Бриони вздрогнула. Редко можно было увидеть, чтобы старейшины использовали свою силу подобным образом.

– Прежде чем мы продолжим, все вы должны прямо сейчас поклясться, что никогда не будете обсуждать то, что здесь произойдет, за пределами этой комнаты.

Разумеется, они не хотят, чтобы об этом договоре стало известно. Не только потому, что это расстроило бы семью, – но и потому, что таблоиды с удовольствием будут обсасывать эту новость. Все они как стервятники кружили вокруг тех, кто скоро умрет, и делали безвкусные фотографии будущих чемпионов. Когда журналисты только появились, она воспринимала их как как ценный инструмент. И даже попыталась использовать их, чтобы помочь другу.

И впоследствии ей пришлось переводиться в другую школу, а семья устроила ей нагоняй. Это был единственный раз, когда она разозлила совет старейшин, хотя они заверили ее, что это никак не повлияет на процесс отбора. И, кажется, это было правдой – с учетом того, как далеко ей удалось зайти. Возможно, то, что агент Ю выбирала чемпиона, было преимуществом – не то чтобы ее это волновало.

– Клянусь, – сказала Бриони. Она почувствовала, как чары прижались к ее коже, а мгновением позже – рассеялись. Иннес и Эмметт последовали ее примеру.

Бриони старалась сидеть спокойно и – еще больше – старалась сохранять спокойствие. Всю свою жизнь она ждала именно этого момента. У Эмметта не было ее физической силы или мастерства, а Иннес никогда не хотела оставить след в истории – только читать о ней. Если агенту Ю хватило ума выбрать Торбернов, ей хватит ума и чтобы выбрать Бриони.

– Очень хорошо. – Агент Ю открыла свое досье и рассеянно щелкнула ручкой. Магический камень внутри ее засветился. – Тщательно все обдумав, я решила, что чемпионом вашего семейства станет Иннес Торберн.

До Бриони не сразу дошел смысл сказанного. Понимание приходило постепенно, слово за словом прорываясь сквозь ее броню, разрушая установку, что лучше Бриони для этой роли не подойдет никто. Что она важна – и что все вокруг об этом знают.

На секунду девушка остолбенела. Ее губы беззвучно зашевелились, в ушах зашумело. Она не смогла заставить себя посмотреть на Иннес – это было невыносимо. Вместо этого она повернулась к старейшинам, умоляя их вмешаться. На мгновение она увидела собственное потрясение и разочарование, отразившиеся в глазах старейшины Мальвины. Но тут старуха подняла руки и начала аплодировать. Мгновением позже к ней присоединились и остальные, хоть и несколько нерешительно.

Они не будут спорить. Потрясение в груди Бриони переросло в панику. Они должны были аплодировать ей.

– Стойте! – Бриони едва узнала собственный голос. Он был грубым, почти уродливым.

– Выбор сделан, – сказала старейшина Мальвина. Голос ее был мягким, но твердым.

Бриони с трудом сглотнула, когда остальные старейшины повернулись и уставились на нее. Обычно ей нравилось, когда на нее смотрели, но не так.

Решение старейшин было таким же абсолютным и беспристрастным, как зеркало, которое лежало перед ними на столе. Бриони в жизни не проявляла к ним неуважения, но сейчас у нее не было другого выбора. Нельзя было, чтобы они объявили чемпионкой Иннес. Пока – нет. Они же даже не дали ей возможности показать себя.

– Но… последнее испытание, – запротестовала она. – По его результатам может быть сделан другой выбор…

– Это и было последнее испытание, – решительно сказала старейшина Мальвина. – Так было обговорено – и мы с уважением отнесемся к его результатам.

Бриони не будут помнить как героиню. Ее вообще не будут помнить.

– Бри. – Она знала, как сильно Бриони этого хотела. Конечно, она отдала бы это право ей. Наверняка она что-нибудь скажет. Но она сказала только: – Пожалуйста. Ты позоришь себя.

– Ну что ж. – Агент Ю поднялась на ноги. – Решено. Идите и представьте ее, как было запланировано.

И она исчезла, так же внезапно, как появилась, – как будто пришла сюда только для того, чтобы разрушить жизнь Бриони.

В сказках Торбернов история героя начиналась с призыва к действию. Они были избраны судьбой или обстоятельствами, чтобы защищать хороших людей и побеждать зло.

Но Бриони не выбрали. И теперь ей оставалось только смотреть, как старейшины не сводят с нее пристальных взглядов и укоризненно качают головой. Лица, которые она знала всю свою жизнь, теперь казались чужими.

Но хуже – дальше – всех ей казался человек, который стоял рядом с ней, сжимая ее запястье.

Потому что Иннес ее обокрала.

– Поздравляю, – безэмоционально сказала Бриони сестре. И когда остальные вышли из беседки, чтобы представить семье ее нового чемпиона, Бриони осталась внутри. Она стояла неподвижно, как камень, и не сводила невидящего взгляда с Зеркала. Зеркала, которое – она знала это наверняка – сделало бы правильный выбор.

В подвалах поместья Лоу было хранилище.

Стены его были толщиной в метр промышленной стали, вдобавок окруженной тремя метрами рыхлой почвы – все, чтобы ни одна частичка высшей магии не смогла выскользнуть наружу. На его дверь были наложены мощнейшие защитные заклинания. Туда не мог войти никто, кроме членов семейства Лоу. И даже им для этого нужно было особое разрешение бабушки.

Алистер никогда не был в хранилище. Этим утром, на восходе солнца, он как обычно устроился в семейной библиотеке, запоминая карту окрестностей Ильверната – потому что большая часть турнира будет проходить именно на дикой местности, окружающей город. Но как только он начал работать, на пороге появилась его бабушка, Марианна Лоу, и приказала ему спуститься вниз.

И вот, он идет по винтовой лестнице, касаясь кончиками пальцев перил и неровных стен и царапая ногтями камень. Рядом с ним витает сгусток красного света, освещающий дорогу в небольшую, похожую на пещеру комнату, в которой вполне могли бы храниться семейные драгоценности – если бы они были заурядной семьей.

Алистер изучил свое мутное отражение в металлических дверях хранилища. От алого света высшей магии казалось, что его кожа испачкана в крови.

В этой двери не было замочной скважины или слота для карты-ключа. Только красноватый магический камень, пульсирующий, словно перекачивающее кровь сердце. Алистер прижал к нему ладонь и стал ждать.

Ничего не произошло.

Впрочем, он ничего и не ожидал. Бабушка не стала объяснять ему, как войти в хранилище. И, поскольку с первого взгляда это было неочевидно, получается, что поручение являлось своего рода испытанием. Испытания его бабушка любила. Кровавая завеса падет через неделю. Через неделю начнется турнир. Еще пять семейств объявили имена своих чемпионов – но Лоу все еще хранили молчание. Алистер затрепетал от восторга.

Сегодня он проявит себя. Это последнее испытание.

Молодой человек изучил грубую огранку магического камня в поисках намека на заключенные в нем чары. Но осмотр ничего не дал.

В этом хранилище было спрятано самое ценное сокровище его семьи, то, что Лоу ценили больше всего на свете – высшая магия. Именно она обеспечивала их господство над Ильвернатом, она подкрепляла каждое требование, которое его бабушка предъявляла мэру города: будь то запрет на продажу «Традиции трагедии», освобождение семьи Лоу от уплаты налогов, несмотря на их огромное состояние, или юридическая безнаказанность всякий раз, когда Марианна воплощала в жизнь какую-то свою угрозу.

На стальных дверях был выгравирован девиз его семьи: «Кровь превыше всего».

Ну разумеется. Кровь.

Это испытание было вопросом, а кровь была ответом на этот вопрос.

Алистер изучил свои унизанные кольцами пальцы. На каждой фаланге был магический камень: простые заклинания, которые он надел, когда собирался сегодня утром. Какие-то помогали лучше сконцентрироваться на работе, какие-то – найти в тексте определенные слова. Некоторые были предназначены для того, чтобы сделать кофе немножко вкуснее. Все это обычная магия, и он сразу же исключил эти заклинания. Ни одно из них не могло сделать порез, а проклятий в собственном доме он не носил. Но и показаться на глаза бабушке с пустыми руками он тоже не мог – особенно после того, как его фотография из «Сороки» появилась в «Ильвернатском затмении», а позже и во всех таблоидах. Даже неделю спустя коридоры поместья продолжали дрожать от ледяных волн ярости Марианны. Потому что Алистер и Хендри ушли из дома, пошли туда, где им могли причинить вред. Потому что из-за них семья могла стать уязвимой.