– Сначала поехала к моему научному руководителю, профессору Тульеву. Потом в ирландский паб на Рубинштейна, где провела вечер с подругой Ингрид Алефской. Мы выпили, кажется, по три кружки пива. Потом вернулась домой на такси. Что-то около часу ночи. Если вас интересует, где я была в момент убийства Торчак.

– Откуда вам известно время убийства? – В голосе капитана сияло равнодушие.

– В детстве дед давал мне читать Гофмана…

– При чем тут сказки?

– Это не тот Гофман, который сказочник, а великий немецкий криминалист девятнадцатого века, – ответила Варвара, удовлетворенная, что капитан угодил в мелкую лужу. – Я прочла его фундаментальный труд по судебной медицине. Знаю, сколько должно пройти времени, чтобы труп издавал такой сильный запах. Торчак погибла не менее девяти часов назад. Она не успела снять платье с капюшоном, в котором была на сеансе.

Половец улыбнулся:

– С вами приятно иметь дело, Варвара. Не будем гадать до заключения криминалистов. Вы сказали, что на сеансе были еще участники. Кто они?

– Двое мужчин. Примерно одинакового роста. В черных масках, на лицах очки, черные перчатки. Не назвались.

– На спиритическом сеансе так принято?

– Это была глупейшая игра в спиритизм, никакие правила не соблюдались.

– Чей-то розыгрыш?

– Хорошо бы так.

– Почему?

Опять Варвара не уследила за языком. А капитан ничего не упускает. И все записывает. Надо искать разумное объяснение.

– Не люблю, когда из меня делают дуру и платят огромные деньги непонятно за что. Тем более – неизвестно кто.

Кажется, ответ Половца устроил. Он отложил смартфон в сторону.

– Розыгрыш могли устроить для Торчак?

– Я не знаю, для кого было это представление.

Половец насторожился:

– Не понимаю, Варвара, поясните.

– Видите ли, капитан, – сказала Варвара тоном аспирантки, которая отчитывает непутевого студента. – Современный театр представляет собой нечто вроде кучи мусора. Вы слышали, например, об иммерсивном театре?

– Нет, не слышал, – ответил Половец, сдерживая улыбку.

– Это оправдание наглых бездарей: играть спектакль без пьесы, театра, сцены, и чтобы зрители принимали непосредственное участие в действии. Когда никто ничего не понимает. Играть в любом месте: в заброшенном доме, в вагоне метро, просто на улице. Не спектакль, а бессмысленная суета, которая выдается за искусство. Я допускаю, что спиритический сеанс мог быть иммерсивным театром.

– Каким образом?

– Меня пригласили как участника, который не знал о своей роли. Это нормально. Торчак играла женщину в черном платье и маске. Зрителями могли быть двое мужчин. Или один из них.

– Какова была ваша роль?

Импровизацию надо готовить. Варвара опять попала в положение, из которого надо быстро и незаметно выкручиваться.

– Знаток спиритизма.

– Почему выбор пал на вас? Разве нет других исследователей?

– Почему выбрали меня – спросите у того, кто это сделал. Я не напрашивалась.

– Убийство Торчак – заключительный акт спектакля?

Капитан схватывал на лету. Варваре понравилось. Не зря промолчала про свой талант медиума.

– Все возможно, – ответила она. – Иммерсивный театр не признает ни правил, ни законов, ни морали. Может быть любой треш. Только для этого нужно важное условие.

– Какое именно?

– Сумасшедший режиссер, который не побоится убивать.

– Вы знаете такого?

– Откуда мне знать, какое безумие варится в чьей-то творческой голове, – сказала Варвара.

Половец выразительно помолчал.

– Скажем, Кирилл Мукомолов способен на такое?

– Я с ним не знакома. Знаю слухи из интернета про его свадьбу с Торчак.

Капитан задумался, рассматривая обмякшую курицу.

– Вы сказали, что после сеанса Торчак подошла к вам и сняла маску…

Варвара мило кивнула. Во рту пересохло: она поняла, куда Половец клонит.

– Я не говорила, что Торчак сняла маску.

– Как же вы поняли, что это она?

– Торчак представилась.

– Вы были с ней знакомы?

– Нет, не были.

– Как она к вам обратилась?

– По имени и фамилии…

Варвара ощутили себя лисой, которая уворачивается от стаи гончих. Так усердно, что хвост еле цел. Капитан не унимался.

– Что сделали два других участника?

– Они ушли, – ответила Варвара.

– Как ушли?

– Молча. Не попрощавшись и не открыв лиц. Сегодня никого не удивят мужчины в черных масках и перчатках. Забота о здоровье.

В комнату заглянул криминалист и попросил пройти с ним.

– Благодарю за подробную беседу, – сказал капитан, вставая. – Вас ни в чем не подозревают, но прошу не покидать город.

– Уехать не могу, у меня зачеты, – ответила Варвара.

– Сдаете?

– Принимаю. Звоните, капитан, если понадоблюсь.

– Очень хорошо. – Половец сделал знак криминалисту, что через секунду освободится. – Не вздумайте заниматься расследованием смерти Торчак.

Варвара не любила, когда посторонние угадывали ее мысли. Деда и профессора Тульева было вполне достаточно.

– С чего вы решили, что я буду делать такие глупости?

– Зная вашу семью, трудно предположить, что у Варвары Ванзаровой нет сыскной жилки.

– Ее у меня нет, – строго ответила она.

– Рад слышать. – Половец согласно кивнул.

Но, кажется, не поверил.

Выйдя из квартиры, Варвара набрала Митю. Чтобы высказать все, что о нем думает. И даже больше. Значительно больше. Митин телефон был выключен.

Всякий раз, оказываясь около «Ленфильма», Варвара невольно вспоминала, что на месте уродливой громады с классическим портиком до революции стоял прекрасный театр «Аквариум». С летней сценой под гигантским куполом из ажурного металла, с зимним театром, где устраивались балы, рождественские елки и соревнования по бегу на скейтах – роликах. С буфетом, с этуалями, которые пели двусмысленные песенки, с куплетистами, пародистами, цыганскими ансамблями, румынскими оркестрами, хорами воспитанниц женского училища, танцорами, фокусниками и прочими развлечениями для скучающей публики. Советская власть смела буржуазные развлечения вместе со зданиями «Аквариума». И установила павильоны важнейшего для нее искусства – кино. За что Варвара, в частности, имела претензии к советской власти. Не только за это.

Дом Торчак был недалеко от «Ленфильма».

Митин телефон упорно молчал. Варвара испытала незнакомую тревогу: а ну как что-то случилось? Вдруг он не забыл привезти роль, а…

О том, что может быть, она не хотела думать.

Варваре не пришлось упрашивать в бюро пропусков дать ей пройти к съемочной группе. Не пришлось расспрашивать, был ли Митя утром и куда делся. Не пришлось рвать нервы.

Митя, живой и невредимый, стоял у главного входа. И не один: увлеченно разговаривал со смазливой девицей. Варвара не помнила ее фамилию, но узнала студентку разгромленного курса. Что-то животное: то ли Волкова, то ли Лисина. Зверь-аспирантка влепила ей незачет за незнание «Бури» Шекспира.

У девочки пересдача через четыре дня, а она по киностудиям бегает. С ассистентом по актерам любезничает. Глазки строит. Очень хорошо. Варвара подумала, что зачет студенточке достанется нелегко. В лучшем случае – с третьей пересдачи. И тут же поймала себя на мысли: неужели ревнует?

К кому – к Мите?

А чем тот плох, что его ревновать нельзя?

Кажется, на него были планы пробного брака. Разве нет?

Пока Варвара боролась с чувствами, студенточка скрылась в студии. Перед этим Митя слишком долго и нежно, как показалось издалека, жал ей ручку.

Но не это разозлило Варвару. Человек, который с утра пораньше просил о помощи, заставил ее приехать к Торчак, найти труп актрисы, пережить общение с группой захвата и беседу с капитаном Следственного комитета; тот, над кем тяготеет смертельный рок; кому жить осталось два дня… В общем, этот человек выглядел как беззаботный птенчик.

Заметив приближение Варвары, Митя сделал заинтересованное лицо и помахал ручкой.