— Что? — удивилась я.

— Когда на тебя напали, ты даже не пыталась колдовать. Брайан так сказал.

— Я просто растерялась. Я не то, чтобы очень хороший маг, и… — я осеклась, сообразив, что почему-то оправдываюсь, и перед кем!

— Мы это исправим! — многообещающе, но как-то туманно произнес Уолтер и, наконец, выпустил мою руку. — А теперь, пожалуйста, Оливия, ты не могла бы все же меня оставить? Я с трудом могу сосредоточиться, когда ты ходишь передо мной… в этом.

Я вспыхнула, не нашла, что сказать, а потому просто повернулась на каблуках и удалилась с гордо поднятой головой. Призрак Флоры в моей голове одобрительно вздернул вверх большой палец и скомандовал: «Ты еще бедрами в следующий раз покачай, никаких слов будет не нужно!».

— Линерс? Уолтер. Мне нужен срочный детальный доклад по твоей специальности. Скажи-ка, как у нас в мире обстоят дела с альтернативными источниками энергии?.. — услышала я, прикрывая за собой дверь.

Звонок магофона раздался, стоило мне войти в квартиру, и создалось ощущение, что звучал он уже далеко не в первый раз.

— Да? — не раздеваясь, я схватила трубку, прерывая настойчивую трель.

— Госпожа Трейт?

— Я вас слушаю.

— Вас беспокоит секретарь господина Гиллема.

— Здравствуйте, Мария, — удивленно отозвалась я. Вот уж от кого не ожидала!

— Он попросил меня назначить с вами встречу, подскажите, вам будет удобно подойти завтра к трем часам?

— Да, удобно, — растерянно отозвалась я.

— В таком случае, я вас записала. Всего доброго, госпожа Трейт!

И что бы это могло значить?..

Я положила трубку и еще некоторое время стояла, погруженная в раздумья. Зачем Гиллему меня видеть? Судя по тому, что слышала Флора, я далеко не самый любимый его человек!

Разве что до них все же дошла серьезность проблемы и именно это он хочет со мной обсудить? Может быть, не только у Уолтера все же есть мозги?

Было бы неплохо!

От мысли, какие исследования можно провести с государственной поддержкой радостно теплело в груди. Может быть, мне даже вернут мое место в ИЦ?..

Нет, это, конечно, вряд ли, если только не будет распоряжения свыше, Гиллем не потерпит у себя в подчинении кого-то, кто своим присутствием будет тыкать его носом в оплошность. Но это же не единственный исследовательский центр в стране, верно? Главное, чтобы меня услышали.

Жаль, конечно, что я не могу предоставить данные с завода для доклада, но… разберемся.

Флора, с которой я поделилась новостью, стоило той появиться на пороге, только покачала головой:

— Не нравится мне это, Лив. Будь осторожна, ладно?..

Исследовательский центр на следующий день встретил меня привычно — пустые коридоры, занятые люди. И Гиллем не заставил себя ждать: стоило мне войти, почти сразу меня пригласили.

Лицо у бывшего начальника было недовольное.

Что, впрочем, еще ничего не значило. Признавать ошибки — неприятное дело, верно?

— Госпожа Трейт, позвольте узнать, какого черта вы творите?

Я слегка опешила, отметив мысленно, что, кажется, мой оптимизм оказался излишним, и речь вряд ли пойдет о признании ошибок. Но о чем тогда?..

— Простите?

— Что вы делали на благотворительном приеме в компании господина Уолтера? — передо мной шлепнулась газета.

Газету эту я уже видела, Фло фотографию вырезала и грозилась повесить в рамочку на стенку. Как Энтони и обещал, в прессу я попала. Не на первую полосу, конечно, но тем не менее, статус господина пятого номера обязывал журналистов сообщить о том, что он замечен в подозрительной компании.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы преодолеть оцепенение, вызванное неожиданным поворотом разговора, а также въевшимся пиететом перед важным начальством, и ответить спокойно и с достоинством:

— Каким образом это вас касается, господин Гиллем?

— Не нужно строить из себя идиотку, госпожа Трейт, — мужчина выглядел взвинченным, предельно сердитым, кривил недовольно губы и прожигал меня уничижительным взглядом. — Вам напомнить, на каких условиях мы с вами расстались? Я великодушно оставил вам возможность реализовать себя хотя бы в преподавательской деятельности, и чем вы мне отвечаете? Форменной неблагодарностью!

— С каких пор устройство личной жизни вместо преподавания является форменной неблагодарностью по отношению к вам, господин Гиллем? — максимально сдержанно поинтересовалась я.

— Бросьте, — Гиллем скривил губы. — Я вас знаю. Вы одержимы навязчивыми идеями, а не устройством личной жизни. Но я позвал вас не для того, чтобы выслушивать эти глупости. А просто хотел лично напомнить вам, госпожа Трейт, о подписанных вами бумагах о неразглашении. А если в ближайшее время Энтони Уолтер начнет внезапно интересоваться наукой, состоянием магического фона и деятельностью нашего исследовательского центра, я гарантирую вам, что засужу вас за грубейшее нарушение договора и клевету. И ваш любовник в этом деле вам не поможет, поверьте мне.

Я даже сходу не нашлась что сказать, оглушенная таким напором. Вернее, сказать я могла так много — начиная от «он мне не любовник» и заканчивая «да какая к черту клевета?!» — что не могла выбрать что-то одно.

И, наверное, оно было к лучшему.

В конце концов, спорить с идиотами — опускаться до их уровня. Я буду выше.

И потому я встала (в такой ситуации не грех добавить буквального смысла фигуральному!), посмотрела на бывшее начальство сверху вниз и произнесла медленно, внятно и с ноткой сочувствия, как для слабоумного:

— Я слышу ваше беспокойство, господин Гиллем, но хочу заверить вас, что все данные мной обязательства о неразглашении предмета и результатов работы исследовательского центра я чту. Надеюсь, это вас успокоит. Всего доброго.

И я направилась к двери с прямой спиной и вздернутым подбородком.

— Вы пожалеете о своем упрямстве, госпожа Трейт, — прилетело мне в спину.

Я повернулась.

— А если вы будете мне угрожать, господин Гиллем, посмотрим, кто еще на кого подаст в суд.

И вышла, не дав бывшему начальству вставить еще хоть одно оскорбительное слово.

Я прошагала по коридорам ИЦ, зло чеканя шаг, и только оказавшись за квартал от него, наконец, смогла окончательно выдохнуть, привалившись к стене и запрокинув голову. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Там, в кабинете меня наполняли здоровая злость, чувство справедливости и внутреннее понимание, что правда на моей стороне.

Проблема только в том, что это очень часто не имеет ни малейшего значения.

Гиллем выглядел уверенно, и я не думала, что он блефовал. Очевидно, за ним поддержка государственной машины, а судиться с государственной машиной… в этом он прав, мне не поможет даже мой «любовник».

Я закусила губу и зажмурилась, сдерживая злые слезы. Было ужасно обидно.

Ведь я ничего плохого не сделала! Я, наоборот, поступаю правильно! Честно и смело! Закрывать глаза на проблему еще ни в одном случае не было правильным решением, и…

Это нечестно.

Неправильно.

Несправедливо.

И разумнее всего было бы просто все бросить. Залечь на дно, пойти в преподавание, как мне и предлагали. Через какое-то время этот нарыв вскроется сам собой, когда один за другим остановятся заводы, а там, если ничего не предпринять, заглохнут и магофоны, и пропадет свет, и отпадет нужда в браслетах, потому что люди больше не смогут колдовать. Все это случится и без участия Оливии Трейт. А я пока, может быть, смогу подготовиться и изучить проблему глубже, и выступить не гонцом, несущим дурные вести, а человеком, способным предложить какие-то способы если не решения, то регулирования проблемы…

Да, это было бы разумно.

Только…

— Девушка, с вами все в порядке?

Я удивленно проморгалась — какая-то пожилая дама тронула меня за плечо, заглядывая в глаза. Кажется, она решила, что я тут стою в полуобморочном состоянии.