Тетушка выглянула в коридор. Как всегда – в фартуке, седые волосы собраны в высокий пучок, щеки порозовели от жара, очки в круглой железной оправе сползли на нос. Поверх домашнего платья был выпущен кокетливый белый воротничок. Когда бы Таня ни приходила, у Аси всегда находилось что-нибудь вкусненькое. Она пекла, жарила, варила с утра до вечера, и казалось удивительным, как это Анастасия Роберт Мальевская ухитрилась защитить диссертацию.

Асю Таня любила больше всех. Конечно, после мамы. А вот Тасю почти не помнила.

– Асечка, потом, ладно? Можно, я посмотрю альбомы?

– Деточка, они в твоем распоряжении! Когда умру, непременно отпишу все тебе. Непременно!

Таня чмокнула тетушку в горячую щеку.

– Ты еще всех переживешь и замуж выскочишь!

– Ах, оставь, душа моя, оставь! – почему-то басом сказала тетушка и скрылась на кухне.

И Асину комнату Таня тоже любила. Ну и пусть узкая, а единственное окно выходит на кирпичную стену. Зато уютная. А в кресле под окном так хорошо читается! Между стеллажами с книгами и журналами втиснута старинная конторка, заваленная рукописями и студенческими работами. У конторки такой вид, точно за ней до сих пор пишут перьями. Над кроватью фотографии: трех сестер Мальевских – Аси, Таси и Каси, – их родителей и Тани во младенчестве. Кровать старая, железная, с шишечками на спинке. У изголовья столик с лампой, тоже всегда завален книгами. Еще один стол – большой, овальный – стоял посредине комнаты, между ним и стеллажами приходилось пробираться боком. Таня проскользнула и достала тяжелый альбом «Герои Первой мировой войны».

Толстые страницы переворачивались с шорохом. Вот и он, «Портрет юного офицера Растьевского полка». Таня перебралась к окну и села в кресло, пристроив альбом на коленях.

Офицеру на портрете было лет двадцать, но он все равно казался очень похожим на Ника Ярова. Такие же высокие, четко очерченные скулы и прямые брови. Длинные ресницы – впору девушке! Но взгляд строгий. Серьезное, трагическое лицо. Словно офицер знал, что Растьевский полк погибнет – именно тогда впервые на войне применят газы.

– Что смотришь? – Ася заглянула через плечо. – Ну конечно! Знаешь, в твоем возрасте я была влюблена в этого офицера. Ах, какие глаза! Пыталась найти по бумагам, кто он такой, но увы, увы…

«А я нашла настоящего», – подумала Таня, вглядываясь в портрет. Морщинка между бровями. У Ника тоже такая есть, даже странно.

– Достань скатерть, – попросила Ася. – Чай у меня сегодня со смородиновым листом и мятой.

Они ели пироги с брусничным вареньем. За окном темнело, и все чаще звонили трамваи. Погода портилась, собирался дождь. Скреб лапами по железному подоконнику голубь. Ася рассказывала о своей первой любви: «Ах, деточка, какая у моряков парадная форма! И кортик! Не по уставу, конечно, он цеплял его за воротами училища».

Таня слушала, положив голову на скрещенные руки. Потом перебила:

– Ася, а тебе не страшно, что я… такая?

Тетушка близоруко моргнула за стеклами очков.

– Танечка…

– Нет, правда! Вы делаете вид, что все нормально. Но ведь это не так.

Ася заглянула в чайник.

– Давай горячего налью. Так вот, детка, страшно – это совсем другая категория. Страшно было, когда я, соплюхой, с матерью, твоей бабкой, царство ей небесное, попала на рытье окопов. Тут, в Дачном поселке. И на нас пошли танки. Вот тогда было страшно. А сейчас мне не страшно, деточка. Мне очень горько, что судьба обошлась с тобой так.

Прозвенел трамвай, и звякнула ложечка.

– Асечка, я, кажется, влюбилась.

– Я поняла, милая.

Тетушка обняла за плечи, притянула к себе. От ее платья сладковато пахло старыми духами.

– Ты поживи, сколько отведется, а там видно будет. Мама твоя, конечно, не одобрит, что я скажу, но ты живи, деточка. Твой срок другой, сколько успеешь – бери. Целовались уже?

– Асечка! – возмущенно вскинулась Таня. Ей хотелось и плакать, и смеяться.

– Нет еще, – заключила тетушка. – Мальчик-то из каких? Уличных или с воспитанием?

– С воспитанием.

– Ну, тогда сама действуй, деточка. Только осторожненько, на бархатных лапках.

Таня снова уткнулась тетушке в плечо.

– Асечка! – сказала невнятно. – Я так тебя люблю!

– Знаю, милая, знаю. Этот твой, с воспитанием, на офицера похож, да?

Таня не сдержалась и фыркнула.

– Лучше!

– Ну, рассказывай, душа моя. – Тетушка отодвинулась, поправила очки и сложила руки на коленях – приготовилась слушать. – Только по порядку.

Таня глубоко вздохнула.

– Первый раз я увидела его зимой. Шел снег. Знаешь, был светлый такой воздух, акварельный. Ник стоял за оградой, и я подумала, что он кого-то ждет.

Майор Алейстернов появился в ранних сумерках, пыльно-лиловых и теплых совсем по-летнему – Сент-Невей никак не мог определиться с погодой и то мок под дождями, то нагревался на солнце.

Ник читал, пристроившись у открытого окна. Некоторые бумаги были напечатаны через копирку вторым или третьим экземпляром, буквы различались с трудом.

– Господин Георг обещал скоро приехать, – услышал он голос Александрины.

– Я подожду. А Микаэль дома?

Ник торопливо сунул бумаги в папку и воткнул ее на полку между толстыми справочниками.

– Да, проходите, пожалуйста, в библиотеку. Вам подать кофе?

– Спасибо, не надо. Я надеюсь, меня пригласят на ужин.

Последние слова вышли неразборчиво. Ник усмехнулся: наверное, приложился к ручке.

– Я тоже буду на это надеяться, – промурлыкала Александрина.

Ник открыл тетрадь с экзаменационными билетами по алгебре и закусил кончик карандаша.

– Добрый вечер, Микаэль.

Майор был в штатском: голубой рубашке с закатанными рукавами и джинсах.

– Здравствуйте.

– Наверное, я должен сделать умное лицо и сказать: «О, ты занимаешься! Как дела в гимназии?»

– Не обязательно, – улыбнулся Ник.

– Вот и хорошо.

Алейстернов сел в кресло, укрывшись в тени за шторой.

– Георг беспокоится, что ты никуда не выходишь. Не скучно?

– Экзамены скоро, готовлюсь.

У майора комично приподнялись брови.

– Боже мой, какие ответственные нынче пошли мальчики! Помнится, в мое время уроки никогда не служили серьезным препятствием. Правда, – он подмигнул, – я заканчивал обычную школу, и с нами учились девочки. Свою первую подружку я пригласил в кино в восьмом классе.

– Значит, я отстаю в развитии, – вежливо ответил Ник.

– Ну, я же не в этом смысле! А в кинотеатр, кстати, пускают и без девочек. Ехал, афишу видел: «Месть про́клятых-3». Вот такие монстры. – Алейстернов приставил раскрытые ладони к щекам. – Мордатые, зубастые. Красота!

– Не думал, что майору УРКа это интересно.

– Да что ты! Мы на первый фильм всем отделом собрались. Какая там была девица! Вены перегрызала. На спор пытались ее идентифицировать и не смогли.

Хорошо развлекаются в УРКе.

– Сходил бы, чего дома сидеть. Или не любишь ужастики?

Ник подумал, формулируя.

– Я не хочу смотреть на про́клятых даже в кино.

Майор мгновенно стал серьезен.

– Встречался? Где?

– В Арефе.

– А-а-а… да, там была пиковая ситуация. Инициация пошла спонтанно, волной. Смерть, кровь, страх – отличные катализаторы. Слышал про Гуревский поселок?

Ник мотнул головой.

– Оборотни вырезали, пока местные мужички с винтовками по горам бегали. Вернулись… В общем, устроили облаву. Головы на пики, шкуры на растяжках вдоль дороги.

– Головы? – помолчав, переспросил Ник.

– Угу. Некоторые обратно перекидывались, их в людском обличье отстреливали.

– А как узнавали, что это именно оборотни?

– Кто ж еще чужой вокруг мертвого поселка крутиться будет? Или ты тоже считаешь… как там… – щелкнул Алейстернов пальцами, вспоминая. – Пусть лучше будут оправданы десять преступников, чем пострадает один невиновный. Да?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».