– Говорят, у «Джорджо» в постелях водятся pulci, – прервал ее Дикки.

– По-итальянски это «блохи», – серьезно продолжала Мардж, – но обслуживание там…

– Никакое, – бросил Дикки.

– У тебя сегодня, кажется, отличное настроение? – сказала Мардж, обращаясь к Дикки, и бросила в него маленький кусочек горгонзолы.[10]

– В таком случае остановлюсь в «Мирамаре», – поднимаясь, сказал Том. – Мне пора.

Ни Дикки, ни Мардж не стали его отговаривать. Дикки проводил Тома до ворот. Мардж осталась в доме. Похоже, подумал Том, что они состоят в той faute de mieux[11] связи, которую со стороны и не видно, потому что у партнеров пропал интерес друг к другу. Тому показалось, что Мардж влюблена в Дикки, но Дикки относится к ней не лучше, чем к пятидесятилетней прислуге-итальянке.

– Я бы хотел когда-нибудь взглянуть на твои картины, – сказал Том Дикки.

– Конечно. Надеюсь, мы еще увидимся, если ты здесь останешься. – Тому показалось, что Дикки прибавил это только потому, что вспомнил про привезенный ему халат и носки.

– Я отлично позавтракал. До свиданья, Дикки.

– До свиданья.

Железная калитка с лязгом захлопнулась.

Том снял номер в «Мирамаре». Было четыре часа, когда он забрал на почте чемоданы. У него уже не было сил, чтобы повесить свой лучший костюм на вешалку, и он повалился на кровать. Голоса болтавших под окном итальянских мальчишек звучали настолько отчетливо, будто они находились в комнате, а нахальные смешки одного из них, перемежаемые скороговоркой, выводили Тома из себя. Он подумал было, уж не обсуждают ли они его поход к синьору Гринлифу и не высказывают ли нелестные предположения насчет того, как дальше развернутся события.

Что он будет здесь делать? Друзей у него нет, по-итальянски он не говорит. А что, если он заболеет? Кто будет за ним ухаживать?

Том встал, чувствуя, что его сейчас стошнит, но по комнате пошел медленно, потому что точно знал, когда тошнота подступит к горлу, и был уверен, что успеет добраться до ванны. В ванной остался весь завтрак, а заодно, как ему показалось, и рыба из Неаполя. Он снова лег на кровать и тотчас заснул.

Проснувшись, Том ощутил невероятную слабость и упадок сил. По-прежнему светило солнце. Его новые часы показывали половину шестого. Он подошел к окну и выглянул из него, машинально высматривая большой дом Дикки и выступающую террасу среди розовых и белых домов, которые точками усеивали склон перед ним. Он увидел массивную балюстраду красноватого цвета. Интересно, Мардж все еще там? Может, они о нем говорят? Он услышал, как среди уличного шума раздался чей-то громкий смех, а потом донеслась фраза, произнесенная на английском языке. И тут же он заметил Дикки и Мардж, показавшихся между двумя домами на главной дороге. Они свернули за угол, и Том перешел к другому окну, чтобы их увидеть. Со стороны гостиницы была небольшая улочка, прямо под его окном, по ней и пошли Дикки и Мардж. На нем были белые брюки и рубашка терракотового цвета, она была в юбке и блузке. Наверное, домой заходила, решил Том. А может, ей было во что переодеться у Дикки. Возле деревянного пирса Дикки перебросился несколькими словами с итальянцем, дал ему денег, после чего итальянец приложился к кепке и отвязал от пирса яхту. Том наблюдал за тем, как Дикки и Мардж садятся на яхту, как поднимают белый парус. Слева, позади них, в воду опускалось оранжевое солнце. Том слышал, как смеется Мардж, а Дикки что-то кричит в сторону пирса по-итальянски. Том понял, что это их обычный день – сиеста после позднего обеда, прогулка на яхте Дикки перед заходом солнца, аперитив в одном из пляжных кафе. Самый обычный день, а Тома будто и не существовало. Зачем Дикки возвращаться к подземкам, такси, накрахмаленным воротничкам и работе с девяти до пяти? Или даже к лимузину с шофером и отпуску во Флориде или в штате Мэн? Не лучше ли плавать под парусом в поношенной одежде и не давать никому отчета о том, как проводишь время; не лучше ли иметь свой дом, вышколенную прислугу, которая, надо полагать, избавляла его от всех хлопот? И на путешествия у него деньги были. Том позавидовал ему, а себя ему стало жалко.

Том подумал, что отец Дикки, наверное, сообщил в своем письме нечто такое, что настроило Дикки против него. Было бы гораздо лучше, если бы он просто познакомился с Дикки в одном из кафе на пляже. Тогда он сумел бы в конце концов уговорить Дикки вернуться домой, теперь же браться за это дело было бессмысленно. Том проклинал себя за то, что оказался в этот день таким тупоголовым и несообразительным. И вообще, стоит ему взяться за что-то с серьезными намерениями – и у него ничего из этого не выходит.

Ладно, пусть пройдет несколько дней, думал он. Прежде всего нужно понравиться Дикки. Этого он хотел больше всего на свете.

Том выждал три дня. На четвертый день около полудня он отправился на пляж. Дикки был один, на том же месте, где Том встретил его в первый раз, рядом с серыми скалами, тянувшимися вдоль пляжа.

– Доброе утро! – крикнул Том. – А где Мардж?

– Доброе утро. Наверное, еще работает. Скоро придет.

– Работает?

– Она писательница.

– Да ну?

В уголке рта Дикки дымилась итальянская сигарета.

– Где ты был все это время? Я уж подумал, что ты уехал.

– Приболел, – небрежно произнес Том и бросил свое свернутое полотенце на песок, но поодаль от полотенца Дикки.

– С животом проблемы?

– Метался между жизнью и ванной, – улыбнувшись, ответил Том. – Но теперь все в порядке.

Вообще-то, он был настолько слаб, что с трудом вышел из гостиницы. Все эти дни он ползал по полу своей комнаты вслед за проникавшими в окно лучами солнца, и все для того, чтобы не быть таким бледным, когда в следующий раз придет на пляж. А остатки сил отдал штудированию разговорника итальянского языка, который купил в вестибюле гостиницы.

Том пошел искупаться. Он уверенно вошел в воду до пояса, остановился и обрызгал плечи. Потом присел, пока вода не достигла подбородка, поплавал немного и медленно вышел.

– Могу я пригласить тебя в гостиницу выпить чего-нибудь, прежде чем ты пойдешь домой? – спросил Том. – И Мардж, разумеется, если она придет. Я бы хотел отдать тебе халат и носки.

– Да-да, большое спасибо. С удовольствием выпью. – Он снова углубился в итальянскую газету.

Том вытянулся на полотенце. Вскоре он услышал, как часы где-то в деревне бьют час.

– Пожалуй, Мардж не придет, – сказал Дикки. – Думаю, нам можно идти.

Том поднялся, и они пошли к «Мирамаре». По дороге они почти не разговаривали. Том предложил Дикки вместе позавтракать, но Дикки отказался: как он сказал, прислуга приготовила ему завтрак дома. Они поднялись в комнату Тома. Дикки примерил халат и прикинул носки на голые ноги. И халат, и носки были его размера, и, как и ожидал Том, Дикки остался чрезвычайно доволен халатом.

– Вот еще кое-что, – сказал Том, вынимая из ящика квадратный пакетик, завернутый в бумагу, в какую в аптеке заворачивают лекарства. – Твоя мать прислала капли в нос.

Дикки улыбнулся.

– Они мне больше не нужны. У меня было воспаление лобных пазух. Но я все равно их возьму.

Ну вот, он отдал Дикки все, а от предложения выпить Дикки наверняка откажется, думал Том. Он проводил гостя до двери.

– Твой отец очень переживает по поводу того, что ты не возвращаешься домой. Он просил меня попытаться уговорить тебя. Делать я этого, конечно, не стану, но что-то ведь надо будет сказать. Я пообещал ему написать.

Дикки повернулся, держась за дверную ручку.

– Не знаю, чем, он думает, я тут занимаюсь – спиваюсь или еще что-нибудь в этом духе. Возможно, я и слетаю этой зимой домой на несколько дней, но оставаться там не собираюсь. Здесь мне лучше. Если я вернусь, отец заставит меня работать на верфи и заниматься живописью я уже не смогу. А я люблю это дело и предпочитаю жить так, как хочу.