Литмир - Электронная Библиотека

Впрочем, о чём это мы? Стабильность ей не грозила никогда, ни большая, ни маленькая. Даже в лучшие времена она прекрасно понимала, что жизнь устроена таким образом, что всё в ней непрочно, зыбко, шатко… И если кто-нибудь думает иначе и считает, что многомиллионный особняк и мешок денег у него навсегда, то он очень ошибается. И рано или поздно наступают времена, когда приходит жестокое прозрение – эх, не так жил, не те богатства копил! А жизнь-то уже пробежала, как одна минута, и прожил-то её напрасно…

Только однажды она жила, практически не думая ни о чём, и продолжалось это очень долго (правда, ей так не показалось, для неё время тогда остановилось, она не воспринимала его бега). Причём как-то так совпало, что большая любовь пришла одновременно с довольно крупными деньгами. Тогда она совершенно не задумывалась, почему судьба её так «облагодетельствовала», ей казалось естественным всё, что происходило целых двадцать лет изо дня в день, она-то думала, что просто живёт, как все люди, а впоследствии поняла, что двадцать лет купалась в невообразимом счастье, да и еще и удовольствий была тьма – поездки за границу, в Парижи разные, а больше всего ей нравилось ездить на всяческие морские курорты (вместе с подругой, разумеется).

А материнство – разве не была она бесконечно счастлива лет этак 15? Особенно, конечно, когда дочь была еще маленькая – уж больно интересно им было общаться друг с другом. Она старалась дать ей побольше – во всех смыслах, хотя возможностей было не так уж много, но она старалась подзаработать, тем более, что она умела такие вещи, которые ценились в те доинтернетные времена: написать диплом или даже кандидатскую диссертацию (на гуманитарные, разумеется, темы). Это ей ничего не стоило, писала она всегда легко и что угодно. У дочери должны были остаться приятные воспоминания о детстве. Однажды она набрела в интернете, где та вспоминала детское кафе «Буратино» (было такое на Арбате, куда она водила её неоднократно). А театры, музеи, филармония?! А конный спорт, который, между прочим, довольно дорого стоил – надо было выкладывать за одно занятие два рубля, а дочь ездила в конюшню чуть ли не каждый день. Вот и посчитайте: 60 рублей – это в то время половина типичной зарплаты рядового советского человека. Но ей было не жалко для ребёнка – ведь всем, кого она любила, она всегда старалась отдать всю себя, так уж была устроена. И когда произошёл разрыв, и дочь написала в заявлении для суда, что мать не дала ей ни физического, ни нравственного, ни ещё какого-то там развития, она была потрясена такой грязной и наглой ложью.

Потом она начала понимать: видимо, дочь была нездорова психически, ведь на свете много шизофреников, и не всегда это явно, иногда можно прожить всю жизнь, и это не проявится – смотря как эта жизнь сложится. А тут… Ну не может нормальный человек так относиться к единственному близкому человеку, как бы ни был он на него обижен (тем более, что виноваты-то в сложившейся ситуации были обе стороны!). Всякое бывает между близкими людьми, но редко они так начисто отвергают друг друга, впрочем, она-то всегда была готова снова сблизиться – несмотря ни на что! И не потому, что нуждалась в помощи – наоборот, если бы каким-то чудом она снова начала бы жить нормальной жизнью (а это подразумевает наличие самого главного, что нужно человеку – жилья), она обязательно позвала бы дочь к себе. Она давно уже всё ей простила, она и на чужих-то не умела сердиться долго. Но приходилось мириться с тем, что дочь никогда уже больше не будет ей родным человеком.

А её предположения, что дочь психически больна, вдруг неожиданно подтвердились. Они иногда общались, правда, общение было куцым – в виде редких коротких смс-ок. И дочь написала ей, что она лежала в психушке, что у неё был нервный срыв. И, как очень многие люди, она не поняла, что это не просто болезнь, а в большой степени возмездие за предательство, за то, что она отвергла свою мать. Даже, наверное, у преступника и убийцы в глубине его существа копошатся какие-то остатки совести, а уж у обыкновенного человека, как бы он ни врал себе, совесть всё равно вылезет там, где её не ждёшь… Но ещё много чего должно было случится с этой молодой (а впрочем, уж и не так молодой – 31 год!) женщиной, прежде чем она поймёт, что была неправа по отношению к самому близкому и родному человеку. Но, видимо, как всегда, раскаянье сильно запоздает, и она уже не сможет ничего исправить и так и будет жить с памятью о том, как не захотела скрасить последние годы жизни своей матери и постараться вернуть им обеим потерянную близость и любовь.

Свою жизнь она проанализировала уже тысячу раз. И судьёй себе, надо сказать, она всегда была объективным и беспристрастным: ошибок в её жизни было очень много. Ей иногда казалось, что вся её жизнь была сплошной ошибкой, и прожила она её никчёмно. Ну а что, в самом деле? Гордиться-то было нечем. Она не совершила ничего выдающегося, а претензий-то по молодости было чёрт-те сколько!.. Ну, конечно, гадостей и подлостей она никому не делала, но разве это заслуга? Это просто жизненная норма поведения, хотя много, очень много людей себе позволяет буквально на каждом шагу такое! Впрочем, очень часто и по неведенью происходят плохие поступки, от недомыслия. Бывает, человек не понимает и не предвидит последствий своих опрометчивых шагов, но ведь большинство живёт в моральной грязи и даже не раскаивается.

Ну да Бог с ним, с этим большинством, она никогда ни на кого не равнялась и ни с кем себя не сравнивала. Каждый должен судить себя сам, а что про него говорят люди – это тысячу раз бывает неверно: разве они могут знать твою подноготную? Но и она себя знала не до конца. Например, никогда не могла предположить, что может сойти с ума и любить, как ненормальная – всегда себя считала человеком рефлексирующим, во всём сомневающимся, вечно рассуждающим – а можно ли то, а можно ли это? И вдруг в одну минуту потеряла голову на целых двадцать лет – и ничего не могла с собой поделать, она себе элементарно не принадлежала. До этого всё было не так, всегда голова, разум, мозги (ну что там ещё?) были при ней, и она себя считала холодным здравым человеком. Вот смешно – до такой степени не подозревать в себе такого, можно сказать, вулкана страстей!!! Тем более, что всё, что было связано с плотью, вызывало у неё раньше какое-то своеобразное чувство брезгливости. Во-первых, её воспитывала бабушка, которая, можно сказать, так никогда и не стала женщиной, хоть имела троих детей (одна девочка умерла совсем маленькой). Понятия о сексе у неё были самые чудовищные, хуже, чем у старой девы. И она ей повторяла всё её детство, что все мужики сволочи и хотят только одного – обмануть и попользоваться. Этот рефрен она слышала чуть ли не с младенчества, и как только после этого она всё-таки имела дело с этими самыми «мужиками»? А ещё её очень отталкивала прямолинейность этих отношений у простого народа. Никакой романтики – «пошли?» «пошли!» Вот и вся любовь. А все эти грязные выражения, все сальности, связанные с «нижним отделом»?.. Всегда было противно слушать, когда высказывался какой-нибудь мужик в транспорте, излагая свои примитивные понятия о том, что для неё всегда было величайшей тайной и загадкой.

Лет до семнадцати она вообще никак не общалась с противоположным полом. Она, по правде говоря, росла одиноким ребёнком, проводящим всё своё свободное время за чтением книг. Она и с девочками-то никогда особо не дружила – ей были неинтересны их разговоры о куклах, о тряпках, обо всякой ерунде.

И до неё только на старости лет дошло, что командует людьми секс, весь мир крутится вокруг него, он главный и основной инстинкт в этой жизни. Слишком явно она заметила, как эти самые «мужики» перестали обращать на неё внимание, когда закончилась молодость, расплылась точёная фигурка, и она потеряла девичью свежесть и привлекательность. Никому ни на фиг не нужен в женщине ум и всякое такое… А нужно молодое гладенькое девичье тельце. Ведь сколько мы знаем случаев, когда очень умные и известные люди бросают своих ровесниц-жён и женятся на девочках намного моложе себя, часто на полных дурочках и финтифлюшках.

11
{"b":"771055","o":1}