– Чудовище.

И Вэй был с ним согласен. Он чувствовал себя загнанной дичью, угодившей в силки, из которых не выпутаться. Всё, что он мог, – это смотреть. По небу с неумолимой скоростью к ним приближался огненный шар. Так вот какие они вблизи, огненные кристаллы Чанкина… Ещё мгновение – и они отправятся вслед за Дэлуном. Может, в следующей жизни они проживут долгие и спокойные годы?

***

Берег реки Хонгха горел. Огненные снаряды, обрушившиеся с неба, гасли не сразу: огонь перебрасывался на всё, до чего мог дотянуться. Восточный фланг, ставший первой мишенью наводчиков, был уничтожен, флот почти полностью потоплен, лошади разбежались, а солдаты пытались спастись и перегруппироваться в сторону от обстрела. Несколько траншей оказались отрезаны огнём, и неизбежно начиналась давка в оставшихся укрытиях. Это был провал.

Амань выскользнул из теней на одном из холмов вблизи берега и замер, оглядывая хаос, что творился внизу. Успел и опоздал. В серых глазах всего на секунду отразились отчаяние и страх: среди сожжённого муравейника он пытался найти знакомую макушку, пока не зацепился за две фигуры, что буквально в последнее мгновение успели отпрыгнуть от очередного удара.

– Идиот.

Паника испарилась, Амань достал из кармана три потрёпанных бумажных амулета, испещрённых в несколько слоёв искажёнными рунами. Что-то неуловимо менялось в воздухе вокруг шэнми, а взгляд серых глаз становился бесчеловечно пустым, почти безумным.

– Жили-были трое братьев… – печати взлетели в воздух, закружившись вокруг Аманя, набирая скорость с каждым словом. – Впрочем, нет, не жили. Они умерли ещё в утробе и родились, не издав ни единого вздоха. И обратило их Небо в демонов. Бедные, бедные дети великого Императора, они никогда не знали своего отца…

Тени вокруг Аманя дрогнули, оживая. Невидимая волна дыхания иного мира, который люди называли Бездной, далёкого и нематериального, набирала силу вокруг шэнми. Амулеты в воздухе охватывало пламя, но не могло их сжечь, лишь письмена разгорались, изнутри накаляясь от каждого нового слова, взывавшего к ним. Нет, Амань не был безумен, он прекрасно понимал, что делает. И если бы кто-то был сейчас рядом с ним, то заметил бы, как расползается по земле его тень, принимая форму чего-то чужеродного, живого и самостоятельного.

– И обернулись они в чудовищ, неся людям пагубу, смерть и страх. И пламя. Бедный отец, он так никогда и не обнял своих детей…

Туман, точно живой, клубился под его ногами, и из него медленно поднимались три фигуры. Они росли на глазах, обретая лишь смутные человеческие очертания. Обнажались острые клыки, разгорались жёлтые глаза, трескалась чёрная кожа, под которой, казалось, текла лава. Выше и выше, три фигуры уже достигали верхушек деревьев, но не делали ни шага, словно скованные цепями. И прежде чем в этот мир прорвался их рёв, Амань холодно приказал:

– Убить солдат на том берегу.

Тени, сгустившиеся на холме, лавиной рухнули вниз.

***

За пару мгновений до того, как двое мальчишек должны были неминуемо умереть, что-то поменялось. Время если не остановилось, то точно замедлило свой бег – или Кану так только казалось? Он был парализован точно так же, как и Вэй, как и все живые на этом проклятом берегу. Но если его друг пытался побороть оцепенение и бежать, то Цинь, которому это чувство было до боли знакомо, смотрел на огненное небо как на спасение. Что-то ему кричало, что лучше смерть, чем то, что уже кружило вокруг них, оживало и прорывалось в этот мир. И когда огонь уже был так близко к ним, невидимая сила схватила мальчишек и отбросила в сторону, будто мешки с рисом. Точно так же, как отец тащил его маленького в свой кабинет по воздуху, когда он пытался снять со стены гуаньдао.

Небо и земля несколько раз поменялись местами, пока Амань не схватил его за шиворот, оглушённого и беспомощного, как щенка.

– Папа?

Нет, это был не отец. Не мог им быть. Просто морок Чудовища. Цинь утопал в кошмарах детства: ему мерещилась та тьма, что пыталась забрать его, она была везде, он погряз в ней руками и ногами. Тень облизывала трупы, растекаясь по земле вслед за человеком со светлыми волосами. Звон в ушах стихал, но за ним пришёл рёв, что не мог принадлежать ни одному живому существу. Мимо Кана прошло нечто настолько огромное и ненастоящее, что он был уверен: это ещё один морок. Этот монстр буквально горел на солнце, кожа шипела и слезала с него, и вой походил на болезненный стон. Демона будто бы тянуло вперёд, несмотря на то, что каждый шаг его убивал.

– Кан! Что происходит? Кан?!

Вэй. Вэй был жив, и стоило Циню скользнуть взглядом по парящим вокруг шэнми печатям, как он рефлекторно отвёл взгляд и торопливо закрыл Чжану глаза ладонью.

– Не смотри. Рехнёшься.

– Кто?.. Почему?..

Как ему тяжело давалось даже это. Страх и отвращение, заполонившие все его мысли, тянули Кана к земле, требовали сдаться и ждать своей участи, но он зацепился за этого глупого, ещё живого Чжана, пытаясь навязать самому себе мысли, что он должен вытащить его из кошмара, накрывшего берег. Просто потому, что Вэй ни при чём. Это его Чудовище, его война, его морок. Вэй не знает, понятия не имеет, как с этим жить.

– Закрой глаза. Закрой, кому говорю! И пойдём.

Человек со светлыми волосами смотрел прямо на них. Кан, увлекая за собой Вэя, быстро отполз в сторону. Его голова кружилась, ноги не держали, но… Они шли к западному флангу. Они должны дойти до штаба – это цель, всё остальное не важно, надо просто двигаться дальше. В Бездну морок, тени, чудовище! Если бы он задумался чуть больше о том, что происходит, хоть на секунду, то силы окончательно покинули бы его.

То, что творилось вокруг них, было… чужим. Оживший кошмар, далёкий от всего человеческого. Кан торопился, насколько вообще мог, наталкиваясь на солдат, что, окружённые теневым туманом, царапали собственные глаза, и на других, замерших, как они сами, без сил пошевелиться. Но что-то поменялось.

Цинь вдруг понял, что обстрел закончился.

***

Сын никогда так на него не смотрел. Забавно, что все эти годы в пустой голове Кана не мелькали мысли об отвращении и страхе. Не то чтобы Аманя вообще трогало то, как относятся к проклятым – это было неизбежно; но дети, даже девочка, носились за ним, стоило Циню-старшему переступить порог. Конечно, он соблюдал осторожность и не находился дома дольше срока, который находил безопасным для них, – может, дело в этом? Или в ритуале, придуманном для детей, чтобы обмануть… Не важно. Но ни Кан, ни Сюин его никогда не боялись, – он знал это, как и то, что никаких мер предосторожности не хватит, чтобы сдержать влияние Тени в этом проклятом Канрё. Была бы воля самого шэнми, Кан ни разу в жизни не столкнулся бы с дыханием Бездны и не знал бы, на что способен его отец. Небо, ну почему ему не хватило терпения воспитать его так, чтобы отправить в безопасную страну послом? Но нет: мальчишка, спасённый в последний момент, пятился от него с выражением ужаса и брезгливости, точно таким же, как у тысяч людей до него. Амань не сказал ни слова, про себя отметив, что сына не ранило настолько, чтобы он не смог добраться до штаба. Безголовый, но сообразительный, а со страхом как-нибудь справится: он не зря сделал всё, чтобы у них был шанс выжить. Шэнми развернулся, двигаясь вперёд, маня за собой одного из демонов, что прошагал мимо мальчишек и направился в сторону реки, следуя за остальными. Небо позволило его детям избежать проклятия, и он не собирался отдавать их ни Бездне, ни Императору, ни Канрё.

«Жил-был проклятый отец, который украл силу у Тени…»

Дневной свет был губителен для любого порождения Бездны, но Аманю было всё равно. Он холодно следил за тремя чудовищами, прекрасно зная, как долго они могут гореть заживо. И его пленники чувствовали, что чем раньше они выполнят его приказ, тем лучше будет для всех: Цинь Амань был и к людям-то безжалостен, а к этим существам и подавно. Весь придворный лоск слетел с шэнми, рот скривился в жестокой улыбке. Хоть он и был здесь из-за сына, но если уж сражаться, так «с весельем».