Я не знала, не представляла, что делать дальше.

Жизнь в очередной раз сделала кульбит: оп-с, и вот я уже не только не сотрудник королевсокго исследовательского центра, но даже не самостоятельный исследователь.

Что теперь будет? Со мной — но, главное, с моими исследованиями?

Ведь Тони… Энтони Уолтер ясно сказал: забыть про контракт.

И хоть с юридической точки зрения тот факт, что он больше не нуждается в моих «услугах», никак не отменяет того факта, что он обязан предоставить мне свои, это все просто смешно.

Естественно, я не пойду у него ничего требовать.

И уж тем более я не пойду с этим злосчастным контрактом куда-либо еще, требовать справедливости.

Все это было ошибкой. Большой глупостью.

Впрочем, с другой стороны, большую часть нужной мне информации я уже и так получила. Проведу еще несколько замеров на других предприятиях, если получится. А если нет… буду работать с тем, что есть, в конце концов за месяц я успела накопать основательную базу.

Обработаю, оформлю, посмотрю чего не хватает, попробую это добыть. В Лестренже, конечно, с магическими производствами, которые особенно активно тянут магию из фона, не очень — курортный город. Но как раз можно будет сравнить показатели фабричных районов и показатели этого самого курортного города… работы, словом непочатый край, надо же будет чем-то занять тот год, который фигурирует в пункте о неразглашении.

…хотя вообще-то раз кое-кто разорвал контракт, то и пункт о неразглашении не должен действовать! Но я в отличие от некоторых, свои договоренности блюду!..

Казалось бы, решение было найдено, план действий составлен, и научные перспективы с ним выглядели не так уж печально.

Но легче на душе от этого почему-то не стало.

Хотя, конечно же, не «почему-то».

«Даже я» (здесь внутренний голос премерзко передразнил одного промышленника) понимала почему.

Пусть и категорически не желала это признавать.

Коварный, отвратительный, манипулятивный и дьявольски обаятельный миллионер тихой сапой пробрался в мое сердце куда дальше, чем я планировала его пускать.

Да я его вообще туда пускать не планировала!

Я вышла из поезда и некоторое время еще топталась на перроне, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь двинуться в сторону автобусной остановки. Толпа недовольно меня обтекала, но до людского недовольства мне было мало дела. Людское недовольство не сравнится с Флорой, которая скоро узнает, что я отказала миллионеру, который позвал меня замуж…

В голове, конечно, мелькнула трусливая мысль не рассказывать. В конце концов, откуда еще она узнает? Вряд ли Уолтер поделится своим горем с газетами (а жаль, такие бы были заголовки! «Промышленник и миллионер, пятый жених королевства, попросил руки девицы Трейт (кто это вообще такая?!) и получил отлуп!)…

Да и вообще я на похороны ездила, а не с ним встречаться! Но…

Не то, чтобы я хороша была в хранении секретов.

Государственные тайны — пожалуйста, не вопрос!

А секреты от Флоры — увы…

Главное, надо будет хорошенько показать ей, что я бодра и весела и вообще в порядке и меня вся эта история нисколечки не трогает. Не то, чтобы она на все сто поверит, но все же это будет лучше, чем явиться такой размазней, которая едва ли не жалеет, что упустила то, что ей вообще-то было и не нужно!

Я только нашаривала ключ в сумке, когда дверь распахнулась, явив мне подругу во всей ее пышнотелой красе. Я мгновенно растянула губы в улыбке, и в ответ на это улыбка на лице Флоры мгновенно угасла:

— Что у тебя стряслось?

Шеф, это провал.

Я переступила с ноги на ногу, переложила сумку из одной руки в другу, на всякий случай шмыгнула носом и решила зайти с трагедий помягче:

— Кажется, я влюбилась.

Фло вздернула одну бровь и уточнила:

— А помимо очевидного?

Я вздохнула. Глубоко и страдальчески.

— Так, не на пороге, — решительно произнесла подруга и перехватила мою сумку, втягивая меня внутрь.

Дома пахло булочками, а от Флоры — ее любимыми духами с сиренью и немножко, совсем чуть-чуть, реагентами, такой специфический алхимический аромат, который в какой-то момент становится неотъемлемой частью любого работника лаборатории. Даже не аромат, а намек на аромат, только принюхался и уже его упустил…

Словом, пахло очень привычно, очень знакомо.

Совсем не так, как пахло море, не так как пах, смешиваясь с морским йодом мужской парфюм…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я наклонилась, чтобы снять ботинки и отчаянно заморгала. Кто бы мог подумать, сразу — не плакала, даже бодро отбила нападки матери, отговорившись, что ходила подышать воздухом, а что меня не видели несколько часов, так внимательнее смотреть надо было! Оставшись одна в комнате — тоже не плакала, долго пялилась в потолок, но все равно — ни слезинки! В поезде столько об этом думала и не плакала.

А тут на тебе. Развезло.

— Чаю? — донеслось из кухни.

— Ага, — кивнула я, потерла глаза, пощипала щеки для румянца и общей бодрости.

И прошла за стол, готовясь к экзекуции.

Любимая чашка — белая в голубой цветочек — уютно устроилась в ладонях, Флора села напротив и подперла кулаком подбородок.

— Это ты на похоронах до таких откровений дошла? Родственники душу наизнанку вывернули, и при свете дня выяснилось, что на этой изнанке влюбленность затерялась?

Подруга привычно вытягивала меня на разговор с тем юмором, который я прощала, пожалуй, только ей. Впрочем, это у нас взаимное!

— Почти, — я пригубила обжигающий напиток. — Тони… Уолтер приехал в Лестренж. Ко мне.

Флора изумленно хлопнула ресницами, а я, устав резать хвост кота по кусочкам, обрубила одним махом:

— Он сделал мне предложение, Фло. А я отказала.

Сказала — и снова почувствовала, как подкатило. Уставилась в чай, отчаянно моргая и пропустила тот момент, когда Флора поднялась, приблизилась и обняла меня.

Я уткнулась ей в грудь и окончательно разрыдалась, чтобы вперемешку со шмыганьями, всхлипываниями и надрывными подвываниями рассказать все же, что произошло.

— Ну-ну, — вздохнула подруга, когда я успокоилась, умылась и вернулась к остывшему чаю. — Если он так все это и оставит, то он дурак, а дурак тебе не нужен, правильно? Правильно!

— Наверное, — неуверенно протянула я, еще не готовая переходить к оптимистичной вере в светлое будущее. — Просто я не знаю, что мне теперь делать, Фло…

— Что делать, что делать. Жить как раньше, делать что делала. И туфли новые купить! А можно еще и платье…

— Я безработная, дурочка, — улыбка все же робко вылезла на опухшую физиономию. — Откуда деньги на туфли?

— Как хорошо, что у тебя есть работная я! Завтра купим новые туфли и будешь звонить по заводам! Где там тебе еще можно измерения провести? Вдруг новый промышленник еще лучше старого окажется!

Я закатила глаза и вгрызлась в булочку.

Жизнь не то, чтобы налаживалась, но я, наконец, вспомнила, что пока у меня есть Фло, безнадежной она не будет.

Я поднималась в квартиру, еле переставляя по лестнице ноги. Сегодняшний день стал апогеем всей унылой недели. Я притащилась к черту на куличках на маленький заводик, где договорилась о встрече только для того, чтобы узнать, что человек, с которым я договорилась, перепутал даты, а без его сопровождения меня отказались пускать. Потом автобус уехал прямо у меня из-под носа и пришлось тащиться пешком. И я радовалась хотя бы тому, что нет дождя, пока промчавшийся мимо мобиль не облил меня грязной ледяной водой.

А кто во всем виноват, спрашивается?

Конечно же, Энтони Уолтер, который избаловал меня своими услугами такси!

Энтони Уолтер нынче был виноват во всех моих бедах, даже, например, в том, что у меня утром сгорел тост. Потому что если бы я о нем не думала — тост не сгорел бы!

Я злилась на него.

И злилась на себя за то, что злилась на него.