– На Мунка долго стояли?
– В интернете билеты взяла, день и время указаны. Я же по графику работаю, могу заранее рассчитать.
– Понравился Мунк?
– Очень.
– Вообще-то странно.
– Почему? – удивилась Алеся.
– Он довольно болезненный художник, по-моему. А вы – наоборот.
Себя Алеся болезненной, конечно, не считала, ни в смысле физического здоровья, ни в том смысле, который имел в виду Игорь Павлович. Но разве человеку должно нравиться только то, что свойственно ему самому?
– Разве человеку должно нравиться только то, что свойственно ему самому? – оторвавшись от книги, сказала Ирина Михайловна.
Алеся посмотрела на нее почти с опаской, но спохватилась и спросила:
– Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно, хотя в сон клонит, – ответила та.
– Так и должно быть, – кивнула Алеся. – Можете подремать. Мы тихо посидим, не будем вам мешать.
– Вы не мешаете. Читать мне вообще не мешает никто и ничто.
Она снова взяла книгу с одеяла.
– Я вас не обидел, Алеся? – спросил Игорь Павлович.
– Чем?
– Что сказал о вас и о Мунке. Неприятно, когда тебя оценивают. Даже если оценка положительная.
– Я и так знала, что вы меня оцениваете, – пожала плечами Алеся. – И я вас тоже. Вы же незнакомого человека с улицы в дом привели. И я к незнакомым людям пришла, капельницу ставлю. Конечно, мы друг друга оцениваем, ничего особенного.
– Не знаю, как меня, а вас оценить не сложно. Ошибки, конечно, бывают, но все-таки я был бы очень удивлен, если бы оказалось, что в вас таятся бездны.
Он смотрел внимательно, и в его спокойных карих глазах никаких бездн не таилось.
– Это потому что у меня глаза такие? – вздохнула Алеся. – Мне все говорят.
– А они на самом деле не такие?
– Это же ничего не значит. Просто окраска радужной оболочки.
– Но впечатление создают определенное.
Он улыбнулся.
– Бабушка, когда я родилась, по глазам мне пралесками водила и говорила: «Будьте вочки як пралески». – Алеся улыбнулась тоже. – Потому они такие голубые, может.
– Как-как? – заинтересовался он. – Я думал, Пралеска – это ваша фамилия.
У него брови приподнялись, когда он паспорт ее смотрел, Алеся заметила.
– Фамилия, – кивнула она. – Но и цветок так называется. Первоцвет.
– Вон что. Алеся Пралеска. Красиво. И смешно. Вернее, задорно.
– Ирина Михайловна, будем капельницу снимать, – сказала Алеся.
– Уже? – Та подняла глаза. Они были отрешенные – похоже, не от капельницы, а от полной погруженности в книгу. – На самом интересном месте!
– На каком? – с интересом же спросила Алеся.
– Когда Клэри идет в ресторан и начинается бомбежка. Это Лондон в сорок первом году, «Хроника семьи Казалет». Не читали? Книга просто прекрасная, так увлекает! Если хотите, могу вам дать, прочтете на одном дыхании.
– Спасибо, – ответила Алеся. – На одном дыхании не получится. Работы много, не успеваю.
– У вас семья?
– В Пинске.
– Скучаете, наверное.
Сочувствие в голосе Ирины Михайловны было искренним, а отсутствие дальнейших расспросов – тактичным.
– Конечно, – кивнула Алеся. – Как самочувствие после капельницы?
– Вполне. Легкое головокружение, но это всегда.
– Не вставайте пока, – забеспокоилась Алеся. – В туалет, конечно, захочется… Идите очень осторожно. А лучше бы вам судно.
– Еще не хватало! – Ирина Михайловна вздрогнула. – Нет-нет, это мне рано.
– Полежи, мама, – сказал Игорь Павлович. – А я Алесе еще кофе предложу. Чтобы она еще немного у нас побыла.
– Я и так побуду, – ответила Алеся.
– Предложи лучше суп, – сказала Ирина Михайловна. – Алеся наверняка проголодалась.
– Спасибо, я… – начала было она.
– Вы одна живете, первое не готовите, – перебила Ирина Михайловна. – А для желудка суп необходим. Поешьте, пожалуйста. Он вкусный, моя невестка прекрасно готовит.
Алеся не говорила, что живет одна, но возражать не стала. И против супа тоже.
В кухне Игорь Павлович потрогал стоящую на плите кастрюлю и включил под ней конфорку.
Готовила его жена, может быть, и хорошо, но в кухне, несмотря на чистоту, царило запустение. Или как раз из-за мертвенной чистоты такое впечатление создавалось. Или из-за строгого серо-зеленоватого цвета стен. Не похоже, что здесь готовят, еще меньше похоже, что собирается за обедом семья. Хотя в такой квартире, наверное, не в кухне обедают, а в гостиной, или в столовой, или как они ту комнату называют, не залой же.
Игорь Павлович достал бумажник, протянул Алесе купюру.
– Или вам на карту удобнее? – спросил он.
– Все равно. – Она взяла деньги. – Спасибо.
– Вам спасибо. Не скрою, в какой-то момент я подумал, что ввязался в непростительную авантюру.
– Я тоже.
– Но оказалось, мы оба обладаем хорошей интуицией.
– Все-таки лучше бы вашей маме в стационар лечь, – сказала Алеся. – В ее возрасте на дому только таблетки можно принимать, и то осторожно.
– Не травите душу, – поморщился он. – Мама абсолютно разумный человек и всегда такая была. Но упряма во всем, что касается ее привычек, и это тоже было всегда.
– У всех старых людей так, – пожала плечами Алеся.
– Вас это не раздражает?
– Мы к этому спокойно относимся.
– Вы вообще от обычных людей отличаетесь. Медики, – после едва заметной паузы уточнил он. – У меня одноклассник врач, он мне когда-то объяснил. Мы же, сказал, с семнадцати лет анатомию в морге изучаем, и вся юность у нас проходит под этим знаком.
– Под каким знаком? – не поняла Алеся.
Даже когда он говорил непонятные вещи, его интересно было слушать. А может, и интереснее всего ей было слушать именно о таких вещах.
– Жизни и смерти, – ответил Игорь Павлович. – Это заставляет быстрее взрослеть. Или не так?
Он смотрел на нее внимательным взглядом. Непонятно, что в его глазах. От этого должно становиться неловко. Но Алеся никакой неловкости с Игорем Павловичем не чувствовала. Удивительно – он не из тех, про кого скажешь, что обаятельный или располагает к себе. Но с ним легко. Ей, во всяком случае.
– Так, – согласилась она.
В кастрюле забулькало. По кухне разнесся такой аппетитный запах, что Алеся почувствовала голод.
Игорь Павлович выключил плиту, достал из кухонного шкафа глубокую тарелку.
Суп оказался очень густой и с таким количеством разных овощей, что Алеся даже не все смогла различить. Капуста заметна, цветная, и брюссельская, и брокколи, фасоль в стручках, картошка. Ага, морковка тоже. И правда, хорошо его жена готовит! Сытно, но не тяжело. И красиво в тарелке, разноцветно так.
Заметив, с каким интересом она разглядывает суп, Игорь Павлович спросил:
– Нравится? Маруся такой в Бад-Мюнстерайфеле ела, в Германии, и хозяин кафе дал ей рецепт.
– Там фарш еще, – заметила Алеся. – И колбаски какие-то.
– Да все там, что под руку попадется.
– Очень вкусно!
– Брат у меня гурман, так что кулинарный талант его жены оказался очень уместен. Ну и нам всем перепадает, тоже хорошо.
– Ваш брат с женой вместе с Ириной Михайловной живут? – спросила Алеся.
– После папиной смерти мама решила жить одна. Так для всех лучше. Было.
Обеспеченные люди. Есть возможность не возражать такому маминому решению. Хотя квартира и так-то большая, а для одного человека просто огромная, и логичнее было бы жить в ней семье кого-нибудь из сыновей или внуков.
Стоило Алесе об этом подумать, как ей стало так стыдно, что даже кровь в лицо бросилась. Игорь Павлович говорил о быстром взрослении в положительном смысле, но когда ловишь себя на таких вот мыслях, то поневоле подумаешь, что лучше бы не взрослеть, а оставаться в том возрасте, в котором бабские рассуждения были еще незнакомы.
– Спасибо, Игорь Павлович, – сказала Алеся. – Суп и правда очень вкусный.
От кофе она отказалась, а тарелку он ей помыть не дал – поставил в посудомоечную машину. И вышел провожать Алесю во двор, хотя совсем это было не нужно.