– Привет, малыш! – прозвучал его голос, хоть чуть согревая мне душу. – Ты куда пропала? Я вчера звонил тебе доброй ночи пожелать и писал сегодня, а от тебя нет ответа. Собирался еще раз уже набрать, а тут ты сама…

– У меня тут кое-что произошло, Вадь, – прервала его я. – Можно я к тебе приеду сейчас?

– Малыш… – он явно заменжевался и понизил голос: – Люсь, ну ты же знаешь, что мама уедет на дачу только в пятницу.

– И что? Я твоя девушка, мы скоро год встречаемся, и ей прекрасно известно, что мы ночуем у тебя в выходные.

– Люсь, ну ты же должна понимать…

Да ничего я сейчас никому не должна! Я хочу, чтобы ты меня просто обнял, и мы уснули рядом.

– Мне реально сейчас погано, и хочу тебя видеть. Ты мне нужен, – вдруг стало так за себя обидно, и я позорно шмыгнула носом.

– Давай я приеду, и мы погуляем, – охотно предложил он.

– Да не хочу я, блин, гулять! – взорвалась я неожиданно для себя. – У меня ад какой-то творится со вчерашнего вечера! Я сегодня полдня провела в полиции, меня обвинили в попытке отравления человека! Я устала, хочу есть, пить, в туалет и помыться! И хочу, чтобы ты был в этот момент рядом, потому что ты мой чертов парень!

– Знаешь, я ведь понятия не имел, что там у тебя происходит, поэтому ты не находишь, что срываться на мне и предъявлять какие-то претензии – это не слишком адекватное поведение?

– Боже! – взвыла я в заполонившем неожиданно отчаянии. – Да ты сейчас точно как твоя мама говоришь!

– Люсь, маму-то ты зачем приплетаешь?

Я вдохнула, готовая вывалить все, что копилось у меня в душе по поводу его ханжи мамаши, но тут же и выдохнула. Вот и на кой? Тратить силы еще и на это.

– Знаешь что? Забей, Вадь.

– Лю… – начал он, но я нажала на отбой и, посмотрев еще десять секунд на экран, вообще вырубила телефон.

Оделась и вышла из казенного здания, предъявив парнишке-дежурному пропуск. На улице давно стемнело, и я поплелась по улице, вяло размышляя, как мне добраться до дому из этого незнакомого мне района города. Неожиданно порыв резкого ветра затрепал полы моего плаща, пробрав до костей, и я обнаружила, что вышла на набережную. Ну отсюда я хоть знаю уже, как добраться до съемной квартиры, хотя при мысли, что еще придется с кем-то говорить и отвечать еще хоть на один вопрос, хотелось взвыть.

Фонари светили еле-еле, будто им не хватало напряжения, поэтому человека, идущего мне навстречу вдоль каменного парапета набережной, я заметила совсем не сразу. Высокая женщина, одетая во все черное, появилась передо мной как из ниоткуда. Я шагнула вправо, пропуская ее, но она повторила мой маневр, заступая дорогу. Я шарахнулась, вынужденно уперевшись задом в парапет, и тут заметила, что сзади и сбоку ко мне так же незаметно приблизиться умудрились еще две незнакомки.

– Что вам… – начала я, ощущая внезапно прилив дикой злости. Хотя по уму стоило бы испугаться.

– Наглая дрянь! – прошипела одна из женщин. – Ты что о себе возомнила? Думаешь, можно запросто явиться на чужую территорию, нападать на члена нашего ковена и творить что вздумается?

– О чем вы… – только и успела начать я, как она выкинула вперед руку с жуткими черными когтями сантиметров по двадцать вместо ногтей, и мне в грудь будто раскаленная кувалда со всей дури врезала. Воздух из легких вышибло, меня опрокинуло со страшной силой назад, и я безмолвно полетела в черную ледяную воду.

Я не просто тонула – шла на дно как камень. Удар об воду и мгновенный лютый холод вышибли и те остатки воздуха в легких, что оставались после дистанционного удара чокнутой когтистой бабы. Так что удушье накрыло моментально. В груди, куда и так как будто прилетело раскаленной болванкой, заполыхало адски, ничего не способные различить в кромешной тьме глаза лезли из орбит, я беспомощно колотила руками и ногами, не понимая, где верх, где низ, и силы заканчивались так стремительно, что даже запаниковать времени не нашлось. Просто вдруг все тело сковало ледяным оцепенением, как будто батарейка села, и сознание стало гаснуть. Ну вот и все. Мама, Ленка, я вас люблю.

«Все» наступило, но как-то незавершенно. Оно длилось и длилось, в смысле я как будто зависла в нигде, и окончательного выключения разума никак не наступало. Наоборот, ко мне словно начали возвращаться некие чувства. Слух уж точно, хотя, возможно, это и были уже какие-нибудь посмертные галлюцинации.

«Гос-с-с-подарка-гос-с-с-подарка наш-ш-ша приш-ш-шла», – зашумело или, скорее уж, зажурчало, почти как тогда под душем прямиком у меня в мозгах. Едва слышно, бесполо, но почему-то мне почудилась радость в этих словах. Которых вполне может и не быть.

«Приш-ш-шла-а-а-приш-ш-шла, с-с-спать-почива-а-ать до тепла, до вес-с-сеннего с-с-солныш-ш-шка». Уже погромче и отчетливее и да, совершенно точно с радостью. Если можно говорить «точно» о глюках утопающей.

Чего? До какого еще весеннего солнышка? Конец ноября на дворе!

«Ус-с-сни, ус-с-сни, ис-с-сцелис-с-сь, изменис-с-сь, угомонис-с-сь», – продолжало, а точнее уж, продолжали нашептывать в моей голове. Потому как этот звук более всего напоминал целый хор шепотков. И еще меня стало мягко-мягко так покачивать, на самом деле успокаивая и утягивая в состояние холодного безразличия. Все, что произошло только что, осознание, что я умерла или умираю прямо сейчас, каждое событие моей жизни, лица знакомых и родных плавно, но неумолимо стали удаляться, или вернее уж, растворяться, как акварельные рисунки, упавшие в текучую воду.

А почему в текучую? Разве я говорила так? Скорее уж, в проточную. Откуда взялось это «текучая»? Это не мое… не мое… не мое… Не. Мое!

– Не хочу я засыпать! – закричала я в своей голове. – Не хочу угомониться! Мне наверх надо! Я жить хочу! Наверх!!!

Последнее я прямо-таки проорала, ощутив, как ледяная вода заполнила легкие.

«Гос-с-сподарка…» – зажурчали мне в ответ уже испуганно, опять цепляясь этим вкрадчивым звуком мне в мозг, но я уже не собиралась поддаваться.

– Наверх! На сушу! – приказала то ли самой себе, то ли этим шептунам и с новой, невесть откуда взявшейся силой заколотила руками и ногами. Причем силы этой было много, кончаться она не собиралась, да и понимание, куда плыть, появилось. Я снова видела свет где-то там впереди, смутно, но, однако же, этого было достаточно для ориентира.

«Гос-сподарка-а-а, не ос-с-ставь! Не покинь с-с-снова в безмолвии!»

Кого, кого, блин, я не должна покинуть?

– Отпустите!

«С-с-слыш-ш-шать поклянис-с-сь!»

– Да кто вы такие, чтобы я вам клялась!

«С-с-служить будем! Верой и правдой! Только не откажис-с-сь!»

– Не откажусь!

«Клянис-с-сь!»

– Сначала вы! – Откуда это взялось-то в голове?

«Клянемс-с-ся с-с-служить! Каждой каплей живой клянемс-с-ся!»

– Клянусь вас слышать, кто бы вы ни были! Наверх!

Вода вокруг будто уплотнилась, обхватила меня повсюду, как если бы десятки крепких рук подхватили меня и понесли. Сомневаюсь, что могла адекватно оценивать время, но показалось, что уже через долю секунды я очутилась на поверхности. А еще через мгновение вода отхлынула, оставляя меня на камне, в который было заключено людьми русло реки в городе. Налетел пронзительный ветер, и мне снова стало холодно. Гораздо, гораздо холоднее, чем раньше, просто адски. Я едва могла шевелиться, мокрая одежда сковывала движения и липла к замерзающему телу, не позволяя от себя избавиться. А мне ведь нужно еще вскарабкаться обратно к парапету, чтобы позвать хоть кого-то на помощь. Вряд ли меня услышат отсюда. Но мышцы каменели, обувь исчезла, босые ноги скользили по камням, и все усилия пропадали даром. Где-то наверху грохнуло. Кто-то петардами балуется, пока я тут замерзаю насмерть? Раздался невнятный визгливый женский вопль, еще один, и снова грохнуло.

– Помогите! – прохрипела я, ломая ногти в попытке уцепиться за щели между камнями. Набрала воздуха побольше и сил и заорала: – Помогите! Я здесь!