− Я мечтал и об этом когда-то. Только… расправа была куда более жестокой.
Рейстлин улыбнулся − той редкой своей теплой улыбкой. Сухие губы на мгновение коснулись губ ученика.
− Не сомневаюсь, − сказал он.
Он аккуратно отстранился, чтобы уйти, но его крепко схватили за рукав.
− Я знаю, что ты не можешь остаться, шалафи, и не могу просить об этом, − голос темного эльфа звучал глухо, − Но я прошу тебя: не уходи сейчас! Не уходи так!
Рейстлин пошатнулся − его, не дожидаясь ответа, резко потянули на себя. Он возмущенно закатил глаза и ухватил ученика за воротник мантии этаким отработанным наставническим жестом.
Но он уже невольно расслаблялся в руках своего ученика. Ему вспомнилось, что только в отражении этих темных глаз он мог видеть себя − еще не старого и могущественного мага, а не истлевшие кости под натянутой золотой кожей. И только его прикосновения не раздражали, не заставляли чувствовать себя жалким и больным, достойным лишь сочувствия.
Это был его ученик, с которым они разделили самые волнующие моменты упоения магией, моменты, когда все ощущения становились общими. Нет, он не был удивлен тогда, во времена первых экспериментов, когда страсть туманила им разум, швыряя их в объятия друг друга − он прекрасно знал, что порой эффект от совместно творимого заклятья был именно таким, это даже не было редкостью среди магов. Но он был удивлен сейчас, когда его магии не было с ним, но пьянящее чувство точно так же охватило его.
− Есть мнение, − он все же сделал последнюю попытку возразить, − Что затянувшиеся прощания ранят сильнее.
Темный эльф уже успел расстегнуть на нем мантию, и Рейстлин невольно отвел глаза − на груди, спине и шее виднелись новые шрамы, которых Даламар не видел раньше и не мог видеть − следы страшных когтей и зубов, давно зажившие и побледневшие, но все равно пугающие. Эльф порывисто вздохнул, прикоснулся губами к тому, что начинался у ключицы.
− Я это переживу, шалафи, − уверенно сказал он, отвечая на его замечание.
========== 15. Прощание ==========
Мой ученик,
Пусть это назначение будет считаться пожизненным, если тебе так хочется.
Ты знаешь, что я никогда не жалею о содеянном. И почти никогда не прошу прощения.
Прекрасно знаешь, ведь с тобой мне никогда не нужно было притворяться. Ты видел худшую, кошмарную версию меня. Истинного меня, безо всяческих прикрас.
Мой брат мечтал вернуть того болезненного мальчишку, которого надо было оберегать и защищать и который говорил ему, что делать. Он тосковал о том, кем я больше не был.
Посвященная хотела видеть улучшенную версию меня, спасенную душу, что усердно служит миру. Того, кем я никогда бы не стал.
Палин, которого ты так ненавидишь, хотел видеть ожившую легенду. Он мечтал о том, кто даст ответы на его вопросы, кто станет его учителем и наставником. Но разве бедный мальчик выдержал бы такого учителя, каким я был для тебя?
Никто бы не выдержал.
Кроме тебя. Порой я был намеренно жесток с тобой. И сам дивился твоему терпению.
Порой я слишком увлекался, препарируя твое сознание, перестраивая и меняя.
Я часто проделывал такое, иногда − с особым рвением. Срывал покровы, обнажал правду − всегда горькую. Открывал глаза − на лживость и прочие пороки, коими пропитан мир насквозь. Отнимал надежду. А потом смотрел с удовлетворением, как мои черты проступают в других. Как они начинают смотреть моими глазами, они, которых не коснулось проклятье Раэланны.
Так и с тобой, Даламар. Я уже видел, как дитя Сильвана обратится вторым мной. Но, к счастью, ты был сделан из крайне неподатливого материала, мой ученик, столь жадно ловящий каждое мое слово.
Я никогда не говорил тебе этого, но ты талантлив. Вот только порой не замечаешь самого элементарного. Тебе понадобился твой учитель, чтобы откинуть занавесь и увидеть мир.
Но твоему учителю пора уходить. И поэтому будет лучше, если такое не повторится.
Повторять мой путь − крайне скверная идея, Даламар. Соверши же собственные ошибки. Ощути же собственный триумф.
Бледнеет небо, близится рассвет. Пора тебе разжать руки, выпустив рукав своего наставника.
Я всегда имел привычку уходить в ночь. Теперь же исчезну с первыми лучами.
Как символично, правда?
Прощай, Даламар.
Никто во всем мире не поймет, как нелегко пришлось тебе, моему ученику.
Но я теперь понимаю.
