Порой Даламар видел во сне себя − точно со стороны − совсем юного эльфа в черном ученическом одеянии. Он стоял, покачиваясь, в Шойкановой роще, еле живой, и с надеждой смотрел на темную фигуру, что направлялась к нему навстречу. Тот молодой эльф был давно мертв, и Даламару, несмотря на то, что он сейчас владел всем, о чем мечтал тот юнец, было ужасно досадно. Он скорбел о нем каждый раз, когда открывал глаза. Но недолго.

Потому что последние два года, а особенно это безумное лето, просто погребли его под ворохом событий.

Окончательный разлад в отношениях между Такхизис и Нуитари. Магия, что уходила из рук, будто его покровитель слабел. Его ученики, что тоже жаловались на утечку сил. Появление нового ордена, так называемых серых магов, что служили Такхизис. Гибель Юстариуса. И… Теперь он − глава Конклава. Он, которого после той пламенной речи, произнесенной много лет назад, тоже начали считать ренегатом, он, к которому главы орденов тоже отправляли шпионов. И ни радости, ни гордости, лишь плечам стало еще тяжелее от свалившегося на них бремени. Новая война на горизонте.

И слухи, один нелепее другого.

Прежний Даламар бы искренне рассмеялся, услышав, что Рейстлин Маджере сделал ребенка женщине-эрду. А сейчас он лишь равнодушно усмехнулся такой глупости.

Но однажды Йенна, его талантливая бывшая ученица, в свою очередь называющая его «шалафи», искренне считая, что ему приятно, Йенна из красной ложи, что стала теперь его любовницей, в один прекрасный день привела эту самозванку прямо к нему в башню. При себе у девчонки были сумки, набитые магическими предметами эрдов, и вездесущий кендер Тассельхоф, с которым она успела завязать знакомство в Палантасской тюрьме.

Даламар пристально вглядывался в лицо девушки, желая найти там черты шалафи. Но не находил их. В том же Палине, который не так давно приезжал к нему в башню, жалуясь, что так и не может найти себе наставника, и то было больше от Рейстлина.

Но у этой самозванки − почему-то он никак не мог запомнить ее имя − и в самом деле было с собой письмо, адресованное ему, Даламару Темному, как теперь уважительно его называли.

Скользя взглядом по пергаменту, он задумался о том, когда это он успел стать этаким мудрецом, к которому все, даже гордые эрды, обращаются за советом. Он, грустящий по мальчишке-эльфу, что искал своего учителя.

Кажется, вскоре эти сны перестанут его беспокоить.

Потому времени на сон больше не останется. Потому что очень скоро, вероятно, мир перестанет существовать.

Серый камень и заключенный в нем Хаос. Старинное предание. Древняя как сам мир раса, что собиралась сделать и, скорее всего, уже сделала самую большую глупость за историю Кринна.

Известие о том, что Врата в Бездну открыты, открыты изнутри Рейстлином Маджере для своего дорогого племянника, настигло его уже в Вайретской Башне, куда он отбыл на срочное собрание.

И… Ничего. Сердце пропустило пару ударов, чтобы потом спокойно вернуться к своему ритму. Озноб пробежал по спине, но все же Даламар был в относительном порядке.

Надвигался конец света. Где же Рейстлину быть, как не здесь, в центре событий.

Он вернулся в Палантас. И нет, не бросился к Вратам. Стражи сообщили ему то, что он уже и так знал − истинный хозяин башни вернулся.

Вот только лаборатория учителя по-прежнему запечатана. Палин Маджере считается пропавшим без вести. А в его башне разгуливает рыцарь Тьмы, сын Китиары и − подумать только, Стурма Светлого Меча, и воспитанная эрдами лже-дочь Рейстлина. Славная компания, провались они все к Чемошу.

Даламара ничего не трогало. Он точно облачился в непроницаемую броню. Он курсировал между Вайретом и Палантасом, посещал совет рыцарей Света в компании Полуэльфа и Крисании. Хвала Нуитари, за столько лет почти разобрались: черные маги действуют из своих интересов, интересы черных магов и интересы Такхизис резко расходятся. Но нет, все равно какая-нибудь соламнийская ханжа начинала негодовать: а что это, мол, Даламар Темный делает на их священной земле? Не иначе, хочет заколдовать их всех и принести Владычице в дар!

«А еще там мой шалафи… Рейстлин Маджере открыл Врата, чтобы вновь войти в этот мир. И эрды разбили Серую Драгоценность и выпустили Хаос. Вы видите, как там вдалеке уже полыхает океан?»

Говорят, раньше среди людей бытовал такой обычай: убивать гонца, что принес плохие вести. Судя по лицам собравшихся, они сильно жалели о его отмене. До чего сильна ненависть к тем, кто раскрывает глаза и отбирает надежду… Надежда… Шалафи всегда презирал ее.

«Опять Рейстлин».

Лаборатория была все еще запечатана.

А юный Даламар в его очередном сне брел по роще, шатаясь, отбиваясь от чего-то незримого. Он был ранен, напуган, но ни за что бы ни повернул назад. Кто-то вышел из Башни ему навстречу. Эльф сделал еще несколько шагов и упал на колени, прямо на проклятую мерзлую землю рощи. Но в этот раз бледные руки с полусгнившей плотью не схватили его, протянувшись из ее недр. Твари послушно расползлись перед хозяином.

− Ширак, − негромко произнес маг, и хрустальный шарик в лапе дракона на посохе загорелся мягким светом. Рейстлин поднес его к лицу Даламара, рассматривая будущего ученика.

− В прошлый раз, − маг говорил тихо, будто обращаясь сам к себе, и его слова тогда, в их реальную первую встречу, были унесены ветром.

Но во сне Даламар услышал их.

− В прошлый раз Пар-Салиан даровал мне посох Магиуса, отняв способность видеть красоту. Что же он хочет даровать мне в этот раз?

Маг протянул ему руку, и молодой эльф ухватился за нее, точно утопающий за брошенную ему веревку.

«Беги!» − хотелось крикнуть Даламару. − «Беги, глупец, и не оглядывайся».

Но он больше не наблюдал со стороны, точно посторонний свидетель. Это он стоял на коленях и изо всех сил цеплялся за протянутую ему руку.

========== 12. Спокойная вода, тихая гладь ==========

Завидовал ли я? Да, отчаянно завидовал. Особенно тому, как относился к вам Рейстлин. Вы, наверное, и не подозревали, что я сам нуждаюсь в его заботах и любви, так ведь? А я жаждал его внимания и одобрения. Да, это было так. © Маргарет Уэйс, Трэйси Хикмэн «Драконы пропавшей звезды»

Он встретился с Рейстлином впервые в Вайретской башне, на очередном собрании. Эта встреча не была похожа на то, что он рисовал в своем сознании. Так всегда бывает. А уж в случае с его шалафи…

Тогда, у Врат, Даламар ожидал чего угодно, но только не самопожертвования. И сейчас он представлял великого мага после двадцати лет в Бездне разгневанным, обезумевшим, озлобившимся…

Но Рейстлин совершенно буднично вышел ему навстречу в коридоре. И Даламара поразил его взгляд. Он словно смотрел в тихую безмятежную воду. Эту ровную гладь не мог поколебать ни брошенный камень, ни даже рухнувшая в море гора.

− Даламар, − он обратился к нему так, словно они расстались на прошлой неделе. − Думаю, мне есть, что рассказать о грядущих событиях. Ты вовремя собрал всех.

Он не чувствовал в шалафи прежней магической силы, но аура его была столь же осязаема и непоколебима. Настолько, что он только и смог, что коротко кивнуть. Кивнуть и, выровняв дыхание, зашагать рядом с ним.

Он попросту не знал, что можно сказать. Сообщить, как ему было нелегко сделать такой выбор? Поведать, как он скучал, ждал, надеялся, несмотря ни на что? Как он запечатал лабораторию от себя самого?

Даже представить смешно.

Он бы не сказал такого прежнему Рейстлину. А уж тому, что сейчас шел рядом с ним, Рейстлину, чей взгляд стал подобен спокойной воде, тем более.

Он украдкой наблюдал за своим бывшим учителем. Внешне он не изменился нисколько. Прежними остались и все жесты, движения. Вот только…

«Тихая гладь». Не было больше в нем того надрыва, той болезненной одержимости.

Проследив за взглядом Даламара, он аккуратно стер рукавом непонятные тёмно-зелёные разводы под бровью.

− Фисташковая краска. Одолжил у Тики. − Коротко пояснил он, будто и раньше имел привычку таскать косметику у жены своего брата.