-Видел твою зазнобу... Спрашивала о тебе, -кивнул отец. -Она всё так же стихи пишет. Только теперь уже по-другому совсем. "Любовь" и "кровь" рифмовать перестала.

  Сын покраснел, и принялся стыдливо почёсывать кошку за ухом.

  -Но должен предупредить, что у нас там половой вопрос теперь отсутствует как таковой. То, что я твоего друга и подругу называю по старинке, так это лишь для того, чтобы тебе было понятно. Они теперь другие. Даже имён привычных у них больше нет. И семей, в классическом их понимании. Теперь мы все - одна большая семья. К которой вы можете присоединиться. Если пожелаете. Ну что скажешь, жена? -обратился Николай к супруге.

  -А что я могу сказать? -ответила та. -Неужели мы с Димкой тебя оставим? Да, Дим?

  -Да-а, пап, мы с тобой! -ответил тот, прижимая к себе Дашку.

  Кошка не вырывалась. Она ещё сильнее прильнула к мальчику, и тот вдруг почувствовал, что не сможет её оторвать от себя, даже если захочет. Тепло животного сливалось с его теплом, и Дашка будто просачивалась внутрь него, продолжая мурлыкать всё тише и тише. Вот только сердце её больше не билось. Как и у улыбавшегося Димки.

  Света подошла к Коле, обняла его, поцеловала и улыбнулась. Но в этот раз её дыхание не обдало его щёку привычной теплотой. А улыбка, появившаяся на лице, уже никогда его не покидала.

  Неопрятный, обросший Стас Черемеев брёл по улице словно пьяный. Его шатало, хотя он и был абсолютно трезв. Вокруг него двигалось множество улыбающихся пешеходов, но он был совершенно один. Куда ни глянь - повсюду улыбались проклятые призраки. Улыбались не ему, а друг другу. Он же был лишний. Чужой на этом празднике жизни. Несколько раз он подумывал ударить кого-нибудь из солнечных людей, чтобы их исчезновения вызвали массовую цепную реакцию, которая его непременно убьёт. Но покамест его что-то останавливало.

  Стас ощущал себя уцелевшим мамонтом, или саблезубым тигром, чудом пережившим своё время, и ныне обретавшимся среди новых хозяев Земли, игнорирующих этого некогда опасного и прожорливого бизнес-хищника. Беззубую акулу капитализма, вынужденную доживать свои последние дни среди развалин некогда великой цивилизации. Проходя мимо кинотеатра, он с болью в сердце глядел на потускневшие афиши последних фильмов, шедших там. Глядя на закрытые рестораны, он вспоминал, как сидел внутри, поглощая вкуснейшие кушанья, и накачиваясь отменным алкоголем. Деньги, словно кровь, триллионами рублей прокачивались по венам этого прекрасного города. А теперь, когда деньги превратились в резаную бумагу и терабайты никому не нужной информации, навсегда застывшей на остановившихся серверах, его сердце остановилось. Город умер, и теперь вовсю разлагался. По его гигантскому, всё ещё величественному телу, бледными опарышами ползали солнечные люди, которые даже не желали пожирать иссыхающий труп. Стас слышал, что вроде бы где-то в Сибири, в заново отстроенных городах, всё ещё живут остатки местной элиты и бывшего правительства. Но это очень походило на обычную легенду. Везде сейчас было одинаково. Разве что где-нибудь в реликтовых джунглях, или в знойном буше, по-прежнему остались какие-то дикие племена, которые всегда были первобытными. Им ничего не требовалось, как и солнечным, и ничто не могло их сподвигнуть на изменения. Как жили - так и живут. Даже не почувствовав, что окружавшей их цивилизации уже не осталось. Поразительно.

   Стас, который всегда считал себя особенным, уникальной личностью, вдруг превратился в муравья, оставшегося без муравейника. Куда ползти, что тащить, кого кусать? Некий управляющий блок в его голове впервые засбоил. Человек, считавший, что умеет извлекать прибыль даже из пустого места, теперь не мог заработать ни гроша, и питался тем, что находил в чьих-то брошенных холодильниках. А ведь когда эти холодильники закончатся, есть будет нечего.

  Бесцельно бродя по непривычно тихим бульварам, Черемеев предавался пространным и бессмысленным мыслям. Он вспомнил сон, в котором ему являлся Иисус Христос. Что этот сон мог означать? Может нужно было сходить, исповедаться, пока у него ещё оставались деньги? Большинство городских церквей ещё работало, но там требовали золото в качестве обязательного пожертвования. Поэтому идти туда особого смысла не было. Ведь последнее золотишко Стас истратил ещё в конце позапрошлой недели. Только нательный крестик остался. А без пожертвований ему даже свечку не дадут, чтобы поставить Николаю Угоднику. Разве что просто зайти, постоять перед иконой того же Христа? Попросить у него помощи? А о чём просить? Ведь он даже Евангелие не читал. Не знает, как это правильно делать. Посетить церковь можно ещё и ради того, чтобы посмотреть на оставшихся нормальных людей. Солнечные твари туда не заходят. Видимо сатанинская сущность их не пускает.

  Ближайший храм находился неподалёку. Нужно было всего лишь пересечь небольшой парк. Туда-то Стас и отправился. Когда он шагнул в тень шелестящих деревьев, послышался мелодичный колокольный звон. "Это знак!" -подумал Стас и ускорил шаг. В парке было очень много солнечных людей. Они бродили среди деревьев, смотрели на птиц, осторожно трогали цветы. С трудом сдерживая раздражение, Черемеев постарался как можно быстрее миновать это сборище юродивых. Впереди он видел, как в церковные двери, украдкой, словно шпионы, забегают какие-то робкие фигуры. Нормальные люди. Такие же как Стас. Значит и ему пора туда поскорее. Пробежав маленькую прицерковную площадь, Стас миновал паперть и забежал в церковь, где остановился, чтобы перевести дух. Из полумрака, пропахшего свечами и ладаном, выскользнул монах с ящичком в руках. Протянув ящичек Стасу, он слегка встряхнул его. Внутри что-то зазвенело. Черемеев заглянул внутрь и увидел лежащие на дне украшения: броши, цепочки, кольца, серьги.

  -У меня ничего нет, -произнёс он и попытался обойти монаха, но тот преградил ему путь, и снова тряхнул ящичком.

  -Нет у меня золота. Я просто помолиться пришёл, -произнёс Стас.

  -Молись там, -монах указал ему на выход. -Ежели алчен настолько, что не желаешь храму помочь в годину нелёгкую.

  Стас помялся. Расстегнул застёжку и, сняв с шеи крестик, положил его в ящичек.

  -Столько хватит?

  Монах осуждающе покачал головой и сделал пригласительный жест, -входи.

  Стас прошёл под расписные своды, блуждая глазами из стороны в сторону. Здесь было немноголюдно. Всего человек пять молились в разных концах прихода. Свечей горело мало. Свет приникал только через витражные оконца наверху. Впереди, в районе алтаря, высилась фигура, одеянием выдающая священнослужителя, готовящегося к обедне. Черемеев направился туда. Его голова была совершенно пустой. Он шёл, не зная, зачем идёт.