– Ну и раритет, – в осклицает парень, когда дедушка вручает ему телефон.

– Я его от сына унаследовал, – отвечает дедушка.

Парень на кассе пытается разобраться, как отправить СМС с «Нокиа» десятилетней давности.

– У меня двое детей, – говорит дедушка. – Сын и дочь. Дочь многого добилась. Она у меня пиарщица. Живет в Васастане[23]. Все хочет мне новый телефон всучить, такой, с интернетом и программкой с погодой. Но я ей говорю, что мне и этого вполне хватает.

Парень на кассе кивает в ответ. Он теперь знает, как отправить сообщение. Он вбивает код, чтобы пополнить счет телефона.

– А сын у меня консультант по налогообложению, – продолжает дедушка.

Продавец снова кивает.

– Мы с ним отлично ладим.

– Повезло вам, – о ткликается продавец. – Д алеко не всем так везет. Ну вот, теперь должен работать. Удачи!

Дедушка выходит на площадь. Он набирает номер сына. Но кнопки такие крошечные, да еще солнце зашло за тучу, а экран глючит, так что ему приходится жать на них вслепую. В первый раз он набирает несуществующий номер. Потом делает вторую попытку. Сын откликается после третьего гудка. Он объясняет дедушке, как найти дорогу. Дедушка следует его инструкциям.

Уже с эскалатора он слышит взрывы хохота и криков. И зачем он на это согласился? Войдя в зал, он первым делом видит, как мальчик постарше сломя голову бежит от горки и тащит по-солдатски, на вытянутых руках, младшую сестренку, та рыдает во весь голос, через несколько шагов ее душераздирающие вопли тонут в спасительной какофонии прочих звуков. Не найти ему здесь сына. Но потом он вдруг видит его. Их взгляды встречаются. Они улыбаются друг другу.

Сын удивительно похож на мать. Такой же худющий, щеки такие же гладкие. Так же одет во все черное, и нос у него такой же тонкий, как у матери. Папа с сыном обнимаются. За полгода сын постарел на десять лет. Бледный как цемент, а мешки под глазами, которые у него имелись и раньше, теперь превратились в два здоровенных черных тюка. Но папа ничего не говорит. Он не хочет обидеть сына. Если он что и скажет, то ограничится шутливо-ласковым замечанием насчет его цветущего и отдохнувшего вида.

– Отдыхал в отеле «все включено»? – спрашивает папа.

Сын не отвечает на вопрос. Вместо этого он задает свой:

– Что случилось? Ты не мог найти дорогу? Ты проспал?

– О чем ты? – удивляется папа.

– Ты должен был быть здесь два часа назад, – говорит сын.

– Два часа туда, два часа сюда, – отвечает папа.

– Может быть, он заблудился, – раздается робкий голосок у правой ноги сына.

Дедушка смотрит вниз. Там стоит она. Его обожаемая внучка. Какая же она большая. Какая же она маленькая. Ей сейчас то ли три, то ли шесть. Она пугающе похожа на его дочку, которой больше нет. Такие же круглые щечки. Такой же пронзительный взгляд. Только одета иначе.

– Ах вот ты где! Ну здравствуй! – говорит дедушка.

– Здравствуй, – отвечает внучка, уткнувшись лицом папе в ногу.

– Какая ты стала большая…

– Мне четыре. А скоро будет пять.

– Знаешь, кто я? – спрашивает дедушка.

– Папи[24], – отвечает внучка.

– Правильно. Папи. Я папи.

– А ты привез мне подарок на день рождения?

Дедушка роется в карманах.

– Ох, нет. Наверное, потерял по дороге сюда. Но мы можем потом сходить и купить тебе подарок. Хочешь подарок? Будет тебе подарок. Будет тебе кукла. Лошадка. Самолетик. Все, что захочешь. Чего тебе хочется?

– Больше всего, наверное, футбольные гетры, – говорит внучка. – С защитными щитками.

– Получишь, – о твечает дедушка. – Б удут тебе гетры с десятью щитками.

Старшая глядит вверх на папу.

– Такие правда бывают или это выдумки?

– Выдумки, – говорит папа.

– Правда, – возражает дедушка.

Они садятся за столик. Дети обедают. Дедушка хочет просто кофе. С венской булочкой. Он голоден, но замечает, что сын раздражен, а он не хочет быть обузой.

– Какая к черту венская булочка, – возмущается сын. – У тебя диабет, пойми уже наконец. Тебе нужно следить за уровнем сахара. Венская булочка. Уму непостижимо. Ты что, не понимаешь, что будет, если уровень сахара у тебя в крови так и будет повышаться?

Сын выговаривает все это прямо перед детьми. Он говорит так громко, что мамы или старшие сестры, которые сидят за соседним столиком, тоже это слышат. Он разговаривает с собственным отцом как с малым ребенком. Но дедушка не сердится. И не грубит ему в ответ. Сын идет к кассе, чтобы сделать заказ.

– Ну он и бука, – говорит дедушка.

– Что у тебя с глазами? – спрашивает внучка.

Сын возвращается с двумя пластиковыми подносами, себе он купил лазанью, детям пиццу, папе бутерброд. С сыром. Даже не с яйцом или тресковой икрой. Дети принимаются за еду.

– Ешьте, – говорит сын. – Сиди ровно. Не раскачивайся на стуле. Не чавкай. Ешь вилкой. Салфетку используй. Еду на пол не бросай. Господи, вы можете просто спокойно поесть? Что вы вытворяете? Ешьте уже!

– Они же дети, – вступается дедушка.

– Вот поэтому и важно, чтобы они поели, – отвечает папа.

Дедушка улыбается. Он меняет тему. Он отпускает несколько шуток, чтобы разрядить обстановку за столом. Дедушкино обаяние никуда не делось. И ямочки на щеках тоже. Он точно знает, когда и какая интонация уместна, чтобы продать кому угодно и что угодно. Он может продать песок пляжу. Он может продать мороженое мороженщику. Он может продать ветер урагану. И когда обстановка за столом накаляется, у него найдутся остроты, которые любого рассмешат. А уж старшую и подавно. Она так хохочет, что кусочки пиццы разлетаются по столу. Только вот ее папа, похоже, совсем забыл, как люди смеются. У него даже уголок рта не дрогнул, когда дедушка взялся рассказывать старую добрую шутку про помидор, который переходил улицу и угодил под машину. Даже когда дедушка заменил помидор на морковку и морковный сок. И вообще не помогло, когда дедушка пошутил по поводу проходящего мимо папы с двумя детьми, что, мол, только евреи не покупают детям мороженое, когда те его так выпрашивают.

– Прошу тебя, – говорит сын. – Пожалуйста, не говори так.

– Как так? – удивляется дедушка. – Про евреев?

– Ты что, расист? Считаешь, что евреем быть хуже, чем кем-то другим?

Папа ест дальше свою лазанью. Дедушка пьет свой кофе.

– Можно я пойду поиграю? – с прашивает внучка.

Папа кивает.

– Сначала скажи спасибо за обед.

– Спасибо за обед, – говорит внучка.

– Пожалуйста.

Папа выжидательно смотрит на дедушку.

– Начнем с того, – говорит дедушка, – ч то бутерброд – это совсем не обед. И чего ты вообще хочешь? Чтобы я говорил спасибо собственному сыну за чашку кислого кофе и черствый бутерброд с сыром? А дальше что? Мне придется платить за то, что ты следишь за моей почтой, пока я в отъезде? Будешь мне счет выставлять за то, что заполняешь мои налоговые декларации? Деньги будешь брать за то, что бронируешь мне билеты на самолет?

Дедушка замолкает.

Он не может смириться со скупердяйством сына. Он хотел бы показать ему пример того, как ведет себя настоящий мужчина, а настоящий мужчина не угощает своего отца мерзким на вкус кофе и заплесневелым бутербродом с сыром и не ждет, что ему скажут за это спасибо. Тем более если он старший сын. Старший сын гордиться должен тем, что на нем лежит забота об отце. Сын спасибо должен сказать, что заполняет ему декларацию. Но нет, его сыну далеко до того, чтобы испытывать благодарность. Вместо этого он закидывает его вопросами. Он хочет знать, на что дедушка живет, хорошо ли ему в той другой стране, не нашел ли он себе кого, повлияла ли политическая обстановка на туризм и насколько безопаснее или, наоборот, уязвимее дедушка чувствует себя теперь, когда в той стране произошли такие большие изменения за такое короткое время.

Дедушка отвечает на все вопросы. По крайней мере, на часть из них. Но он не понимает, почему папе все это так интересно. А может, и понимает. Очень хорошо понимает. Папа хочет держать его на крючке, чтобы сдать властям, если понадобится. Хочет оценить масштаб наследства. Уже сейчас хочет спланировать, как бы выжать деньжат по максимуму, когда дедушка наконец помрет. Дедушка перестает отвечать на вопросы. Они сидят молча.