На последнем десятом разике провитаминила батю. Уже как-то очень расположенно стали прощаться. Волнение девушки уловил. Что она больше всего в тот миг желала, то и сказал:

– Вдруг придётся обратиться за милосердием. Как вас, Галя, найти?

Та, в отличии от картинной, зарделась.

– Домашнего телефона нет. А терапевтического кабинета вот. – И протягивает мне заранее написанный номерок. Кроме этого взглядами обменялись. У кого их читать получается, вышло бы: «Буду очень ждать. Позвони обязательно». – «Обещаю не забыть. Вдруг судьба?» – «Мне тоже кажется. Не пропадай».

Человек я не горячий. Снял трубку и накрутил пять цифр лишь перед концом отпуска. По Галиному голоску понял: обрадовалась нежданно. Предложила встретить её вечером у поликлиники. Что и говорить. Меня всё это кольнуло. Некоторую виноватость перед ней почувствовал. Не без причины, конечно. Недавнее прошлое ещё цепляло.

Трудно дался тупиковый романчик с одной питерянкой. Сам, небось, заканчивая ЛВИМУ, обзавёлся подругой. Архангельску, однако, изменить не мог. Потому-то ничего, кроме душевных переживаний, не вышло. А Танечка (тут он жалобно подвыл) была изумительно как хороша! Вспоминалась и вспоминалась…

Оделся так, что маман, не утерпев, аттестовала:

– Форсун питерский.

– Иным не подражаем.

На который-то раз, прохаживаясь вдоль крыльца на виду всей Павлиновки, увидел знакомое миру личико. Медсестричка застыдилась своего обтрёпанного пальтишка, сапожек местной фабрички «Северянка». Против этого сразу пожарные меры принял. Правую руку браво кренделем и выдал комплимент. Не совсем строго на север курс взяли. Разговор повели шутейный. Незаметно перешли на «ты». Жила воплощение деятельного сестричества в начале Обводного канала. За ним – дикое поле да створами торчали трубы ТЭЦ.

При долгом шагании пыталась путаную мою судьбу прояснить. Посчитал: эк, некстати! Серьёзное – совершенно против лирических правил. К тому же робкие звёздочки зажглись. Зачастили двухэтажные запущенные деревяшки.

Под верхними окошками забавно свешивались провиантские авоськи. Благоразумней, одначе, было смотреть под ноги. Вот где почти что предусмотрено вмиг сковырнуться. Край города, как-никак, и власти с её дворниками, ментами, депутатами.

В подъезд подобного дома вошли. Честно исполненное провожание нуждалось только в одном. Я привлёк Галю к себе. Губы наши встретились. Теперь она сама, как истосковавшаяся по ласке, растворилась в чувственном поцелуе.

– О-о, ты целуешься сладкой женщиной.

– А я и есть женщина. Ещё немного и поплыву. Позвонишь?

– Спрашиваешь?! Тебе бы винные склады с расстояния поджигать, чтоб мужики наконец-то вашими сёстрами занялись.

Галя засмеялась, раскрепостившись на глазах. Стала юморной и крайне притягательной. Я почти уже любил её. Опять нас замкнуло. Желанно припали друг к дружке. Оказалось: мы напрасно порознь жили на свете. Слава Богу – нашлись.

Следующий свой вечер сочинили в соавторстве. Сперва проделали тот же путь. Правда, я обдуманно не одолел последние мосточки-досочки. Артистка по вдохновению сыграла маме, что идёт на день рождения к подруге. Из этого вытекало: там и ночевать останется. Когда же к нам пришли, в лицедея обратился я. Организовал кофепитие, достав большую банку заморской развески.

Старики мои гостье обрадовались. Тары-бары. По общей задуренности пустую киношку по телику посмотрели. Альбом, гитарка. Ох, времечко уже двенадцать! У всех троих вырвалось:

– Куда на ночь-то глядя? Останься.

Галочка ресницами внутреннюю борьбу изобразила и… сдалась. В моей комнатке очутились. Перед отплытием в счастье – лёгкое волнение. Выходя из образа, славная медичка показала кулачок.

– Если и обманывать, так только вместе. Порознь – ни сама себе и ни тебе не позволю. Ведь я замужем побывала. Оттуда вынесла: враньё ужасно.

С улыбочкой смягчилась.

– Ты ведь не такой?

– Да я робкий, домашний, ну и малость туповат.

– А я тихая вода. В моём имечке это заложено. Сам увидишь.

Искрила напропалую редкая подарочная ночь. Перед тем, как сном забыться, благодарно коснулся её груди. Почувствовал исходящий от Гали блаженный покой. Будто опустил ладонь в реченьку, где лодочка – надёжный корабль.

Разрядившимся в ноль от счастливой встречи, вновь в машинной яме очутился. Поставили нас и многих на линии снабжать страну зерном. Своего, де, не хватает. Это поносно болтливые горбацёвцы принялись топить державу. Быстрёхонько организовали перебои во всём. С такими – ненавозишься.

Нашей коронкой стала кривая Архангельск – Ипсвич. Там под кишку элеватора становились. За несколько часов улаживали и свои делишки. Благо, портишко не велик. Имелся базар, пяток синих42 дверей. По возможностям четвёртого механика купил красивое шоколадное платье. Сам же обошёлся приличным секэнд-хэндом. Неношеный с жилеткой жениховский костюм в точности на меня. Карманные часы под брегет. Отпад!

Как раз на день родного города заявились. Галинка обомлела, взглянув в обновке на зеркала трельяжа. (Распространённейшей штуки из тех лет). По набережной незабвенно прогулялись. На что-то народ там внимание заобращал, сгрудился. И мы примкнули. Картинная подружка оказалась впереди. Меня же учтивость губила. Пришлось ей вмешаться. Взяла мои руки и притянула к себе. Таким нужным я ещё ни для какой не был.

Назавтра выпало мне суточное дежурство. После него с Галей смотались в Пустошь, где стоял их родовой дом. Совсем иной мир. Трогательная русская старина: иконы в красных углах, большая печь, самовар. Само собой чугунки, ухваты, вековой обиход. Во дворе денёк весь залит солнцем. Воздух – будто в букет полевых цветов носом ткнули. И никаких тебе моторов.

– Давай на мою любимую речку сходим?

– Шикарная мысль!

Приветливей мест ещё не видал. На чём бы взгляд ни останавливался, хотелось умилиться. Первопроходцем вбежал на пригорок. Иллюзион на блюде – игрушечная часть Архангельска.

– Как здорово у вас!

– Не тем любуешься. Догоняй!

Звонко рассмеялась, лифчик сбросила и амазонкой вдоль бережка. Быстро-быстро замелькала. Флот позорить не годится. Рванул вдогонку. На призовой стометровке настиг-таки. О, какой поцелуй со сбившимся дыханием был наградой! Не потрогал бы Галину грудь, точно бы сердце выскочило.

– Как речку звать?

– Кавкалянка.

– Пойду, брошусь. Может, остыну.

Слепая наивность! И в новом рейсе недавнее жгло. То выявленную поморку извлечёт, то замечательный июньский день. Любо стало на свете жить. Торопя время, заранее восторженным ждал встречи. Ну что там до Англии туда и обратно со стоянкой в несколько часов?! Валюты без депонента хватило лишь на мелочёвку. Оторвал уценённую блузку с симпатичным мышонком. Набрал диковинных для Союза шоколадок. Ударно выглядевший кошелёк в шотландскую клетку призвал довершить праздник вкуса. Вот и всё, что смог для душечки.

С приходом после обязаловки дежурства смотались в деревеньку. Дождило не слабо. Затопили печь, баню. Потребовалось зелени к столу нарвать.

– Если что, считай поручиком, – и нырнул под небесный душ.

Из распахнутого оконца команды:

– Эту сорви, теперь на другом рядке, теперь…

Когда мокрым вбежал, удостоился трёх наград. Первой – к печке поставила.

– Действительно поручик! – потвердила. Мило смутившись, пообещала:

– В баньку с собой возьму.

Тикали ходики. На перине лежал как на облаке. Неосуждающе с фото смотрел строевой николаевский пехотинец в лихой фуражке. Наследник его, погибший на гидрографическом боте, деликатно приглядывался к дочкиному выбору.

Галюшка с нежной теплотой прижалась в полудрёме. Я понял, что обвёрнут с головы до пяток счастьем. Именно так. Дождик едва слышно шелестел. Подружка тихой водой помогала плыть в сон. Ручку свою забыла на мне иль хотела уберечь от всего…

С московских начавшись, дошло до туместных кочек: всё позволено. Самая масть госимущество расдербанить и деньги спереть.