Потом Ник встречал ее чаще и даже вывел закономерность: по вторникам у нее занятия длятся на один урок дольше, чем у него, и нужно подождать. По четвергам можно успеть перехватить, но это как повезет. Иногда девушка не появлялась, может, уходила раньше или надолго задерживалась, кто их знает, этих художников!

Сегодня ее не было. Время неурочное – среда, но Ник постоял на всякий случай пару минут.

В Королевском саду уже включили фонтаны. Туристов было еще мало, и по дорожкам гуляли мамаши с колясками, интеллигентные старушки в шляпах, старички с тросточками. И девушки! Каких только не было: брюнеток и блондинок, русых и рыженьких, высоких и маленьких, веселых и серьезных. Гравий хрустел под каблучками, солнечные блики скользили по ногам, коротенькие юбки взметались при каждом шаге, узкие жакеты обтягивали восхитительные талии, волосы летели по ветру. Ник всматривался в лица, но ни разу не встретил здесь ту, из училища.

Он вышел на широкую аллею, по обе стороны которой стояли скамейки на гнутых ножках. На одной из них сидел Гвоздь. Руки он раскинул по спинке, и было заметно, какими куцыми стали рукава рубашки. Тяжелый суконный мундир валялся рядом, придавленный сумкой с учебниками. Денис, довольный, жмурился на солнце.

В гимназии Ник чувствовал себя на нейтральной полосе между «королевской квотой» и «детками»: если начнут стрелять, ему достанется и с той и с другой стороны. В преддверии экзаменов, правда, военные действия поутихли, и Грошик иногда нарушал границу – клянчил у Ника списать и «взаймы».

– Привет, – сказал Ник, присаживаясь рядом с Денисом.

– Виделись.

Гвоздь неторопливо достал «Северные», вытряс последнюю сигарету. Пачка метким броском отправилась в урну.

Ник проследил ее взглядом.

– Все хотел спросить: как ты начал курить? Нам, считай, по четырнадцать было, когда познакомились, а ты уже дымил.

Гвоздь лениво покосился на него. Вместо того чтобы послать, неожиданно ответил:

– В госпитале. Санитар приносил.

– Пацану?

– А хрена ли? Все ж думали, мне кранты, ходить больше не буду. Так и останусь ниже пояса деревом.

Мимо скамейки проплыли девушки. Покосились на Ника и громко, нарочито засмеялись.

– Понравился, – ощерился Гвоздь.

Ник постучал по вышитому на мундире гимназическому гербу.

– Конечно.

Сигарету Гвоздь скурил до фильтра, но продолжал держать ее в пальцах. Указательный у него был кривой, сросся неправильно.

– Денис, если бы ты застрелил арефа, ты считал бы себя убийцей?

Гвоздь сплюнул за спинку скамьи.

– Вопросики у тебя, Немой, отпад. Вон, смотри, какие девочки ходят. Ножки, попки, сиськи. А ты про кровищу. Комиссии на тебя нет.

Он щелчком отправил окурок вслед за пустой пачкой.

– Угу, – подтвердил Ник. – Совсем распоясался. А все-таки?

– Ну, отвечая на твой гипотетический вопрос, скажу без протокола: нет, я бы себя убийцей не считал. Дали бы мне тогда автомат… – Гвоздь цыкнул сквозь зубы. – А чего, дедуля недоволен бурным прошлым внука?

– Не в курсе. Мы с ним об этом не разговаривали.

– А-а. Ну ты уточни. Только аккуратненько, а то вдруг лишит наследства.

– Всенепременно.

Гвоздь похлопал по карманам, наверное, в поисках сигарет, потому что с досадой покосился на урну.

– Знаешь, Немой, я тебе иногда завидовал.

Ник кивнул. Он знал.

– Ты, сука, даже не представлял, как все должно быть. Когда дом, родители. Не болело у тебя.

Помолчали. Девица у фонтана наклонилась, поправляя ремешок туфельки. Ее подруга бросила сумку на бортик и села, положив ногу на ногу. Запрокинула лицо к солнцу и, помедлив, расстегнула верхнюю пуговицу жакета.

Гвоздь неожиданно рассмеялся.

– А хочешь, скажу, с чего Карася больше всего плющит? Ты, говорит, теперь на «Янгере» будешь кататься.

– Вот оно, счастье, – согласился Ник.

Девицам надоело позировать, и они снова неторопливо прошли мимо скамейки. Та, что справа, выразительно покачивала бедрами.

– Ладно, я поехал, – поднялся Ник.

– Угу, а то дедуля потеряет, плакать будет.

Ник подумал, что вряд ли Георг уже вернулся.

Дед, однако, оказался дома. Проходя по второму этажу, Ник заметил, что дверь в кабинет приоткрыта. Стоит ли расценивать это как приглашение?

Он стукнул по косяку.

– Можно?

– Конечно, Микаэль, входи!

Георг повернулся вместе с креслом, снял очки и потер переносицу. Глаза у него покраснели.

– Вот, готовлю статью для «Правового вестника». В том виде, в котором хочу, не напечатают, собаки. Приходится редактировать.

Стол у него был огромный, но всегда так завален, что едва хватало места для письменного прибора и двух телефонов. Слева вдоль стены высился застекленный стеллаж – просматривались корешки книг и папки. Справа шкаф наглухо закрывали железные дверцы. Из открытого окна пахло клейкими тополиными листочками. Солнце лежало пятнами на паркете.

– Почему не напечатают? – спросил Ник, облокачиваясь о косяк.

В кабинете деда ему нравилось. Он был как разношенные домашние тапочки – уютный и удобный.

– Видишь ли, моя точка зрения слишком расходится с официальной. Да ты не стой, садись.

Ник снял со стула тяжелую папку и переложил ее на подоконник.

– Я помню. По вашему выступлению в детдоме.

– Да, я рассказывал про удачника. – Дед снова помассировал переносицу. – В военное время было проще.

Зазвонил телефон. Ник прислушался, но отзвука в других комнатах не услышал. Все-таки отдельная линия.

– Извини. – Дед поднял трубку. – Да, Альберт, здравствуй. Конечно.

Ник отвернулся, разглядывая корешки книг. Юридические справочники, «Конституционное право», «Уголовно-процессуальный кодекс» и «Уголовно-исполнительный», иностранные словари, «Комментарии к Закону о регистрации и контроле», сборник каких-то нормативов – не прочитать отсюда мелкий шрифт.

– Нет. Я сказал, не сейчас. Ты же помнишь, первый этап рассчитан на две недели.

Ник перевел взгляд на стены, увешанные фотографиями. Вот дед совсем молодой, с лейтенантскими погонами. Вот постарше, майором, на трофейном мотоцикле. Карточки пожелтели от времени. А эта, отпечатанная на большом плотном листе, сохранилась хорошо: девушка в светлом платье и с крохотной фатой, ее обнимает за плечи военный – Кристина и Георг. Рядом дагерротипы: дамы в изысканных туалетах, господа в сюртуках и мундирах, дети в смешных платьицах, не разобрать, где мальчики, а где девочки.

– Держи меня в курсе. Я хочу знать о малейшем изменении маршрута.

Георг в штатском, с какими-то чиновниками. Георг в мундире, почтительно поддерживает под локоть короля. Георг с кем-то из сенатских, у того через грудь голубая лента с вензелями. Георг в группе молодых военных. Георг ведет занятие, его слушают парни в камуфляжной форме. Георг на фоне автомобиля с эмблемой УРКа, рядом двое мужчин.

– Хорошо, – недовольно произнес дед. – Мы еще поговорим об этом. Нет, приезжай на Бастионную. После одиннадцати.

Ник задумался, припоминая. Ах да, на Бастионной набережной дворец Ледашевских, резиденция Городского совета.

Положив трубку, дед некоторое время смотрел в окно, потом повернулся к Нику.

– Так вот, об удачниках. Жил-был молодой человек. Учиться не хотел, работать – тоже.

Ник улыбнулся.

– Да, начало банальное. Продолжение интереснее. Зарабатывал наш герой тем, что катался в поездах и играл с попутчиками в «дупль». Конечно, на деньги, и, конечно, выигрывал. Отследить всех его партнеров не удалось, но из установленных двадцать процентов погибли, остальные – тяжело переболели, попали в аварию или поскользнулись на банановой кожуре. Некоторые остались инвалидами. УРК доказал наличие не идентифицируемого визуально проклятия. Но вот доказать, что носитель знал о нем, не смогли. Потому деяние было квалифицировано как непредумышленное и в рамках Уголовного кодекса не наказуемое. Пошел наш удачник в гражданскую резервацию, где его будут кормить, поить, одевать и развлекать. И все это на деньги налогоплательщиков. То есть родных и близких пострадавших по его вине.