– Ни за что! – его тон резок и категоричен. – Жду тебя сегодня в половине девятого. Поняла?

– Да, – обреченно отвечаю я.

– Вот и славно. Вот и договорились. Хорошая девочка! – он шлепает меня по заду и улыбается во весь рот. От этой плотоядной улыбки, от нетерпеливого похотливого взгляда, скручивает живот.

Альберт записывает свой адрес на листке, выдернутом из ежедневника, и произносит, не поворачивая головы:

– И еще. В следующий раз решай проблемы с учениками в пределах класса. У нас не принято выгонять учащихся во время урока. Еще раз увижу детей, болтающихся по коридору в учебное время… хм. Заставлю отрабатывать, – мужчина поднимает голову и смотрит с таким превосходством, что у меня замирает сердце. – На коленях.

Его гадкий смешок заставляет желудок сжаться. Снова подступает тошнота. От этих слов становится так противно, и я чувствую себя грязной и словно испачканной.

Не глядя беру со стола листок, складываю его пополам, кладу в карман и молча выхожу из кабинета.

***

Остатки уроков проходят в каком-то полусне и словно мимо меня. Даже общение с Татой за чашкой кофе в столовой во время большой перемены не приносит облегчения. Как ни пытаюсь сосредоточиться на разговоре и вникнуть в его суть, все равно упускаю нить повествования. Ее радостный голос служит скорее задним планом, и гудит на высокой ноте где-то там, вдалеке. Периодически, как болванчик киваю ей в ответ и вставляю одобрительную или осуждающую реплику. Кажется, девушка не замечает, насколько далеки мои мысли.

Украдкой смотрю на часы, и думаю, стоит ли рассказывать о случившемся Карлу или нет. «Что будет, если я не сказав ни слова, просто пойду к Альберту, а Карл случайно узнает об этом? – задаю вопрос сама себе. – Да нет, лажа какая-то получится. Он точно не поймет и, скорее всего, обидится. На его месте мне было бы чертовски больно, если бы он промолчал. Мальчик совсем не заслужил этого и имеет право знать правду. Допустим так. Ну, а если я все ему расскажу? Существует ли вероятность, что тогда он побежит бить рожу этому мудаку директору? Расклад конечно так себе. Я бы сказала – на редкость паршивый. Вот как меня угораздило попасть в такую задницу?»

– Клара, ты вообще слышишь меня? – этот вопрос внезапно вырывает меня из размышлений и буквально за шкирку вышвыривает в реальность. – Я спросила, заметила ли ты, как учитель музыки, Лев Борисович, смотрит на тебя украдкой из своего любимого угла?

– Этот престарелый девственник с толстенными очками, рыжей нашлепкой вместо волос на голове и выступающими передними зубами?

– Клара! – восклицает собеседница и притворно шлепает меня по руке. – Как тебе не стыдно так говорить о бедном Льве Борисыче? – затем она глупо хихикает и добавляет чуть слышно, наклонившись через стол почти к самому моему лицу. – Но тут ты совершенно верно все подметила, и не поспоришь. Потому в коллективе за глаза его называют рыжим кроликом. Но, это только между нами, девочками. Ты же никому не расскажешь, что я проболталась?

Даю ей торжественное обещание, что сохраню секрет и даже под пытками не выдам имя того, кто выдал мне эту страшную тайну. С этими обещаниями оставляю Тату в одиночестве и спешу на следующий урок.

***

К концу последнего занятия, всеми способами отгоняя от себя непристойные видения того, чем может закончиться этот день, принимаю решение рассказать обо всем Карлу.

Когда раздается последний звонок, в коридорах становится суетливо. Двадцать минут спустя школа приходит почти в полное запустение, все расходятся по домам, и в здании остается только пять человек. Два наказанных мною ученика, я, уборщица и охранник.

Наконец-то тишина. Только периодический звон ведра в глубине коридора напоминает, что на этаже еще кто-то есть, помимо нас троих в кабинете литературы.

Пока Карл с Майей делают домашние задания, пытаюсь готовиться к урокам на завтра. Подготовка идет из рук вон плохо. Не могу сосредоточиться ни на чем, кроме предстоящего разговора. Все размышления крутятся вокруг того, как сказать обо всем Карлу. Поверхность стула кажется такой неудобной, словно я сижу на "стуле инквизиции" и его раскаленные острые шипы впиваются мне в ягодицы.

От нетерпения каждые полминуты поглядываю на учеников, периодически замечая, как Майя украдкой смотрит на Карла, пока тот не видит. И какие нетерпеливые взгляды он кидает на меня.

– Можно выйти? – внезапный вопрос Майи выводит меня из состояния ступора. – В туалет.

– Да, конечно, – говорю, еле скрывая радость и чуть не во всю силу легких выдыхая от облегчения.

Как только за ней захлопывается дверь, Карл срывается с места и с ходу впечатывает мне в губы страстный поцелуй. Резко отстраняюсь и смотрю на него с недоумением и укоризной.

– Что-то случилось, Клара? – голос встревожен, в глазах беспокойство. – На тебе лица нет, ты вся какая-то… дерганная.

– Случилось то, что я в полной заднице, – шиплю я на него, почти не разжимая зубов.

– Это из-за того, что я наговорил на уроке, да? Прости, я…

– Нет, дело не в этом, – строго обрываю его на половине фразы.

– Скажи, что это не из-за нас, – его взгляд внезапно становится таким серьезным.

Что это там плещется в его глазах? Тревога? Недоумение?

– Альберт! – чуть не визжу я, но одергиваю себя и продолжаю чуть слышно, – директор, он все знает. Этот долбаный урод видел нас сегодня утром и все заснял. И теперь у него есть видео, где ты целуешь меня, при нашем утреннем прощании. Он показал мне запись, – внутри все снова бурлит и клокочет от возмущения. – И теперь этот придурок шантажирует меня и хочет, чтобы я сегодня приехала к нему… на ночь.

– ЧЕРТ!!! – выкрикивает Карл.

Этот крик, чересчур громкий, звоном стекол отзывается у меня в ушах.

– Вот дерьмо! – лицо молодого человека перекошено злостью.

Ноздри раздуты и напряжены, брови опущены, кажется, глаза поменяли цвет и стали темнее. Еще никогда я не видела такого бешеного и разъяренного взгляда. Ни у кого. Никогда. От испуга у меня ёкает сердце и с протяжным стоном падает вниз со скоростью звука.

Схватившись за голову, Карл резко выбрасывает руки вперед и шумно выдыхает, словно выпуская наружу ярость, а затем со всего маху скидывает со стола учебник по физике. Книга летит через весь кабинет и, врезавшись в стену со смачным шлепком, раскрывается и падает на пол обложкой вверх.

Через мгновение глаза Карла вновь становятся спокойными и холодными.

– Спокойствие, только спокойствие. Главное без паники, – уже почти невозмутимо говорит он. – А теперь послушай внимательно. Сегодня, после работы, ты вернешься домой, переоденешься и поедешь к нему.

– Но… – попытаюсь протестовать.

– Не перебивай, у нас слишком мало времени. В любой момент может вернуться Майя. Поэтому слушай и делай так, как я скажу. Сегодня ты все-таки поедешь к этому… уроду и всеми правдами и неправдами уговоришь его отложить ваше… соитие, – он отделяет последнее слово, будто оно дается ему с трудом. – До завтра. А утром, когда ты приедешь на работу, то отвлечешь его, а я постараюсь выкрасть у него телефон. На время. Только чтобы удалить видео. А если нет видео, нет доказательств и повода для шантажа, верно?

– А если у меня не получится отговорить отложить все до завтра, или у тебя не получится выкрасть телефон? Вдруг Альберт успеет сохранить его на компьютере? Что тогда?

Начинаю нервно кусать кончики пальцев, но Карл останавливает меня, берет в свои ладони мои руки и крепко сжимает их. Боль в кистях действует отрезвляюще, будто возвращая к реальности.

– Давай ты подумаешь над тем, как от него отвязаться сегодня, а я придумаю, как все провернуть завтра? Хорошо? – молодой человек дожидается моего положительного кивка и продолжает, – не волнуйся, я все решу. Положись на меня

– Хорошо, – отвечаю тихо.

Я верю его хладнокровному и решительному взгляду. Верю настолько сильно, что сама начинаю успокаиваться.