— Вы тоже сдохните, едва Аякс переступит порог дома… — скажет она, закрывая дверь. — Умрёте, как только маги с вами наиграются, а потом вонзят свои зубы в ваши тела. Уверена, они тоже будут довольны трапезой…

***

Когда письмо попадает Тарталье, он несколько раз его перечитывает. Новости о участившихся нашествиях бездны на их регион устрашало, он хмурится, понимая, что в письме нет ни капли лжи. Кэйа обещала ему расправиться со всеми ними, и она своё обещание исполняет. Он поджимает губы, всё-таки говоря о печальных новостях, прося отгул и отправить отряд для зачистки.

Оттуда же приходят вести в внезапно начавшейся зиме. Посреди лета. И он понимает, что шутки закончились, понимает, что его благоверная вовсю исполняет всё то, что пообещала ему в первую их ночь у него дома. Первый предвестник лишь ещё раз взглянул на письмо, и Аякс увидел как расширяются чужие зрачки, увидел весь чужой страх, который, кажется, не вселяла и Царица…

Лишь приближаясь к дому, он понимает, насколько огромна его проблема. Спустя несколько дней пути, июль превратился в глубокий декабрь. Он прикусывает губу, подходя ближе и метель перед ним расступается, позволяя до дома дойти, что кажется, насквозь промёрз. Он прикусывает губу, дверь промёрзшую отворяя. Но сзади мягко плеча его касаются, вытягивая прочь из жилища, из которого срежет голосов магов доносится, глушимый воплями его братьев.

— Тебе их не спасти… — мурлычет она ему на ухо, мягко обнимая чужие предплечья. — Ты вообще никого не спасёшь, мой милый…

Она коснётся его холодными губами, притягивая к себе, а потом отпускает, понимая, что не сумеет удержать того. Что ж, пусть попробует что-то исправить, когда от его сестры остались лишь угли, а братья переживают последние секунды своей жизни в пузыре.

Тот опоздает, а с немого знака принцессы, маги скроются из виду, едва Тарталья переступит порог дома вновь, но ничего не найдёт, кроме тел. Метель стихнет, Альберих мягко коснётся его плеча, снова говоря почти над ухом.

— Нам пора уходить, Аякс… — мягко скажет девушка, целуя того в лоб.

Истошный крик предвестника станет последним признаком жизни в промёрзшем доме.

========== die Wurzeln ==========

Комментарий к die Wurzeln

Внезапное чтиво ко дню всех влюблённых

Одурманенное порочной кровью дракона растение принимает его облик. Словно попрыгунья, только с возможностью маскироваться не только под растения. И это существо сейчас в городе, зовётся его именем и наверняка готовится творить разнообразные пакости, последствия которых ему потом придётся разгребать.

Разбросанные бумаги остановились на небрежном рисунке капитана кавалерии. Должно быть, если цветок следил за ним, то он наверняка где-то рядом, слепо ведётся на едва ощутимый шлейф такой же порочной крови, которая течёт по её венам. Альбедо бы сорваться, да отыскать растение мерзкое, что наверняка что-то задумало, например избавиться от него, чтобы у неудачного эксперимента создательницы появилось новое обличие, чтобы он плавно заменил его в глазах окружающих, так, чтобы даже она сама не различила бы подмены.

В таком случае, ему бы стоило сначала избавиться от больно проницательной путешественницы, что с лёгкостью опознает что-то странное, что догадается и докопается до истины. Но её здесь нет… Значит пока что, различить подмену в силах лишь один человек…

Альбедо уверен, Кэйа отличит настоящего его, от мутировавшей попрыгуньи, но искренне надеется на то, что она сейчас на задании, и в черте города ему найти её будет проблематично. В конце концов, она — существо живучее, и из ловушек его двойника наверняка вывернется, особенно когда поймёт что что-то определённо не так.

И всё равно оставит бардак на потом, когда он разберётся с самозваным существом, что определённо пожелает приставить лезвие к её горлу, прежде чем та попытается отстраниться. Порою, её игры с огнём заставляли оказываться на грани между беспокойством и восхищением. Потому что — лишний шаг в сторону, и её жизнь оборвётся. Такой тяги к грани он не разделяет и понимать не желает. Как бы то ни было, как бы много Кэйа не значила, он всё равно предпочитает уделять время алхимии, а не людям, чьё время рано или поздно кончится. И сейчас он ускоряет шаг лишь ради того, чтобы спасти себя — не её, не её что дерзко улыбается, руки на груди скрещивая, и единственный глаз прищуривает в ответ на спокойную случайную колкость, не её, что крепко обнимает его, вечно пытаясь спрятать нос в его макушке, когда холод пробирает до самых костей, даже если они сидят около огня, не её, что кажется, совсем немного, но верит ему… Альбедо интересны лишь тайны, тайны, которые он обязательно разгадает, все до единой.

Люди мешают, люди отнимают время и занимают мысли, вытесняя те самые, самые необходимые для одного единственного шага в нужную сторону… Люди заставляют отвлекаться, заставляют говорить, прикасаются, расшатывая концентрацию. А ещё заставляют ворочаться в кровати и раз за разом, в зародыше душить едва теплящееся желание оставить рядом хоть кого-то. Чаще всего — её, чей взгляд тускнеет от случайного взгляда по комнате.

Когда-то она оговорилась, выронила слова о любви, осторожно протягивая свои руки к чужому сердцу, едва касаясь бьющегося под рёбрами куска мяса, едва ощущая его тепло. А потом он ударил её по руке, прогоняя прочь, в тёмную вьюгу, чьи порывы почти заглушили разочарованный вдох.

Ему бы запереть от неё всё, что могло бы дать ей хоть какую-то надежду, оттолкнуть и больше никогда не видеть рядом, больше не думать ни о чём, кроме алхимии, что дала ему жизнь и стремление.

Он потушил радостную искру в голубом глазу, растерзав её сердце и к ногам растерзанные окровавленные куски бросил, чуть ли тыча её носом в кровавую кашу, бывшую некогда тем самым сердцем, привязавшее её к нему.

Кэйа не нужна Альбедо точно так же, как и другие люди. И ему бы наплевать на неё, оставить порочному растению на растерзание, чтобы от проблемы ещё одной избавиться, да только больше распознать подмены будет некому.

Альбедо не ценит жизни, но со своей расставаться не намерен, а потому чуть ускоряет шаг, чтобы решить одну проблему и навлечь на себя другую.

Он ни в коем случае не должен давать ей надежды, а падшая Каэнрия должна была обделить её возможностью любить, но… Кэйа живая, и даже жестокое воспитание в безбожных пустошах не вытравило в ней губительной сентиментальности, а его категоричный отказ не обрубил призрачных надежд где-то на самом краешке растерзанного его же руками сердца.

Кэйе слишком сложно контролировать свои чувства, когда всё рушится почти на глазах, а потому, в суете дел, когда надо поставить на место фатуи, когда надо оставаться на грани — тонкой леске над скалистым и глубоким ущельем, что впивается в ноги, превращая каждый шаг в испытание, между бездной и городом, который она поклялась защищать, среди совершенно бесполезных просьб о помощи… И её маска треснула, разлилась неосторожным признанием и застывшим страхом после чужого ответа.

Её любимые цветы так похожи на эту мерзкую горечь, которой она так отчаянно пытается сопротивляться. В любви ищут утешения, в любви ищут понимания, а принимать чужую душу он не собирается. Почти знает её вдоль и поперёк, отдающую гнилью и сыростью. И любовь её отвратительна, такая едкая и въедливая, что Альбедо жалеет о том, что о её сердце замарал руки, горечь не сходит.

А проклятое растение отыскало её под ветвистым деревом около статуи божества, уложило свою голову той на колени и прикрыло глаза, ластясь к руке в перчатках. И то замедляет шаг, прекрасно слыша тихие вздохи.

— Ты не он… — слишком тихо говорит она, касаясь идентичных волос, а в единственном глазу слезы блестят, и пальцы напрягаются, прекращая водить по пшеничному полю.

Ей бы принять чувства этого создания, что до боли похоже на настоящего алхимика, раскрыть бы объятия вновь и вместо яда, почувствовать чужое тепло, что успокоит её, что позволит забыть о маске идеального рыцаря.