– Сыночек, ты дурень! – отец направился к занавесям, но не отдернул их, а только посмотрел на улицу в щель между ними. – Ты что думаешь, я всерьез? Милый мой, если ты сбежал из дома от такого папаши, которого ты себе вообразил, ты бежал от призрака. Я совсем не такой.
Он подошел к сыну и шутя стукнул его палкой по ноге.
– Давай, я веду тебя в курс дела, а? Как-нибудь на днях, ночью, мы обработаем очередного итальянского покойничка, разопьем у меня в морге бутылочку виски и все обсудим. Я расскажу тебе много интересного!
– Ну все, сейчас точно надо отступать, – вполголоса сказал коммерсант как бы самому себе.
– Ты можешь отступать, сколько хочешь. Но я зародил сомнения в твоем сердце?
– Ох, совершенно забыл, – коммерсант почесал затылок, изображая досаду. – Я же паршивая овца.
– Слушай, овца! – рявкнул гробовщик и Саммерс шарахнулся, чтобы не дать отцу схватить себя за галстук. – Здесь сам Господь Бог Спаситель наш незримо предстоит!
– Ну, пускай себе предстоит, а я пойду.
Пресвитер со скрипом усаживался.
– Хорошо, – добродушно сказал он. – Лишу наследства.
– Лишай, – задушевно согласился сын. – Далось мне твое наследство.
– Какой интересный вопрос, – произнес отец каким-то новым тоном. – Значит, тебе мое наследство не нужно?
– Нет. Не нужно, – улыбнулся бывший коммерсант.
– А вот мне твое очень даже нужно.
Бывший коммерсант с облегчением рассмеялся.
– Мое завещание у нотариуса. Тебя там нет.
– Мы с мистером Скьявони этот вопрос обсудим, – заметил гробовщик с нехорошей усмешкой.
Саммерс ослабил узел галстука, делая вид, что поправляет его небрежным жестом.
– Знаешь, отец, по-моему, ты устал. Тебе нужно отдохнуть в каком-нибудь комфортабельном санатории.
– Никогда этим делом не баловался, – возразил гробовщик. – Не отдыхал. Всю жизнь работал. Я привык.
– Думаю, самое время. У меня есть знакомые. Тебе помогут устроиться в отличное респектабельное место. Там есть озеро, парк. Библиотека. Ты сможешь найти там много книг и журналов… э-э-э, на интересующие тебя темы.
В эту минуту он с ужасом вспомнил, что устраивать отца даже в самом скромном «санатории» денег нет. Засунуть отца в сумасшедший дом для бедных?! Да милосерднее будет его застрелить!
– У тебя есть какая-нибудь девка из психушки, что ли? – отец гадко засмеялся.
Коммерсант вздрогнул от своих мыслей.
– Что делать, папаша, ты совсем выжил из ума.
– Сыночек, оставь свои фанаберии! – похоронный церемониймейстер молитвенно простер к нему руки. – Войди в мое дело. Тебе понравится.
– Так, – сказал Саммерс. – Прежде, чем я пойду, скажи мне. Мне просто интересно: как ты думаешь, на что нужны деньги?
На этот раз молчание было особенно долгим.
– Тебе не нужны деньги? – удивился отец.
– Нет, почему же. Но как ты думаешь, на что они мне нужны?
– Но я не знаю! – отец развел руками. – Наверное, ты хочешь семью?
Саммерс фыркнул.
– Да кто за меня пойдет с таким папашей.
– Очень мне нужна твоя семья и твои ублюдки, которые будут мне тут вонять, орать и гадить в саду, – тоже фыркнул гробовщик.
– Тогда зачем тебе понадобилось тянуть меня в свое дело, когда у меня есть собственное?
– Да потому что я хочу передать тебе свое дело!
– Папаша. Хватит.
Саммерс понимал, что будет почти болен, когда окажется в доме Маллоу, но первое, что он сделает – достанет бювар и напишет: «Дорогой Мики, ситуация обстоит так-то и так-то. Похоронное дело нужно продать уже сейчас. До возвращения из Европы заниматься им не смогу. Возьми с собой старого мистера Фрейшнера. Вдвоем у вас наверняка получится убедить моего отца продать дело и тогда…»
Старый гробовщик выбрался из кресла и приблизился к сыну вплотную.
– Голубчик мой, если ты при мне живом собираешься продавать дело, это будет то же самое, как если бы ты собирался продавать его после меня мертвого! Ибо тебе тоже предложат одни гроши. Все в городе ждут, когда я помру и надеются, что оно достанется им за тридцать долларов, – он потыкал сына пальцем в грудь. – Ты, ангел мой, вынужден будешь принять его и продолжить, чтобы продать спустя какое-то время. И ты останешься здесь и познакомишься со всеми моими клиентами. И ты войдешь в Церковь Простых Предпоследних дней. И я познакомлю тебя с мистером Скьявони. Чтобы все в городе знали, что дело продолжено, а не продано мистеру Скьявони с молотка!
– Мне не нужно твое дело! – потеряв терпение, тоже заорал бывший коммерсант. – Пусть оно уходит с молотка. Пусть оно катится к черту в задницу! Ты изуродовал мне всю жизнь своим делом!
Гробовщик чуть не плакал.
– Но оно же пропадет!
– Туда ему и дорога!
– Ладно, – с мстительной покорностью сказал отец. – Ладно. Я усыновлю молодого итальянца.
– Валяй, – Джейк пожал плечами. – Усынови. Хоть молодого итальянца, хоть старую итальянку.
Он опять хотел уйти, но отец поймал его за рукав.
– Хорошо, быть посему, – сказал он. – Если ты не хочешь, если ты не можешь, если у тебя нет… – он замолк. – Так ты продаешь автомобили?
– Да.
– И сколько же ты продаешь автомобилей в год?
– Несколько сотен.
– Войди в берега, – посоветовал отец. – Несколько десятков, ты хотел сказать? Двадцать автомобилей? Двадцать пять? Тридцать?
– Они дешевые, – коммерсант небрежно махнул рукой. – Автомобили стали покупать чаще, чем ботинки. Ты не представляешь, как расхватывают фордовские жестянки.
Отец зевнул.
– А если продать столько жестянок, что на них упадет спрос?
– Я подумываю об этом.
– О чем ты думаешь?
– Я как раз и не хочу вступать в твое дело, потому что у меня есть планы на другие дела.
– И что же это за планы? Скажи мне, сыночек.
Запоздалая мысль догнала Джейка Саммерса и он застыл от ужаса. Перед ним была головоломка – как всегда. Предложение отца было недостающей частью неизвестного целого. Следовательно, все шло правильно. Но то, во что сложились эти части, оказалось худшим кошмаром его жизни.
Сделав то, что говорит отец, завтра он забудет все денежные проблемы. А послезавтра сможет застрелиться с легкой душой, потому что жизнь его не будет иметь смысла. Все, ради чего он в свое время сбежал из дома, все, чему научился и что делал, все, чем был счастлив – все было зря.
Значит, проиграл? Проиграл всю жизнь со своими мечтами?
Пусть.
«Я не приму его предложения. Никогда. Независимо от того, чего это будет стоить и какими будут последствия».
– Не хочешь говорить? – гробовщик засмеялся. – Значит, я прав, сыночек. Дела у тебя плохо. А ведь я искал тебя! Что, не веришь? А я искал. И знаешь, что я тебе скажу?
Сын молча смотрел на него.
– Первая твоя профессия была китобой, – эти слова старый гробовщик произнес со значением. – Так? Так или нет?
– Нет. Я был простым палубным матросом на китобойном судне.
– Ты должен был научиться бить китов. Не научился. Поэтому…
– Каких, в жопу, китов! – Джейк почувствовал, как яростно бьется сердце. – Вот юнга, вот палубный матрос, матрос, два помощника капитана, капитан. А вот китобой. Понимаешь разницу? Я шел в ма-тро-сы!
– Но все равно ты был в доле, – спокойно заметил отец.
– Папаша, я драил палубу, вязал снасти, никаких китов никогда не добывал, делать этого не умею, не хочу и не буду.
– Значит, ты не умеешь добывать китов, – отец развалился в кресле. – Кем ты стал потом?
– Шарлатаном, – лаконично ответил Джейк.
– Много заработал?
– Кое-что, – Саммерс пожал плечами. – Но дело оказалось такое… или, вернее, дела оказались такие… Знаешь, папаша, лучше быть жуликом на законном положении.
Тут Саммерс умолк.
– Итак? – вопросил отец.
Ответа не было.
«Единственная атака, которую я мог бы предпринять, – думал бывший коммерсант, – прямое обращение к этому Скьявони. «Все ждут моей смерти». Все – это же явно он. Сколько он даст за то, чтобы я убрался из города? Боюсь, что ничего. Нет, так не пойдет».