Справа и слева возвышались одинаковые крылья, фасады которых были обращены друг к другу, а в центре расстилался громадный бассейн, над невероятно голубой водой которого был перекинут изящный мостик.

Это выглядело так, как и должно выглядеть место, где сбываются мечты.

Перед мысленным взором Джульетты возникла картина из прошлого. Она искала Клэр уже более часа – была их очередь работать на кухне приюта, и, хотя Джульетта управлялась с ножом лучше, чем ее сестра, ей было бы не под силу в одиночку почистить десять фунтов картошки.

Она нашла Клэр в тени большого клена – та сидела, держа на коленях открытую книгу.

Джульетта стала ждать. Она знала, что лучше не встревать, когда Клэр бывает такой, как сейчас, – когда она сидит с книгой, напрягшись, высунув кончик языка и жадно скользя глазами по странице.

Прошло несколько минут, и лицо Клэр наконец расслабилось. Должно быть, опасность, грозившая героям ее книги, какова бы она ни была, сейчас уже миновала.

Джульетта мягко и осторожно взяла книгу из рук сестры.

– Пора возвращаться к реальности.

Глаза Клэр прояснились не сразу, а когда это наконец произошло, выражение радости сползло с ее лица – так тает масло, если поднести его слишком близко к печи. Джульетта ощутила чувство вины, что ей пришлось прервать такие прекрасные грезы.

– А что, если я не хочу к ней возвращаться? – сказала Клэр, выхватив книгу из рук сестры и прижав ее к груди. – Фантазия намного лучше, чем реальность.

Это воспоминание словно ножом пронзило сердце Джульетты. Горе сжало ее горло, ей стало трудно дышать. Клэр наконец удалось пожить в фантазии, и, по-видимому, это было так чудесно, что после этого жизнь с Джульеттой показалась ей еще более безрадостной и унылой.

А что, если самым большим желанием Клэр было никогда не иметь сестры? Возможно, в стенах «Сплендора» Клэр всегда ела досыта, поскольку никто больше не хотел есть. Возможно, она крепче спала, поскольку ей не мешали холодные ноги Джульетты. Возможно, избавившись от такой обузы, как младшая сестра – пусть даже всего на неделю, – она сочла, что ей невыносимо опять взваливать на себя эту ношу.

Джульетте следовало бы понять, что в конечном итоге Клэр покинет ее. Все всегда покидали ее. Но от этого боль не становилась слабей.

До Джульетты донесся благоговейный ропот гостей в каретах, и она, вернувшись в настоящее, прислушалась.

Звучала музыка – поначалу так тихо и неясно, что она могла бы подумать, что это только чудится ей. Но, по мере приближения карет к главному входу, музыка становилась все громче, слышнее, пока не создалось впечатление, что ее звуки исходят отовсюду. И в мелодии ее было нечто невыразимо чарующее, она словно что-то обещала.

Джульетта сделала глубокий вдох. Возможно, погружение в роскошь станет как раз тем самым общим опытом, который и нужен им обеим, чтобы сблизиться вновь. Возможно, теперь она найдет ответ на вопрос, который мучает ее вот уже несколько недель: Почему?

А если из этого ничего не выйдет, остается надеяться, что «Сплендор» подарит ей наилучшую из альтернатив: возможно, он сделает так, что она разлюбит Клэр, как Клэр разлюбила ее.

Сквозь маленькое оконце на чердаке «Сплендора» лился солнечный свет, и было видно, что воздух здесь полон пляшущих пылинок. Анри сел на край кровати, откинув в сторону лоскутное одеяло, скомканное после его – увы – слишком недолгого – сна, и сжал пальцами переносицу. У него начинала болеть голова.

Ему хотелось лечь и снова заснуть, но он и так уже отсутствовал слишком долго.

Анри взял с тумбочки чашку дымящегося зеленого порошкового чая и отпил глоток. Стелла прислала ему этот чай из кухни, заверив, что тот придаст ему сил, но, насколько он мог судить, толку от этого напитка не было никакого. А может быть, дело в том, что он уже так устал, что ему вообще ничего не поможет. Что ему действительно нужно, так это сон – одна ночь крепкого, ничем не прерываемого сна, – но на это у него нет времени.

Вот-вот прибудут новые гости, и все должно быть безупречно.

Анри встал и повел плечами.

На комоде стоял металлический кувшин, на прохладной поверхности которого переливались капельки конденсата. Анри рукавом вытер пот со лба и, взяв кувшин, отнес его к своему обшарпанному каменному умывальнику – совсем не такому, как роскошные позолоченные умывальники в номерах для постояльцев, – и умыл лицо холодной водой. Затем взял высокий бокал, наполнил его до краев и осушил одним глотком.

Лучше.

Он посмотрел на свое отражение в зеркале над умывальником и нахмурился при виде темных кругов под глазами. Затем кое-как расчесал пальцами свои густые черные волосы. Одернул пиджак. И снял ниточку, приставшую к лацкану.

Хотя все это неважно. Постояльцы увидят то, что он желает им показать. Но это важно для него самого. Он предпочитал реальность иллюзии, хотя именно последняя была его коньком.

Анри оставил свой номер и начал спускаться, перешагивая через ступеньки.

Едва лишь помещения для персонала уступили место помещениям для гостей, как воздух стал иным. Теперь он был полон волшебства. От предвкушения пальцы Анри начало покалывать, а его усталость как рукой сняло – он избавился от нее, как избавляются от верхней одежды, входя в жарко натопленную комнату. И почувствовал себя так, будто стал легче. Свободнее.

Он прошел мимо приставного столика, на котором стояла хрустальная ваза, полная роз. Он провел по ним пальцем, и стебли сделались выше, а цвет лепестков из скучного темно-красного превратился в ярко-алый. Он прикоснулся к вазе, и она засверкала. Нет, этого недостаточно. Он провел ладонью по поверхности столика, и на его краях появилась изящная мозаика из изумрудов.

Анри шел по коридорам, сообщая бо́льшую яркость краскам, больший блеск поверхностям, придавая каждому квадратному дюйму «Сплендора» роскошный вид.

Он знал, что надо бы оставить работу над этими деталями другим – остальным творцам иллюзий. Ему не следует растрачивать ограниченный запас его энергии по мелочам, ведь в ближайшие дни ему придется прибегать к более серьезному волшебству, однако он ничего не мог с собой поделать. Тео и Стелла рассчитывают на него, и он не может их подвести.

По парадной лестнице Анри спускался в главный бальный зал, и сусальное золото на перилах начинало блестеть ярче от прикосновения его руки, мрамор под его ногами также приобретал блеск, так что казалось, будто его только что вымыли шваброй.

Все в зале были заняты. Творцы иллюзий придавали блеск серебру, превращали обычные ковры в затейливые шедевры ковроткачества, добавляли еще один ярус мерцающих свечей к огромной люстре, свисающей с потолка.

Стелла стояла в углу, наблюдая за их работой, сложив руки на груди и неодобрительно сжав губы. Вид у нее был суровый. Грозный. Казалось, она вся состоит из углов – острый нос, острый подбородок, близко посаженные глаза с их вечно недовольным взглядом. Но, когда она заметила его, ее напряженное лицо расслабилось, жесткое выражение сошло на нет. Он видел ее такой, какой она была на самом деле – женщиной, которая спасла его, которая придала его жизни смысл.

Она быстро подошла к нему и чмокнула в щеку. Ее губы были холодны.

– Ну как, тебе лучше?

– Намного. – Хотя он знал, что дело тут только в здешнем воздухе, а не в коротком сне и не в чае. А значит, утром он опять упадет на кровать, чувствуя себя как выжатый лимон. Но это не имело значения. Если вечер пройдет безупречно, дело будет того стоить.

– Вот и хорошо. Я хочу, чтобы ты был в самой лучшей своей форме к тому времени, когда сюда явятся посетители.

– У тебя есть окончательный список гостей? – спросил он.

Стелла переключила свое внимание на худенькую девушку, удаляющую мелкие царапины с массивного стола службы консьержа.

– Кармен?

Девушка быстро повернулась, широко раскрыв глаза, точно ребенок, которого застукали за чем-то нехорошим, и откинула волосы, упавшие ей на глаза.