— Ты все запомнила?

— Д-да, магистр. — сумела выдавить из себя две минуты назад роковая соблазнительница вампира.

— Тебе эта наука очень пригодится в доме Шефердов. Я хочу, чтобы ты стала любовницей Хельстрома или Эверетта, старших наследников стаи. Не знаю как уж там прошла ваша совместная ночь с оборотнем, но вижу, что не очень-то продуктивно по части навыков доставления удовольствия мужчине, — он фыркнул и расправил рукава рубашки, стал застегивать манжеты. — Полагаю, данные особи довольствуются тем, что женщина хотя бы терпит их присутствие в своей постели, — презрительно скривился Леонид. Терезе отчего-то стало обидно. Не так уж плох был Шеферд! Ну… по крайней мере, после первого-то раза… Она поскорее выбросила это все из головы, пока маркиз не прознал.

— Н-но… Магистр, Хельстром Шеферд ведь женат. Мисс Балера мне говорила. А Эверетт помолвлен.

— И что? — он недоуменно вскинул брови.

— Как я стану любовницей, если у них волчицы и у них связь. Это же один раз и на всю жизнь у оборотней.

Фетаро снисходительно улыбнулся.

— Дашь им то, что не дают волчицы, моя дорогая. Именно для этого мужчины и заводят любовниц.

Тесс сидела и хлопала глазами. Сглотнув, постаралась взять себя в руки.

— Хорошо. Спасибо за науку, мэтр, — сказала, и сама поняла, как обиженно прозвучал голос. А она-то идиотка подумала, что он может действительно хотеть ее! Дура! Дура! Дура!

— Не стоит так уж себя корить, Тереза. Я действительно хотел тебя. Почему нет, ты красива и отзывчива. Но свое желание я использовал против тебя же. Ты должна научиться владеть собой. Чувствами, мыслями, телом. Отпускай те мысли и желания, которые помогут тебе добиться своего и прячь истинные. Искренность подкупает всех без исключения. Желай их, этих оборотней, получай удовольствие в постели, найди в них черты, которые тебя привлекают и сосредоточься на них. Можешь даже полюбить их, если угодно. Но всегда, всегда помни, что для тебя это лишь игра. Что ты служишь мне и только мне. И тогда я подумаю над тем, чтобы дать тебе шанс на вечную жизнь. Ты очень занятная, мышка. Признаюсь честно, я немного очарован тобой.

— Очарованы для собственного блага, да? — фыркнула Тесс. — Чтобы сделать меня послушной и влюбленной дурочкой?

— Конечно. И все-таки, это так. Ты не труслива, молода и красива. Мне не так просто было выбраться сейчас из твоей постели, если это потешит твое самолюбие, но этого мало Тереза. Мне нужно больше. Много больше от тебя. Впрочем, если однажды ты попросишь меня дать тебе еще один урок вроде этого, я не откажу, — он подмигнул и медленно опустил взгляд с ее лица на грудь, прикрытую одеялом.

— Спасибо! — фыркнула Тереза едко. — Я пока поусваиваю этот.

Маркиз рассмеялся и вышел из комнаты, мягко притворив за собой дверь.

Тереза шумно выдохнула и упала на подушки. Двуличный мерзавец! Она поерзала, наслаждаясь тем, как шелк постели ласкает ее нагое тело. Томно потянулась, ощущая в теле сытость и одновременно проснувшееся любопытство, плотский голод.

Проклятье! Маркиз ведь прав! Поиграл тут с ней и она уже на все готова!

— Хороший урок, мэтр, — пробормотала Тесс и хитро улыбнулась. — Уж я его запомню.

Леонид уделили ее «воспитанию» несколько ночей. В основном маркиз учил ее быть привлекательной женщиной, флиртовать, очаровывать, нравиться. У самого наглеца это выходило великолепно, ну еще бы, Фетаро ведь чувствовал мысли собеседника. Он был недоволен как Тереза двигается, сидит, говорит, хмурится, смеется, играет на рояле, обмахивается веером и, наконец, ест.

С едой был целый скандал. Леонид заявил, что сие действо ее прямой путь к сердцу любого мужчины. Она должна есть так, чтобы будить в мужчинах аппетит, а не желание придвинуть к себе поближе свою тарелку, в опасении, что она сметет и ее.

— У меня просто здоровый аппетит! — возмущалась Тереза и получала ледяной взгляд. Милые, очаровательные леди не должны были возмущаться. И она хлопала ресницами и чувственно касалась шеи, училась покачивать бедрами и вести фривольные многозначительные беседы.

Очень скоро Тереза начала скучать по книгам. Чего уж проще, сиди да запоминай. А теперь приходил Леонид, садился в кресло, закуривал сигару и ставил задачу.

— Допустим, я банкир. Женат, двое детей. Люблю крикет и поло, но старая травма не дает играть. Вперед, мышка.

И ей надлежало в кратчайшие сроки сразить его наповал. Разговором. Языком тела. Улыбками и кокетством. Умением поддержать беседу о том, что ему интересно. Тереза должна была разбираться с кем уместно блеснуть остроумием, а с кем изобразить дурочку. Голова ее пухла снова как в первый день за книгами и эта наука давалась ей куда сложнее.

— А ты думала достаточно иметь твое лицо и тело и все мужчины падут к ногам, дорогая? — глумливо усмехался маркиз. — В Междуречье, возможно. В Рейне красота частый товар и не такой ценный, как ум. Ум, Тереза, вот что должно двигать тобой, когда ты поправляешь волосы или не поправляешь их. Если его в тебе нет, так может я зря трачу время?

И она в гневе садилась напротив него в кресло и снова и снова пыталась очаровать «банкира с двумя детьми». Тесс ненавидела это притворство, но понимала, что покуда она не станет сильной (если вообще станет) ей нужно подчиняться терпеть и показывать мэтру свои успехи.

У Терезы по его оценкам получалось «убого», потом «могло быть и хуже» и наконец «будем считать, что сносно».

Он корил ее за излишнее жеманство и велел оставаться собой, но тут же одергивал, когда она пыталась сесть еще одну сладкую булочку с подноса.

— Но я люблю булочки! — страдала Тереза и понуро клала выпечку обратно.

— А мужчины любят стройные талии, дорогая.

— У меня плохая талия, мэтр? — Тереза тут же начинала бессовестно флиртовать. Она научилась делать свой голос чуть ниже и бархатистее, что Леонид очень одобрил.

— Не бойся показаться слишком томной, просто не будь такой постоянно. Играй, мышка. Играй в свое удовольствие.

Несмотря на многочасовой еженощный флирт, в ее спальне маркиз больше не появлялся, а Тереза решила, что «сдавшейся крепостью» и «преданной собачонкой» ей не бывать, так что и не ждала его. Почти…

На самом деле она каждый раз уходила от него с улыбкой. Флиртовать с Леонидом доставляло ей удовольствие. Он сам был мастер и иногда их разговоры становились полными неясных намеков, многозначительных пауз и в каждой из них Терезе мерещилась сладкая тайна.

Но маркиз всегда заканчивал их уроки одинаково. Складывал пальцы домиком перед лицом, упирая локти в подлокотники кресла, долго молча смотрел на нее, а потом вкрадчиво произносил:

— Тебе пора спать, мышка. Беги в свою норку.

У Терезы каждый раз перехватывало горло и ноги становились ватными от этой фразы. Все игры, разговоры, намеки все это было не всерьез, но его последний взгляд, всегда был приглашением. Тесс очень бы хотела так же уметь заставлять цепенеть мужчин, как Леонид заставлял замирать ее саму.

Балера оставила ее в покое, никто не пил ее кровь, Морхед пару раз даже веселил ее деревянными игрушками. Великан оставлял их на подоконнике около ее комнаты, и Тесс с улыбкой ставила их на свое трюмо. Это была безделица, ерунда. Он строгал их от скуки и от тоски по дому, с которым пришлось навсегда расстаться, но ей было приятно. Мало кто что-либо делал для нее просто так, не из жалости или желания чего-то добиться.

Но в итоге эти игрушки, подаренные просто так от чистого сердца, заставили Терезу горько затосковать по Анри.

Ее милый, добрый Анри. Она уже вторую неделю была тут, в Рейне в доме маркиза, а что было с ним? Он знал, где тайник, значит на пару месяцев заплатить за жилье будет чем, но что будет дальше? И что брат думает? Что Тесс умерла от чахотки? Она была слишком занята выживанием в этом новом страшном мире, наполненном интригами, вампирами и собственным неясным положением то ли прислуги, то ли еды, но сейчас, когда все более-менее успокоилось и мисс Балера перестала черным коршуном нависать над ней, Тереза смогла позволить себе беспокойство о брате. И тоску, горькую, глубокую тоску по единственному человеку, с которым она могла быть той Терезой с улицы Черемухи, которая для всего остального мира давно умерла. Доброй, милой, заботливой. Бескорыстной. Все это не было ей чуждо, просто она перестала отдавать это миру, когда он стал к ней жесток. Тереза не подставляла спину или щеку. Получив первые жестокие удары, сама взяла в руки оружие стала отвоевывать себе и брату место под солнцем, но вечерами, когда она приходила с их воровского промысла, с руками обожженными горячим кипятком в трактире и изрезанными бумагой от почтовых открыток, ее встречал Анри с вечной доброй улыбкой и, главное, ожиданием, что она, конечно же, будет доброй, честной и хорошей. Его милой Тесс.