Джордан застыла в своем оранжевом топе, держа апельсиновый напиток в руке и ощущая, как дурные предчувствия наслаиваются одно на другое, а затем обнаружила, что музыка стихла и основная масса приглашенных двинулась в заднюю часть здания. Они шептались, сверялись с часами, переглядывались друг с другом, и девушка догадалась, что, должно быть, все направляются взглянуть на истинную причину вечеринки.
После того как народ, наконец, втиснулся в просторную дальнюю комнату, из динамика донесся голос Барбары. Джордан прекрасно слышала ее голос без усилителя, так что женщина, должно быть, находилась поблизости, однако ее не было видно из-за толпы.
– Спасибо, что пришли, – начала Барбара. – Сегодня здесь собралось поистине великолепное общество. Вы действительно шикарные женщины. Знаю, мы все взволнованы предстоящим событием, и мы все воодушевлены, э-э, где мои записи, Фишер? Фишер, будь добра.
Миниатюрная женщина с великолепной осанкой и бескомпромиссно выпрямленными темными волосами протиснулась мимо Джордан и направилась вперед сквозь толпу. На ней было коктейльное платье, которому не хватало надписи: «Смотри на меня», и ниже: «Теперь, когда ты смотришь, заметил, что я считаю тебя тупицей?» Отличное платье. И она даже не извинилась.
Джордан лишь мельком увидела, как она принимает микрофон, а затем из динамиков раздался голос под стать коктейльному платью:
– В жизни каждого из здесь присутствующих есть зависимый. У кого-то всего один, кто-то только подумывает привнести подобное в свой образ жизни, некоторые получили их в наследство, а некоторые сами являются одними из них.
Гости переглянулись.
Джо Фишер продолжила:
– В этом году Боудикка рада предложить вам множество живительных магнитов в разнообразных форматах. Как и всегда, они доступны только по частной договоренности. Спрос высок, так как живительные магниты теряют эффективность быстрее, чем обычно, и многие из вас в этом году стремятся заменить свои потерявшие силу. Надеюсь, у всех вас была возможность взглянуть на зависимых, которых мы предоставили для демонстрации, и убедиться, что живительные магниты настоящие. Многие спрашивали, доступны ли к продаже эти зависимые. Ответ: не в настоящее время. Они предназначены для демонстрации. Только для демонстрации.
– Давайте же взглянем на живительный магнит! – голос Барбары зазвенел, не усиленный аппаратурой. – Будьте любезны, покажите всем!
К удивлению Джордан, публика послушалась. Толпа вновь скучилась, впервые позволяя ей увидеть то, что они плотно окружали.
В центре комнаты был ребенок.
Прелестный малыш, мальчик возрастом три или четыре года, с прекрасными темными волосами, густыми ресницами и беспечно надутыми губками. Его умилительно разместили в разложенном прямо посередине зала кресле. Грудь ребенка мерно поднималась и опускалась, поднималась и опускалась.
Как бы громко ни звучали голоса вокруг, он продолжал спать.
Рядом с малышом на яркой парчовой ткани расположились различные предметы. Несколько безвольно лежащих бабочек. Маленький пушистый кролик, растянувшийся на боку. Пара туфель.
Очевидно, мальчик был экспонатом, как и остальные объекты.
– Невероятно волнительно, не так ли! – произнесла Барбара, продолжая кричать без микрофона, как воспитательница в детском саду. – Это действительно замечательный живительный магнит, идеален для дома, они не всегда подходят для гостиной, но только не этот! Ну разве не У-Д-А-Ч-А для нас? А теперь давайте успокоимся и посмотрим. Внимание!
Сбоку открылась дверь.
Две женщины внесли в комнату большую картину в раме. Тема полотна не особо захватывала обычный пасторальный пейзаж, усеянный овцами, но при этом картина была приятной. На самом деле Джордан обеспокоило, что она никак не могла понять, почему пейзаж казался ей таким привлекательным. Девушка не могла оторвать от него взгляд. Ей хотелось подойти ближе, но толпа вокруг и чувство достоинства не позволяли.
Она обвела взглядом окружающих гостей, стремясь оценить их реакцию на картину, но все взгляды были обращены на кресло в центре комнаты.
– Можно мне обуться?
Тихий, тонкий голосок. Мальчик приподнялся в кресле. Одной маленькой ручкой он протер глаза, а другой потянулся за ботинками. Ребенок искал знакомое лицо среди разглядывающих его женщин.
– Мама? Уже пора обуваться?
Вокруг него закружились неподвижные прежде бабочки. Крошечный кролик с тихим звуком спрыгнул со стула и заторопился прочь. Гости отступили, деликатно освобождая ему пространство.
– Мама? – позвал мальчик.
– Как видите, конкретный живительный магнит эффективен в отношении множества зависимых на расстоянии нескольких ярдов, – произнесла Фишер в микрофон. – За подробной информацией, пожалуйста, обратитесь к полному перечню.
Барбара сделала широкий жест бокалом, и сотрудницы понесли полотно обратно к боковой двери.
– Мама? – снова спросил мальчик. – Ох, моя туфля.
Один из предметов обуви упал со стула. Мальчик потянулся за ним как раз в тот момент, когда дверь за персоналом закрылась. Картина исчезла.
С тихим вздохом ребенок осел на пол рядом с креслом. Бабочки попа́дали вокруг него. Один из приглашенных выступил вперед и уложил теперь уже спящего кролика обратно в исходное положение на кресле.
Сердце Джордан превратилось в лифт с оборванным тросом.
Грезы.
«Зависимые» – это грезы, утратившие сновидца. И «живительный магнит» – та самая картина, что показалась Джордан, которая сама являлась результатом сна, странно привлекательной, – временно их пробуждал.
И вот так Джордан поняла, что Боудикка пригласила ее на вечеринку не по причине того, что Джордан Хеннесси – талантливый фальсификатор. Они позвали ее, зная, что Джордан Хеннесси – сновидец.
Позвали, потому что были уврены: Джордан Хеннесси будут сниться сны, которые она захочет оставить при себе.
Правила игры изменились.
5
Мэтью Линча разбудил крик старшего брата.
Старая спальня Диклана находилась дальше по коридору, и дверь Мэтью была закрыта, но звук доносился отчетливо. В старых домах полно укромных уголков и закоулков.
Мэтью выбрался из постели, пробормотав: «уф-уф-уф», когда старые половицы заморозили босые ступни, а затем резко стукнулся головой о мансардный потолок.
Диклан все еще орал, как кот на крыше.
Мэтью спустился вниз, почистил зубы (из-за движения щетины на деснах и зубах казалось, что крики Диклана вибрируют), выпил воды (голос брата звучал выше, когда Мэтью глотал, и ниже, когда он этого не делал), и взглянул на себя в зеркало.
Младший Линч размышлял о том же, о чем думал каждое утро в течение последних недель: «Разве я похож на сон?»
Мальчик в зеркале выглядел выше, чем тот, что отражался в зеркале год назад. Мэтью открыл рот: его зубы были идеальной формы. Он выглядел нормально. Неудивительно, что всю жизнь он считал себя таким же, как остальные. Можно сколько угодно выглядеть нормальным и не удивляться, но это не меняло истины, которая заключалась в том, что Мэтью не был человеком. Всего лишь подобием.
Мальчик в зеркале насупился.
Казалось, его лицо не привыкло хмуриться.
Крики Диклана стали громче.
Точно.
Мэтью пошаркал по коридору, направляясь в комнату брата.
Представшая перед ним сцена выглядела так же, как и в любое утро в течение последних дней. Стайка мышей. Какие-то крылатые ящерицы. Барсук с загадочной улыбкой, касающейся только глаз. Пара оленей размером с кошку. Кот размером с оленя, к тому же с человеческими руками. Собрание птиц всевозможных форм и размеров. И, пожалуй, самый впечатляющий экземпляр – черный кабан размером с микроавтобус и к тому же покрытый грубой щетиной.
Вся орда тварей расположилась на кровати Диклана, откуда и доносились крики.
– Дикло! – позвал Мэтью. – Ммм, холодно.
В комнате стоял холод из-за открытого окна, чему точно был виной хитрый кот. Однажды Мэтью уже поймал его на месте преступления. Во время одной из своих полубессознательных предрассветных прогулок по холмам он услышал лязг и грохот и, подняв глаза, увидел, как тот быстро карабкается по водосточной трубе к окну, ведущему в спальню Диклана. Без промедления существо распахнуло окно. Наблюдать, как он ковыряет своими крошечными коготками край окна, чтобы подцепить его и открыть, было одновременно поразительно и жутко. У этого кота были противопоставленные большие пальцы.