========== *** ==========

Ранней весной погода всегда переменчива. Моросит. Ветер обиженно кутается в ветви голых еще деревьев. Солнце небрежно выглядывает из-за плотных серых облаков. Но на ритм города это едва ли влияет. Сеул как большой муравейник: каждый отдельный его житель занят своими делами, а все вместе они трудятся на благо страны.

Из-за толпы у Чонгука немного кружится голова. Дождь его тоже порядком утомил. Сильнее кутается в куртку, хмурит брови и торопливо перебегает дорогу на мигающий зеленый свет. Прохожие задевают его недовольными взглядами, пара машин даже запоздало сигналит. Чонгук отмечает, что в последнее время люди стали как будто раздражительнее обычного. Но сегодня ему нет до них дела.

В полицейском участке, куда он заявился к самому открытию, ему выдали пакет с личными вещами погибших и бумажку с адресом городского кладбища. Чонгук никогда там не был и предпочел бы не появляться, но уезжать, не прощаясь, не вежливо. А он все же воспитанный мальчик.

— Чонгук, возможно, вам стоит сменить обстановку, — голос психолога чересчур участливый. Посещение терапии — распространённая практика после травмирующего события. Социальные службы настоятельно рекомендуют, а на деле обязывают граждан посещать психолога в течение месяца или двух. Но Чонгуку совершенно не хочется обсуждать с едва ли знакомым человеком бушующее внутри море. Особенно, когда там штиль. Вся его семья на прошлой неделе погибла в автокатастрофе и по законам мироздания ему должно быть плохо, но он ничего не чувствует. Общество в лице этого конкретного психолога видит в нем поломанную игрушку и ждет возможности все исправить. Подкрутить несколько шестеренок или вовсе вернуть к заводским настройкам — обследование покажет степень нанесенного урона. Если восстановление невозможно, то брак подлежит замене.

— Наверное, — уклончиво отвечает Чонгук. Они сидят в небольшом кабинете с панорамными окнами и у Чонгука есть прекрасная возможность рассматривать город вместо своего собеседника.

— О чем вы думаете сейчас? — через десять минут их третий сеанс подойдет к концу. Чонгуку не хочется отвечать.

В будний день кладбище едва ли можно назвать посещаемым местом, да и крупного повода навестить почивших сегодня тоже нет. Чонгук в одиночестве бродит среди аккуратных могил, высматривая нужную. А когда наконец находит, замирает неподвижно и долго смотрит на свежие надписи на могильной плите. Ему нечего сказать родителям. Слез тоже нет.

— Нелепо, — бормочет Чонгук себе под нос и присаживается на корточки. На жухлую траву перед могилой он вытряхивает из полиэтиленового пакета, который забрал сегодня утром, помятую фотокарточку из бумажника отца и одинокую пуговицу с маминого пальто. Уцелело совсем немного. Чонгук поднимает пуговицу и начинает вертеть ее в руках. Кажется, пальто было бежевое, купленное месяц назад. Мама крутилась в нем перед зеркалом и довольно улыбалась. Чонгук помнит, как она смеялась, обнимая отца и благодаря за покупку. Тот придерживал ее за талию, и вместе они казались какими-то воздушными.

Воспоминание потухает и блекнет, выцветая словно старая пленка. Чонгук переключается на фотографию. На ней вся их семья в первый день переезда в Сеул. Десять лет назад. Отец со смешной модной стрижкой в кожаной куртке и голливудской улыбкой. Мама в цветастом платке поверх каштановых локонов, которые так и норовят выбиться из-за поднявшегося ветра. И Чонгук обыкновенный школьник в форме. Ему едва исполнилось тринадцать, а кажется будто уже взрослым и ужасно важным. До переезда он носил косую челку и смешно дул щеки, если что-то не получалось. Такой наивный в своем стремлении что-то доказать окружающим и слишком искренний в общении. Внешне Чонгук всегда был очень похож на отца, даже сейчас — выкрасив волосы в блонд и проколов уши.

Возможно, им не стоило уезжать из Пусана. Сеул никого не щадит.

Чонгук делает небольшое углубление в земле возле могилы и кладет туда фотографию с пуговицей. Накидывает сверху травы и немного приминает руками.

— Вроде незаметно, — оценивающе осматривая результат, заключает он и поднимается.

— Я думаю, — начинает Чонгук, отворачиваясь от окна. — Что вы достаточно получаете, чтобы оставшиеся десять минут мы просто помолчали.

Психолог в ответ слишком понимающе улыбается и откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза.

— Вы считаете терапию пустой тратой времени, — заключает он, голос звучит мягко и тихо. — Но что есть время? Что действительно мы вкладываем в это понятие? Говорим ли мы о времени как о смене дня и ночи, отмеряя тем самым сутки? Или берем шире и хотим отследить весь жизненный путь от точки А до точки В. И если в рамках дня терапия кажется бессмысленной, то во втором случае — это лишь маленькая точка на отрезке.

— Вы говорите какую-то ерунду, — Чонгук тяжело вздыхает и еще больше хмурится.

— Как и все мы, — загадочно отвечает психолог и открывает глаза. Он смотрит на Чонгука слишком пристально и снова в его взгляде понимания больше, чем Чонгук способен вынести. — Но что вас держит здесь, в этом городе, Чонгук? По-настоящему. Есть ли что-то, что осталось значимого, за что стоит цепляться? Сеул никогда не был вашим выбором.

С этим Чонгук готов согласиться. Они переехали по работе отца, когда его перевели в головной офис. Тогда же работа стала центром его персональной вселенной, а игры в бейсбол с сыном по воскресеньям перестали вписываться в плотный график.

— И куда вы предлагаете мне уехать? — глухо интересуется Чонгук. И как он всегда попадается на эти уловки? Дает себе слово не отвечать, но каждый раз диалог продолжается.

— А куда бы вы хотели? — ожидаемо вопросом на вопрос отвечает психолог и заставляет Чонгука тяжело вздохнуть. Ему не нравится отвечать на вопросы про себя. Он не привык думать о собственных желаниях. Всю старшую школу он усердно подавлял свои стремления, даже университет выбрал по настоянию отца. Он всегда повторял, что технические специальности самые востребованные. А Чонгук же хочет принести пользу обществу, не так ли?

— Домой, — наконец отвечает он, понимая, что впервые чего-то искренне захотел для себя, и добавляет: — В Пусан.

Смотрители городского кладбища хорошо позаботятся о могиле его родителей. Лучше него самого. Поэтому он уезжает без сожалений, так по-настоящему и не прощаясь.

⌛️Сквозь окна такси, везущего Чонгука на вокзал, смотреть на город непривычно. Отсюда он кажется сжавшимся, скорчившимся словно новорождённый младенец. Чонгуку всегда было сложно в Сеуле. Он так и не смог адаптироваться к его ритму. Возможно, не хватало скорости реакции, а может близости моря. Но в большом мегаполисе даже дышалось тяжелее. В Пусане он был гордостью школы, а в Сеуле с трудом закончил последний класс. В Пусане — был старостой класса и президентом клуба тхэквондо, в Сеуле — его постоянно дразнили и до самого выпуска только пару одноклассников говорили с ним дольше минуты. Пусан растил его как своего, Сеул же отторгал словно инородное тело.

— Вы давно в Сеуле? — таксист говорит с легким акцентом и это привлекает внимание Чонгука. В Сеуле он часто встречал тех, кто говорит на других диалектах и поначалу всегда старался с ними подружиться. Словно вместе они могли противостоять целому миру. Но случайные знакомые быстрее него находили свое место под солнцем, пока Чонгук пытался понять, что же с ним не так.

— Десять лет, — неохотно отвечает он, отвлекаясь от окна. Он редко разговаривает с таксистами, но в последнюю поездку по Сеулу решает сделать исключение.

— Вы настоящий сеулец теперь! — восторженно отзывается таксист. Кажется, энтузиазма в нем хватит на двоих. Он с лихвой компенсирует угрюмый вид Чонгука. — Я переехал всего лишь месяц назад. Из Кванджу. Все еще не могу привыкнуть. Хорошо, что в наши дни есть навигаторы, а то без них совсем тяжело было бы…

Таксист продолжает болтать, а Чонгук снова отворачивается к окну. Если любовь похожа на ненависть, то, возможно, он смог полюбить Сеул{?}[Непрямая цитата из песни RM - Seoul]. Но захочет ли он теперь возвращаться? Что вас держит здесь, в этом городе, Чонгук? По-настоящему.