЕЧЕРУ, но жара и не думала отступать. Харпер лежала на полу в своей душной комнате и обмахивалась красивым веером с рисунком цветущей вишни. Мигрень прошла, но девочка всё ещё чувствовала себя слишком слабой, чтобы разбирать вещи, так что вокруг неё теснились десятки картонных коробок. С момента переезда она успела распаковать лишь свою одежду и несколько особо дорогих её сердцу мелочей. Плюшевый Тоторо занял почётное место на комоде рядом с фигурками персонажей из «Унесённых призраками». А перед ними на самом видном месте Харпер поставила чёрную лакированную шкатулку с перламутровой бабочкой на крышке, которую её бабушка привезла с собой из Кореи.

Чтобы хоть как-то облегчить свои страдания, девочка собрала густые тёмно-каштановые волосы в пучок. Но это не помогло, и горячие струйки пота продолжали стекать по её шее.

– Ненавижу это место, – проворчала она и замахала веером вдвое усерднее.

Теперь их старая квартира с исправным кондиционером казалась Харпер настоящей роскошью, как, впрочем, и сам Нью-Йорк. Конечно же, летом там тоже не обходилось без жары, но от неё всегда можно было укрыться в прохладном супермаркете или кафе. А в Вашингтоне дела обстояли совершенно иначе. Ближайший магазин находился километрах в четырёх от дома Рейнов, и девочка не решилась бы идти туда пешком под палящими лучами солнца. Она дошла до такого отчаяния, что даже подумывала попросить свою старшую сестру свозить её в торговый центр – та не так давно получила права и могла пользоваться машиной родителей. Но Келли едва ли предпочла бы такой досуг общению с друзьями в интернете. Оставалось лишь надеяться, что рано или поздно родители решат оторваться от своих дел и съездить за продуктами. Харпер закрыла глаза и погрузилась в охлаждающие мечты, представляя, как засовывает голову в морозилку, обнимает огромную ледяную скульптуру и облизывает яркий и сочный фруктовый лёд…

Очевидно, визуализация сработала: откуда-то снизу послышался голос Юны:

– Кто-нибудь хочет съездить со мной за мороженым?

Глаза девочки широко распахнулись. «Ух ты, да я настоящая волшебница», – усмехнулась она про себя.

– Харпер! Харпер! Скорее выходи! Мы едем за мороженым! – радостно визжал Майкл, прыгая вниз по ступеням.