Девять Миров – опора работорговли. Саргон был колонизирован много лет назад, и они никогда не признавали Гегемонию посыле того, как отделились. Девять Миров не признают прав человека и не желают признавать. Поэтому мы не можем бывать там, и они не могут посещать наши миры.

Полковник Бэзлим решил, что наши рейды малоэффективны, так как мы не знаем, каково расписание движения кораблей в Саргонии. Он рассудил, что рабомаркетеры должны иметь корабли, базы, рынки, что это не столько порок, сколько бизнес, И он решил отправиться туда и изучать условия. Это было абсурдно – один человек против девятипланетной империи, но Иноземный Корпус привык иметь дело с абсурдом. Но даже они не сделали бы его своим агентом, если бы у него не было плана, как посылать свои донесения. Агент не может ездить и не может пользоваться почтой – между ними и нами почты нет – и он, конечно, не мог установить n-пространственный коммуникатор; это было бы так же подозрительно, как духовой оркестр. Но у Бэзлима была идея. Единственные люди, которые посещали и Девять Миров, и нашу систему – свободные маркетеры. Но они боятся политики, как огня, это тебе известно лучше, чем мне, и они предпочитают сделать большой крюк, чем нарушить местные обычаи. Однако у полковника Бэзлима были с ними особые отношения. Полагаю, ты знаешь, что те, кого он освободил, были свободные маркетеры. Он заявил Корпусу «Икс», что будет пересылать донесения через своих друзей. И ему разрешили попробовать. Вероятно, никто не знал, что он намеревался внедриться как нищий – сомневаюсь, что это входило в его планы; но он всегда блестяще импровизировал. Он внедрился и годами наблюдал и посылал донесения.

Такова предыстория, а теперь я намерен выжать из тебя все факты. Ты можешь нам рассказать о его методах – в рапорте, который я передал, не было ни слова о методах. Другой агент мог бы это использовать.

Торби сказал задумчиво:

– Я расскажу все, что могу. Я не так много знаю.

– Но больше, чем тебе кажется. Ты позволишь психологу опять усыпить тебя и посмотреть, сможем ли мы работать с твоими воспоминаниями?

– Все годится, если это поможет папиной работе.

– Поможет. И другое… – Брисби прошелся по каюте, взял листок с силуэтом корабля: – Что это за корабль?

– Саргонийский крейсер, – глаза Торби расширились.

– А это? – Брисби взял другой рисунок.

– Ой, этот похож на рабомаркетера, который заходит в Джаббал дважды в год.

– Ничего подобного, – свирепо сказал Брисби. – Это изображения из моего каталога – корабли, построенные нашим крупнейшим заводом. Если ты видел их в Джаббале, то это или копии или их купили у нас.

Торби немного подумал:

– Они там строят корабли.

– Так мне говорили Но полковник Бэзлим сообщал в донесениях номера серий – не могу понять, как он их узнавал, может быть, ты можешь объяснить. Он заявляет, что работорговля получает помощь из наших миров! – сказал Брисби с отвращением.

Торби регулярно бывал в капитанской каюте иногда он встречался с Брисби, а иногда под гипнозом отвечал доктору Кришнамурти. Брисби всегда помнил об установлении личности Торби и велел ему не терять надежды: обычно такие поиски занимают много времени. С течением времени Торби стал относиться к поискам иначе, он уже не рассматривал это как что-то невозможное, а считал, что это нечто такое, что может вскоре сбыться; он начал думать о своей семье, удивляясь, кто же он такой? – кажется, неплохо будет знать это, как все нормальные люди.

Брисби успокаивал себя; ему было приказано освободить Торби от работы, требующей напряжения нервной системы, в тот день, когда корабль взлетел с Гекаты, тогда он надеялся, что Торби быстро идентифицируют. Он держал приказ про себя, твердо придерживаясь убеждения, что полковник Бэзлим никогда не ошибался и что обстоятельства прояснятся.

Торби перевели в компьютерное боевое управление. Брисби забеспокоился, когда приказ попал к нему на стол – это касалось безопасности корабля, и гостей сюда не допускали, – потом он сказал себе, что без специального обучения человек не может понять ничего, что может действительно повлиять на безопасность, и что он уже использовал мальчишку на гораздо более тонкой работе. Брисби чувствовал, что начинает узнавать важные вещи – например, что старик не просто прятался за личиной одноногого нищего, чтобы скрыть свою деятельность, но что он на самом деле был нищим; они с мальчиком жили только на милостыню. Брисби восхищался таким высоким артистизмом – именно таким должен быть совершенный разведчик.

Но Старик всегда достигал совершенства во всем.

Так что Брисби допустил Торби в компьютерную. Он намеренно не отмечал успехи Торби, чтобы сведения о перемене статуса не дошли до Управления Штатов. Он с нетерпением ждал сообщения о том, кто же такой Торби.

Его заместитель был при нем, когда пришла депеша. Она была закодирована, но Брисби узнал серийный номер Торби, он много раз писал его в донесениях в Корпус «Икс».

– Смотрите, Стэнк! Здесь говорится, кто наш найденыш. Возьмите аппарат, сейф открыт.

Через десять минут текст был расшифрован. Он гласил:

«НУЛЕВОЙ РЕЗУЛЬТАТ ПОЛНЫЕ ПОИСКИ ИДЕНТИФИКАЦИИ ТОРБИ ГДСМН-3, БЭЗЛИМА ПЕРЕДАЙТЕ ЛЮБУЮ ПЕРЕДАЮЩУЮ СТАНЦИЮ ВЕРНУТЬ ГЕКАТУ МЕСТО НАХОЖДЕНИЯ ПОИСКОВ».

– Стэнк, экая досада!

– Чувствую, будто подвел Старика. Он-то был уверен, что мальчишка – гражданин.

– Не сомневаюсь, что существуют миллионы граждан, которые будут зря убивать время, доказывая, кто они такие. Полковник Бэзлим мог быть и прав – и все же, это нельзя доказать.

– Не хочу его подводить. Чувствую себя ответственным.

– Вы не виноваты.

– Вы никогда не служили у полковника Бэзлима. Ему легко было доставить удовольствие… все, что ему было нужно – это стопроцентное совершенство. А здесь не так.

– Хватит бранить себя. Вы должны принять то, что есть.

– Нужно с этим разделаться, Эдди! Я хочу видеть артиллериста Торби.

Торби заметил, что Капитан выглядит угрюмым – но такое бывало частенько.

– Артиллерист третьего класса Торби прибыл, сэр.

– Торби…

– Да, сэр? – Торби был поражен. Капитан иногда называл его по имени, когда он был под гипнозом, потому что так он лучше отвечал на вопросы, но это был не тот случай.

– Пришел рапорт о твоей идентификации.

– Ух ты! – на мгновение Торби забыл, что он военный. Его душила радость, сейчас он узнает, кто он такой!

– Тебя не могут идентифицировать, – Брисби выждал, потом резко спросил: – Ты понял?

Торби проглотил комок:

– Да, сэр. Они не знают, кто я. Я… никто.

– Чушь. Ты же остаешься самим собой.

– Да, сэр. Это все, сэр? Я могу идти?

– Минутку. Я должен переправить тебя обратно на Гекату. – Он поспешно добавил, видя беспокойство Торби: – Не волнуйся. Я думаю, они согласятся, чтобы ты дослужил, если захочешь. В любом случае, тебе ничего не грозит: ты не совершил ничего дурного.

– Да, сэр, – глухо повторил Торби.

Никто и ничто… мелькнуло старое полузабытое воспоминание… он стоит на помосте и слышит, как аукционер объявляет его номер, видит устремленные на него холодные взгляды. Но он собрался и остаток дня был спокоен. И только когда в спальне погас свет, он вцепился зубами в подушку и глухо застонал:

– Папа! Ой, папа!

Ноги Торби были не видны под формой, но в душевой татуировку на левом бедре было не скрыть. И Торби без смущения объяснял, что она означает. Реакция колебалась от любопытства, хотя и недоверчивого, до удивленного ужаса, что вот человек, который через это прошел, – рядом: его захватили в плен, продали, он был рабом и чудом снова свободен. Большинство гражданских не понимает, что рабство еще существует. Гвардейцам это лучше известно.

Никто не издевался над ним.

Но на другой день после получения рапорта об идентификации Торби встретил в душе «Децибела» Пиби. Торби молчал: они не разговаривали с тех пор, как Торби повысили и он уже не служил под началом Пиби, хотя они все еще сидели за одним столом. Но на этот раз заговорил Пиби: