Коротко вскрикнув, я беспомощно замахала руками в воздухе, и уже приготовилась к неминуемому падению, как чья-то сильная рука ухватила меня за футболку, словно котенка за шкирку.

– Хватайте меня за руку! – раздался знакомый голос ректора. – Вот, так, держу!

– Пожалуйста, не отпускайте! – взмолилась я, держась за широкую горячую мужскую ладонь, точно за последнюю соломинку.

– Держу, не бойтесь!

Кристиан протянул мне вторую руку, перехватил покрепче, и рывком втянул меня в окно. Сила инерции рывка не дала ему возможности устоять на ногах, и вместе мы полетели вниз, он приземлился на пушистый бежевый ковер около письменного стола, а я прямо на широкую твердокаменную мужскую грудь.

– Цела? – тяжело дыша, Кристиан ощупывал мою спину и то, что пониже, правда когда осознал, что наминает кое-что упругое и пикантное, постоянно жаждущее приключений, то тут же ладонь свою горячую убрал, порозовев. Снял меня с себя, и оставив на полу тут же выпрямился во весь свой двухметровый рост.

– Как это понимать, мисс Сандерленд?

– Э-э-э… – я потирала ушибленный при приземлении на твердого, почти железного ректора бок и лихорадочно соображала, чего бы придумать на этот раз.

Так и не дождавшись от меня ничего вразумительного ректор нагнулся, подал мне руку, как истинный джентльмен. Кряхтя и переживая, не придавила ли там своих паучат, я встала на ноги, стараясь не глядеть на красавчика-ректора в одной лишь майке. Тот бросился к полу, подобрал рубаху и немедленно надел ее на себя, прикрыв таким образом великолепные мышцы от глаз одной хулиганской студентки, стесняшка.

– Мисс Сандерленд, вы не ответили на мой вопрос.

– Я…

– Вы подслушивали? – заломил ректор красивую бровь, – Подсматривали? Как часто вы этим занимаетесь, юная леди? – и хотя его голос был суров, но в черных глазах была какая-то едва заметное восхищение и… нежность?

– Нет, что вы, господин ректор? – почему-то этот его взгляд смутил меня, уж лучше бы обругал, как всегда. – Я это, занималась… укусами красоты!

– Чем?! – опешил мужчина.

– Ну так вы не читаете наверно модных журналов…

– Нет, я предпочитаю аналитические издания.

– Так вот, а сейчас в моде пухлые губки! Повезло тем, у кого они такие от природы. А что делать остальным, кого природа не одарила подобной красотой?

– Заняться делами! – предположил ректор.

– Нет, это можно исправить. Укусами пчел, например! Покусают тебя два-три раза и красавицей неделю ходишь!

Самое смешное, что я не врала. Инъекции из пчелиного яда и вправду стали популярны в последнее время. Но чтобы вот так, так сказать натурально, укусами, думаю ни одна модница не пошла бы посидеть около улья, надув губки, даже ради красоты. Но ректору этого знать не обязательно.

– А причем здесь это дерево и мое окно? – всё не унимался ректор.

Вот это да! Вот это невнимательность! К нему что, ни одна пчела в комнату не залетала?! Они же у него под окнами ульи, словно новую общагу построили!

– Ну как же, господин Ротенбергский, – победоносно улыбнулась я, – выгляните в окошко, да посмотрите, кто у вас в соседях!

– Ох-хо-хо… – неопределенно простонал Кристиан и несильно ударил себя ладонью по лбу.

– Осы, мисс Сандерленд!!! Это – ОСИНЫЕ гнезда, не пчелиные! Ос еще не стали в вашей косметологии применять?

О-о… вот это я затупила! А ведь правда! Паучков именно осами кормить надо, и лазя на дерево, я тоже это знала. Но вот так вот врать. Хорошо, что ректор считает меня глупой и мое вранье принял сейчас за чистую монету.

– Простите, господин ректор, – улыбнулась я, призвав на помощь все свое девичье обаяние. – Я больше не полезу на дерево, обещаю вам.

Хоть бы не выгнал теперь… Но вместо этого, ректор вдруг подался ко мне, положил две разгоряченные ладони на мои голые предплечья, и как то странно посмотрев на меня, пробормотал:

– Мисс Сандерленд, вы очень красивая. Поверьте, я – тоже мужчина, и я знаю толк в женской красоте. Так вот, я заявляю вам со всей ответственностью: вы – прекрасны!

Ох ты ж жучки-паучки, ложки-матрешки… это что он сейчас делает? Он мне в любви признается? Ой, нет, не может быть, но эти его сильные руки на моих… они такие огромные и горячие, что у меня аж в животе щекочется все… ай, не могу!

– Не майтесь дурью, от падения с дерева и укуса ос вас спасло чудо. Пообещайте, что…

В животе летали не просто бабочки, а, а… паучата! Мохнатка активировалась, отчаянно щекоча меня в районе пупка, словно пыталась сгрызть колечко пирсинга.

Я дернулась в руках ректора. Тот тут же отпустил меня, сложив ладони в кулаки.

– Ох… – простонала я в голос, – ох, не могу!

– Что случилось, мисс Сандерленд? – озабоченно глядя на меня спросил ректор.

– Мохнатка! – выпалила я на автомате. – Мохнатка, зараза, чешется!

Что тут случилось с ректором… я еще ни разу не видела столь очевидной кожной реакции. Все его лицо, вся кожа под аккуратной бородкой сделалась густого свекольного оттенка.

– Мисс Сандерленд! Наверно оса все-таки укусила вас! – выдавил из себя Кристиан, – Позвольте я посмотрю, возможно она забралась к вам в …

Одним властным движением ректор потянул меня на себя. Секунда и я оказалась прижатой к твердому мужскому телу, очень хорошо пахнущему дорогим парфюмом, между прочим.

Но тут я дернулась от того, что зазудело в районе моих первых девяноста.

– Блохи! – зашипела я на тройняшек. – прекратите немедленно!

Как ни странно, но на паучат это не произвело никакого впечатления, зато ректора эти слова явно отрезвили. Он отпустил меня, извинился, и быстро удалился из комнаты, бросая на ходу:

– Сами себя осмотрите! Если будут укусы, я внизу!

Принимать душ с паучатами было тем еще удовольствием. Я еле как согнала их с себя, всеми правдами и неправдами. Закрыла кабинку душа, ибо детям малым нехорошо смотреть на нагих взрослых дев и под тонкий жалобный плач малышей совершила омовение минут за пять, хотя ранее любила поплескаться под горячей водой подольше, делая всякие маски и скрабы для поддержания красоты. Да уж… с детьми, даже если они и паучата, времени на себя совсем не остается.

Едва я вышла из душа, как паучата атаковали меня, блаженно рассредоточившись по моему телу. Мохнатка же как всегда держалась ближе к лицу, ластилась и курлыкала. Первый раз мне встречается такой ласковый паук! Она точно в предыдущей жизни была кошечкой, иначе как объяснить такое поразительное сходство в поведении?!

Спрятав Мохнатку под полотенцем, я собрала все принадлежности в косметичку, и открыла дверь в общий предбанник. И чуть не закричала от неожиданности. Кристиан Ротенбергский стоял опираясь на раковины, скрестив длинные сильные ноги.

– Не стоит бояться, мисс Сандерленд, – как можно более холодно произнес он, – сюда никто не войдет, я наложил заклятье замка на двери.

Э-э-э… а зачем? Неуж-то догадался про паучков и теперь шею мне свернет, а Мохнаточку и блох в расход?

Я внимательнее пригляделась к ректору, пытаясь считать его мысли по позе, жестам, словам… Конечно, физиогномист из меня тот еще, но мне показалось, что мужчина ведет себя как-то странно. И еще, по его порозовевшим щекам и по тому, как он старательно отводил от меня, полуголой, прикрытой лишь большим широким полотенцем, взгляд, было понятно, что смущен он не менее моего.

– Деликатная проблема требует деликатного решения. – сообщил господин ректор и кашлянул, словно прочищая горло.

Я покосилась на него. В смысле? Я знаю, что я проблема для Академии и отнюдь не деликатная. Это он меня сейчас на кусочки почиркает, а потом в канализацию спустит?

И Кристиан, словно подтверждая мои мысли подался ко мне, приблизился в два шага, его руки потянулись к моим, ничем не прикрытым плечам, застыли около кожи, покрытой едва заметным золотистым пушком в такой близости, что я почувствовала тепло, исходившее от них.

– Чисто визуально укусов пока не видно. Пока. – пробормотал он, акцентируя внимание на последнем слове. – Но если их не вывести, то проблема может стать очевидной и для всех окружающих.