– Поверить в это не могу, – покачав головой, на самой грани слуха прошептала Гермиона. – Нет, это просто, уму непостижимо!

– И тем не менее, похоже, это чистая правда, – внезапно подал голос Поттер, который уже успел незаметно покинуть комнату и вернуться.

– Гарри? – Грейнджер вопросительно изогнула бровь, переводя взгляд на друга. – Что-то ты быстро во все это поверил.

– А ты взгляни на гобелен Блэков, – Поттер только рукой махнул. – Там уже от Драко образовалось ответвление, и красуется имя наследника. Александр Грейнджер Блэк, к слову. «Блэк» выведено тем же шрифтом и начертано в том же цвете, что все остальные наследники рода. «Грейнджер» в скобочках.

– Госпожа Гермиона давеча спросила Кричера, почему Кричер называет маленького господина Александра своим господином, – раздался из угла скрипучий, но явно самодовольный голос домашнего эльфа семейства Блэк. – Кричер называет маленького господина Александра своим господином, потому что он и есть наследник рода Блэков.

– А может, всё-таки Малфоев? – скрестив на груди руки, процедил Поттер и обернулся к Драко. – К слову, никто в меноре не обратил внимание, что от твоего имени появился весьма чёткий «росточек»? По всему выходит, что Кричер тут с первой минуты знал.

– Кричер совершенно точно знал, – казалось, теперь старый эльф даже уже не притворялся, что должен слушаться Поттера. – Но господин Малфой приказал Кричеру ни слова не говорить о крови господина Александра. Кричер не мог ничего сказать про маленького господина Александра, но Кричер может точно сказать, как наследуют в доме Блэков, когда мужская линия обрывается. И Кричер может рассказать, что в благородном доме Малфоев незаконнорожденные сыновья не могут наследовать, даже если после их рождения связь с матерью закрепляют законным браком. А в благородном доме Блэков незаконнорожденные наследовать имя могут. Маленький господин Александр однозначно наследник благородного и мудрого дома Блэков, а не Малфоев.

– Ты забыл упомянуть, – Малфой тяжело вздохнул. – Что причиной подобной «гибкости» твоего «мудрого» дома Блэков является тот факт, что больше наследников по мужской линии просто нет. Их всех или выжгли с гобелена за меньшее, чем связь с магглорождённой, или они не оставили наследников. А меня просто выжечь некому. Глав дома не осталось, я у вас на гобелене последний с кровью Блэков.

– И это не меняет факта, - Кричер гордо выпятил грудь и прищурился. – Что маленький господин Александр теперь наследник благородного рода Блэков. А когда господин Драко Малфой женится на госпоже Гермионе, имя Грейнджер исчезнет с гобелена. Маленький господин Александр станет только Блэком.

Малфой, которого непрозрачные намёки Кричера слишком очевидно раздражали, особенно если учесть, что все они сейчас были в защиту чистокровного дома, который даже на своем девизе подчёркивал неоспоримую преданность идее чистокровности, не говоря уже о том, что произвёл на свет его тётку Беллатрикс, опасно прищурился.

– А что с «Чистотой навек» делать будем, Кричер?

– Они уже сделали, – внезапно хмыкнул тоже только что вернувшийся в комнату Теодор Нотт. – Отныне девиз «благороднейшего» дома Блэк гласит: «Чистые сердцем навек».

– Ловко, – согласно кивнул Поттер, который как раз на девиз при своем собственном посещении гобелена не обратил внимание. Концентрировался только на последней строке.

– А давайте немножко вернёмся назад, – внезапно ледяным тоном процедила Гермиона Грейнджер, перебив парней. – Малфой, что ты имел в виду, когда сказал, что за все это я могу поблагодарить Энтони? Он здесь причём, я его вообще кучу лет в глаза не видела. Последний раз, наверное, мы с ним близко общались в Хогвартсе.

– Серьезно? – Малфой скрестил руки на груди. – Что ж, а вот он тебя видел, и не раз, в том самом баре. Что слегка противоречит твоему заявлению, что в тот день, Грейнджер, когда я подкатил к тебе в образе, слегка напоминавшем Поттера, ты была там в первый раз. И тебя там видели и до того.

– Ты с ума сошел? Кто мог меня там видеть?

– Блейз, например, – процедил Малфой и, заметив выражение лица Гермионы, пояснил. – Забини, если ты так не припомнишь. И прежде, чем ты начнёшь отрицать, что когда-либо с ним разговаривала, сразу скажу: Блейз к тебе не подошел тогда. А Гольдштейн к тебе подкатил в своем собственном облике, завёл беседу. Ты его отшила, а когда он слегка пораскинул мозгами и изменил внешность на напоминающую Поттера, если верить его словам, то «старания не прошли даром и того стоили».

– Малфой, я понятия не имею, какие галлюциногены вы там все пили или чего нанюхались, но такого никогда не было. Последний раз я близко общалась с Энтони, когда он пригласил меня на свидание. Это было ещё в Хогвартсе, и ничего путного не вышло.

– Это я помню, – тут же авторитетно заметил Эрни Макмиллан. – Гольдштейн тогда рвал и метал в гостиной, что ему дали от ворот поворот. Что-то про твое увлечение тупыми идиотами, Гермиона, уж прости, было упомянуто больше, чем один раз.

– Смею заметить, – теперь подал голос Поттер, мгновенно отметив выражение лица Гермионы и вполне справедливо подозревая, что если учесть, что Энтони добился успеха в обличии, напоминавшем его собственную внешность, то и самому Гарри комплиментов не подразумевалось. – Что если мы, господа, исходим из довольно яркого доказательства, что как раз Малфой в конечном итоге и обошел Гольдштейна, то теория «увлечения идиотами» рушится на корню.

– Спасибо, друг, – Малфой закатил глаза, но его прервали прежде, чем он мог продолжить.

– Да подождите вы, – отмахнулась от обоих Грейнджер, которую явно вопрос «увлечения тупыми идиотами» совершенно не волновал. – Мне намного важнее понять, что здесь вообще происходит. Кого видел в баре Блейз Забини? С кем переспал Энтони Гольдштейн будучи уверенным, что это была я?

– Мерлин на дракле! – внезапно всплеснул руками Нотт и обернулся к Паркинсон. – Панси, а ты ничего не хочешь сказать?

– Она-то тут причём? – мгновенно взвился Малфой. – Вот Паркинсон вообще никаким боком к этому не может иметь отношения.

– Серьезно, Драко? – Теодор Нотт насмешливо приподнял бровь. – А если мы вспомним, что с таким волшебством высшего уровня, как модифицированный гламур, который больше всего напоминает трансфигурацию, у Паркинсон всегда были проблемы? Зато на четвёртом курсе по Краму она очень даже точно сохла, а когда увидела его на балу с Грейнджер, просто рвала и метала? Да и Поттер тоже тебе всегда нравился на последних курсах, Панси, ты ещё негодовала, что ему нравилась Уизли? С Чанг проблем не было, у вас внешность одного типа, а Джиневра просто тебе была костью в горле!

– Что? – Поттер, словно в замедленной съемке, обернулся к Паркинсон. – Ты же требовала выдать меня Волан-де-Морту!

Внезапно, в комнате разразился громкий смех. Гермиона хохотала, практически согнувшись вдвое. Когда её небольшая истерика закончилась, а другими словами назвать подобный выброс эмоций было уже просто невозможно, Грейнджер утёрла выступившие на глазах слёзы и повернулась к красной, словно рак, бывшей слизеринке. Покачав головой, Гермиона обратилась к Гарри.

– Помнишь маггловскую пословицу про фурию в Аду, которой хуже нет? То есть, отверженную женщину? Похоже, это относится к тебе и Паркинсон, – Гермиона покачала головой и продолжила уже намного серьезнее, теперь обращаясь к Панси. – Я только одного не могу понять, зачем было превращаться в меня?

– Потому, Грейнджер, что у меня осталась прядь твоих волос, – пробурчала Паркинсон. – Я раздобыла их ещё в Хогвартсе. Каким-то образом, к тебе клеились все парни, которые нравились мне. Правда, с Поттером вы только друзья, но это я поняла намного позже. Впрочем, я ещё хранила твои волосы на случай, если мы проиграем, как предсказала Трелони, и мне срочно нужно будет сбежать из Волшебного мира. Это было бы намного проще сделать в твоем обличии, плюс, Нотт уже тут растрепал, что модифицированной трансфигурацией внешности я не владею. Поэтому я просто посчитала, что если будет необходимость, то всегда смогу воспользоваться под шумок оборотным с твоим волосом.