– Разные существа будут мешать вам выполнять вашу работу… очень активно. Результатом могут стать ранения, повреждения, утрата конечностей, а также всей жизни. Последний случай становится основанием для разрыва контракта и прекращения выплат по нему.

Понятно, если неведомые «разные существа» меня укокошат, то Сашка скорее всего умрет. Значит единственный выход – не дать им этого сделать, прожить эти пять месяцев и вернуться.

– А позвонить домой можно будет?

– О да, – дядечка закивал так активно, что я испугался за его тонкую шею: переломится, и офисопланктонная голова отвалится, упадет на стол, а затем прикатится мне на колени, где так же будет пучить глаза и вещать ерунду.

Бррр…

– Но не в любой момент, а при наличии пространственной возможности в конкретной точке времени, – продолжил он, – связь обеспечивается внешним поставщиком, который к нашей корпорации не имеет отношения, мы ее только оплачиваем, то есть берем все расходы на себя.

– А если я подпишу, возьму аванс и исчезну? – спросил я.

– Я бы не стал на вашем месте этого совершать, – дядечка хмыкнул, и получилось у него очень выразительно. – Наша корпорация имеет значительные возможности. Спрятаться от нас на этой планете нельзя.

На этой планете? Что, я могу удрать на другую? На Марс?

И какие возможности у конторы, что вынуждена снимать в областном центре такой вот жалкий офис с одним сотрудником? Попахивало все это фарсом, розыгрышем, дурацким телешоу со скрытой съемкой со всех углов, горластым идиотом-ведущим и тысячами дебилов-зрителей, которые сейчас созерцают мое лицо, тоже наверняка не особенно умное.

Но если за этот фарс, за это телешоу мне дадут хотя бы десять тысяч зеленых, то плевать, пусть я хоть отправлюсь на тропический остров, чтобы под камеры жрать там червяков и строить дом любви.

– И да – о том, что вы увидите у нас на работе, нельзя будет рассказывать, – проговорил дядечка. – Вообще никому. Документов по этому поводу мы не составляем. Однако вы поймете… сразу поймете, отчего так.

За улыбку на его лице мне захотелось этого типа придушить.

– Да что же за работа у вас? – не выдержал я. – Трупы надо будет закапывать? Медведей голыми руками ловить? Китам надрачивать? За что такие бабки платят?

Дядечка продолжил улыбаться, словно не услышал моих вопросов.

– Я понимаю, вам трудно принять решение, – сказал он. – Думайте, сколько угодно. Решитесь – приходите сюда, я всегда для вас появлюсь на месте. Подпишем, аванс, и сразу же отправка… с собой ничего брать не нужно, все необходимое выдадут на месте.

– Ладно, – буркнул я, и поднялся: с женой все равно надо посоветоваться.

Закрыв за собой дверь офиса ООО «Гегемония», я понял, что толком ничего не узнал об «опасной работе для настоящих мужчин». Понял только, что платят там реально хорошо, и что это вариант спасти Сашку, не ограбив для этого банк.

Я не знаю, что нашла во мне Юля, но мне с ней страшно повезло.

Мало того, что она терпит мои закидоны, она еще и красавица, каких поискать. Мужики на улице смотрят ей вслед, открыв рот, эккаунты в соцсетях она не заводит, поскольку знает, что там ее атакуют турки с арабами и прочие любители слать в личку фотографии МПХ.

Но вместо того, чтобы бродить по подиуму где-нибудь в Париже или флиртовать с звездами Голливуда, она лежит со мной в кровати, и обнимает так, что я могу ощущать каждую выпуклость ее тела. И от этого внутри уже моего тела начинается шторм, мне хочется гладить ее спину, целовать упругую грудь с острыми сосками, тискать ягодицы. Проникнуть внутрь, стать с ней одним существом, взорваться в едином порыве!

Хотя мы кончили вместе всего десять минут назад!

Я люблю ее всем сердцем, рядом с Юлей я не могу думать о других женщинах, от одного ее запаха, от звуков ее голоса мужские гормоны во мне гарцуют и бьют копытами. Жаль, что эта магия не работает, когда мы расстаемся… жалею, страдаю, но сделать ничего не могу, веду себя иногда как последний кобель, и она об этом знает, но даже не упрекает, и от этого еще хуже.

В соседней комнате ровненько посапывала Сашка, и мне было так хорошо, как давно уже не было – наверное с того дня, когда стало ясно, что болячка у нашего ангелочка очень серьезная.

– Тут такая ботва… – начал я, когда ко мне вернулось дыхание. – Я нашел деньги.

С мамой я поговорил еще утром, она поворчала конечно, сказала, что за пять месяцев разлуки может и помереть, но в конечном итоге сказала «мужик взрослый, сам решай, что делать» – эту фразу она ввела в оборот, когда мне исполнилось десять, и я всегда старался соответствовать. Осталось убедить жену, а это задача несколько сложнее.

Юля слушала молча, как я рассказываю о визите в ООО «Гегемония», но все сильнее напрягалась под моими руками. Я гладил ей живот, шелковистый и мягкий, и тот становился все более твердым, а налитые кровью соски, которые я ощущал плечом, наоборот сдувались, размягчались.

– Так что вот, все будет хорошо, – сказал я в завершение.

Тут она вывернулась из моих объятий и села.

Я не мог видеть лица Юли в сумраке спальни – ночь, свет фонарей отгорожен плотными шторами. Но я мог представить ее до малейшей детали – очень светлые волосы, не крашеные, свои в сочетании со смуглой кожей, глаза странного оттенка карего, почти красные.

– Ты с ума сошел? – спросила она шепотом. – Ты не представляешь, куда собрался!

– За деньгами на операцию, – повторил я.

– Никаких денег не будет, если ты там погибнешь! – судя по голосу, Юля хмурилась, а кулачок на моем бедре был крепко сжат. – И что нам делать в этом случае? Подумал об этом? Эх, ты…

– Но с чего ты взяла, что я погибну? Не на войну же меня отправят?

– А вдруг на войну?

– Меня? – я расхохотался, но прихлопнул собственный рот ладонью: не хватало еще разбудить Сашку. – Я конечно служил в армии, но упражнялся там с кисточкой и молотком, а не с автоматом.

Ну да, год в рядах защитников родины я провел, занимаясь полезным трудом на благо командиров, ну а пострелять нам, обычным пехотинцам, дали всего несколько раз. Поэтому вояка из меня получится тот еще.

– И все равно – ты не знаешь, – сказала Юля настойчиво. – Вдруг это наркотики? Что-то еще незаконное?

– Поиск наркокурьеров по объявлениям? – съязвил я, понемногу начиная злиться. – Вряд ли Иван отправил бы меня в такое место, все же мы родственники…

В последнем я сомневался, конечно, но с другой стороны – какая выгода ему от самозванства?

– Не нравится мне этот Иван, – она раздраженно тряхнула головой, закусила губу. – Выскочил, как черт из табакерки, и…

– Но что ты предлагаешь? – перебил я. – Сидеть и смотреть, как Сашка умирает?

Сказал я это резче и громче, чем намеревался, и тут же пожалел об этом.

– В банке я побывал, – продолжил я уже тише, – к Петровичу ходил, говорил с ним. Что остается? Фонды? Милостыню на улице просить? Я же работаю, как вол, но я не…

– Я знаю, – она положила руку мне на грудь, и от этого прикосновения по всему мне побежали сладостные мурашки. – Но должны быть другие пути… Про фонды я узнавала… Можно, но очереди большие, и хватит ли у нас времени, пока они заявление примут, рассмотрят и так далее… Но…

– А тут десять тысяч сразу! – снова влез я. – Извини.

– Должны быть другие пути, – повторила она. – Например, я могу продать почку.

Меня словно ударили по башке деревянной киянкой, в ушах зазвенело, так что я даже не расслышал собственный хриплый, сдавленный вопрос:

– Ч-что?

– Продать почку, – голос Юли звучал спокойно, словно она говорила о том, чтобы отрезать свою гриву и сдать на парики – волосы-то отрастут, а вот новая почка вряд ли. – Она стоит немало, поскольку я молода и здорова.

– Е… ты… как?.. Бл… ел… – на язык ринулось сразу много слов, и тот едва не завязался узлом.

Да, моя жена врач, она понимает что-то в таких делах. Но нет, такого я не допущу! Чтобы она повредила себе? Чтобы искалечила себя, а я, здоровый мужик, просто смотрел?