«Жалко, конечно, что у меня нет мышц, – размышлял Иванов. – С другой стороны, нужны они всего неделю в году, а что в остальное время с ними делать? Спортом заниматься? – Иванова передёрнуло. – Фитнес-залы… Чужие потные люди… Отупляющие монотонные движения… Бег на месте… Бег по кругу…»

«Да вся моя жизнь – бег по кругу!» – вдруг не без горечи подумал Иванов.

«Скажем, за годы работы я сделал так много проектов, что уникальные проекты в природе просто закончились, проекты начали повторяться. Приходит новый проект, а я вижу, что он не новый. Такой уже был…»

«Или, к примеру, жена… – Рядом с Ивановым плюхнулся мяч, его подобрали и кто-то весело закричал. – …Как и все известные мне браки, наш строится на том, что я кладу вещи на одни места, а жена находит их и перекладывает на другие. Вначале это бесило, в наших отношениях был какой-то нерв… Но потом я стал фрилансером, и мне стало плевать, потому что вещей у меня нет, я их не использую. А жена всё равно каждый день что-то перекладывает. Я видел. Она хорошая, но как-то всё это бессмысленно…»

Сквозь закрытые веки Иванов видел зелёный свет, пронизывающий маслянистую воду, и ему чудилось, что свет тоже смотрит на него.

«Так ради чего ты живешь, Иванов? – спрашивал свет. – Что держит тебя на плаву?»

– Чего ты тут разлёгся?

Иванов резко открыл глаза (оказалось, от берега его отнесло уже метров на шесть). Чужая тётя обращалась к чужому малиновому дяде, а дядя плавал лицом вниз и пускал пузыри. Похоже, в этом положении он провёл довольно длительное время.

Дядя привлёк внимание Иванова. Что-то в нём было такое, что заставило сердце Иванова биться чаще. Иванов почувствовал, что близок к разгадке.

– Коль?.. Да что с тобой?.. Ты что…

«…Пьяный?!» – с расцветающим в груди восторгом договорил за тётю Иванов.

Яростно болтая плечами, Иванов выпустил кисти рук вперёд.

«Пьяный!.. Ну конечно!.. Как я мог забыть?!»

Всё встало на свои места. Бессмысленный быт, бессмысленный труд, жизнь, направленная на бесконечное повторение самое себя, – всё выстроилось и собралось в стройную и завершенную конструкцию, всё обрело цель.

«Я знаю, кто я».

«Я знаю, зачем это всё».

Мощный, невероятно развитый указательный палец правой руки, которым Иванов по шестнадцать часов в сутки крутил ленту, вспенил воду. Левая кисть тоже не отставала, подруливала, делая привычные движения Ctrl+C, Ctrl+V.

Через минуту Иванов был на берегу, через две звучно крякнул и поставил пустой стакан на стойку.

– Вам повторить? – Бармен провел ладонью по лицу – от игры солнечных лучей ему на мгновение показалось, что бледный славянский простофиля у стойки излучает волнующий зелёный свет.

– Повторить, – уверенно кивнул Иванов, любуясь своим огромным, как у манящего краба, рабочим указательным пальцем. – Повторить. Повторить, повторить, повторить.

Здравствуй, дружок!

Я рад сообщить, что с сегодняшнего дня твой дом присоединяется к моей ежегодной программе «Моемся лапой вместе с мэром».

Когда я был маленький, у меня был ручной кай’а-у мар. Я звал его Эккенре. Как у всех кай’а, у Эккенре была острая унг и густые черные или-у. Когда охота была удачной, я кормил его жиром тэ.

В год Совы в наше стойбище пришла беда. Солнце высохло, как грудь сылы, маленькое слабое Дюрюм не взошло летом, голод и чёрная язва косили И. Бесконечная ночь обняла тегернэ.

Мы съели мать.

Отец сказал – съедим кай’а-у мар. Он был очень слаб. Я отнял у него нож.

– Эккенре, – сказал я, – вьюга и метель ягды. Огонь погаснет. Ты и я остались. Некого больше есть.

Кай’а-у мар сел у отто (он тоже был слаб), зачерпнул затаи’ма и стал мыть свои или-у. Когда закончил, сказал – я готов.

Прошло много ы. Столько ы прошло, что и не сосчитать.

Теперь я не младший цукум-тэ в стойбище И, я твой мэр. Голова моя побелела.

К двум вещам не привыкну. Первая – Солнце здесь показывает и прячет свой Дюрюм триста раз в год, как беспутная дочка Сиги Куле’хэ. Рябит в глазах. А вторая – твоё нытьё, мой дружок, когда в память о милом Эккенре я выключаю тебе горячую гэвээс.

Милый Эккенре, знал ли я, там, в холодном чуме, когда на камне для раскалывания костей ты отдавал мне своё тепло, что в далекой Мо-ау я буду растить пластиковые вишни и выкладывать камнем дорожки нарт’менгэ?

Так что мойся лапой, мой неискренний друг, плачь и мойся лапой вместе со своим мэром, как много ы назад мылся единственный, кто любил меня.

Через две недели включу назад тебе твой гэвээс.

Жгло щёку. Митрич проснулся и отёр лицо – солнце давно перекатило через крышу сарая и кроны яблонь и теперь висело гораздо ниже, чем желал увидеть Митрич. Мир был грозен и лилов.

«Представляю, что сейчас во входящих делается!»

Помогая руками, оглушённый Митрич перевернулся и рысцой поскакал из кустов искать зарядку, но, и метра не сделав, уткнулся в цветастый подол – две бабы в огороде тэгали еду.

– Морковь пропустила, – строго сказала старая, укоризненно глядя на Митрича.

– Извиняй, Марфуша.

Молодая баба вернулась и затэгала морковь, после чего тоже посмотрела на Митрича.

– Чего вылупились, курвы? Фриланс идёт!

– Чёй-то он у тебя на четырёх ногах идёт? – не испугалась Марфуша.

– Уработался, аж батарея села. Есть концы от андроида?

– Не держим.

– Тогда чего скалитесь? – осерчал Митрич. – Сдриснь с дороги!

– И-их, милый, – всплеснула руками Марфуша, отходя, однако, с тропинки. – Раньше б знать!

– Чё тебе знать, падла?

– Да что у нас в кустах у сортира коворкинг открылся!..

«Ужасающий харассмент, если вдуматься!.. – на бегу размышлял осмеянный бабами Митрич. – В приличной стране за такое самолет отсудил бы. Однако, нужен заряд…»

Извалявшись в репье, Митрич первым делом выкатил к деревенскому пауэрбанку и только с досадой подёргал нагретый солнцем железный калач. «Пн – услуги фельдшера, Вт – участковый (поиск не по Гуглу), Сб – отец Филимон. Продажа алкоголя и аккумуляция электрозарядов в период ЧМ не производится».

Широкая лента реки блестела на солнце. Толкаясь и наползая друг на друга, задевая прибрежный ивняк, по реке шел мем.

– Чаго пропал?

Вдоль воды, прямые, как мазаевские зайцы, с баграми в руках торчали любознательные местные старики и глядели на плывущие мимо мемы. Время от времени кто-то тыкал мем багром – лайкал.

– В бане был.

– И как? Помылси? – Старики захихикали.

– Одуреть смешно. – Митрича на неделю забанил участковый, за то, что Митрич назвал его сына Гондурасом. Митрич считал бан политически мотивированным. – Прикурить бы мне, Степаныч? Или хоть входящие проверить? – спросил Митрич ласково.

Дед положил багор на траву, вытер руки об рубаху и достал айфон – Митрич уж приготовил благодарственную улыбку – но подлый старик вдруг хохотнул и свернул клешни амперсандом – накося, выкуся!

– Алиса, сотри ему всю порнуху, пусть воображение тренирует! – крикнул Митрич, целя деду в уязвимое.

– Шёл бы ты лесом, мил человек. – По-медвежьи расходящаяся к комлю фигурой бабка Алиса поднялась из кустов, отряхивая зад. – Через сто пятьдесят метров поворот направо. Вы прибыли в пункт назначения.

Можно было, конечно, последовать совету Алисы, пройти лесом и заглянуть на ферму. Митрич поморщился – на ферму идти не хотелось.

На прошлой неделе Митрич гостил на ферме, увлёкся и с пьяных глаз оставил свою страницу ВК открытой. Мало того что на незапертую страницу ночью влезла корова, злые люди от имени Митрича «продали» каким-то ротозеям грузовик кожаных пальто из Индии, а задаток потратили на сетевых проституток. С утра Митрич брезгливо перебирал список добавившихся френдов – Аня Аня, Лара Лара, Марьяша Котик и Анастас Баянист Сальников.