– Это не автоматика, товарищ. Защитным механизмом управляли извне, управляли из сектора Союза, кажется, с диспетчерской. Кто-то очень хотел избавиться от всех нас.

– Прелестно.

Старшина понимает оператора без слов. Если станция захвачена и в руках неизвестного оккупанта управление защитными системами, то в любой момент атака может повториться – у каждого палубного люка их ждут такие же автоматические турели. Но пока все тихо, огнедышащие змеи спят.

Настя настороженно озирается, положив левую руку на переборку и вслушиваясь в происходящее на других палубах. Ее, как и Ольгу, больше всего волнует, что с родным кораблем, что с другими большевиками. Кто атаковал Ладогу – Боддикер? Или на станцию напал флот Сверхновой, и это начало большой войны? Большевик стрелял прямо из дока, но покинул ли он станцию после залпа? Почему собственная система безопасности пыталась их убить? И почему не пытается снова?

– Ладно, делать нечего, придется подниматься.

– Хорошо. И по дороге попробуем раздобыть оружие в ближайшем арсенале, на верхнем ярусе складской палубы.

Чтобы не мешать друг другу, девушки поднимаются каждая по своей стороне узкой шахты, ни на секунду не прекращая разведку осами. Первые запертые палубные люки остались позади, автоматические турели стоят без движения в своих нишах.

Быстро перебирая перекладины, Ольга внимательно осматривает стены шахты, сканируя заглохшую местную сеть. Практически ничего не работает, подавляющее большинство приборов и механизмов переведено в режим ожидания, только фонари светят красным, да вентиляторы качают горячий воздух. Множество обрывочных сигналов, пока ничего угрожающего: защитная система не подает признаков жизни, или просто не видит в них угрозы, ведь они свои. Стук по переборкам прекратился, пушки больше не стреляют.

– Здесь!

Перед ними задраенный переборочный люк, ведущий на верхний ярус складской палубы. Если войти, они сразу попадут на перекресток, где располагается один из арсеналов личного состава Ладоги. В планах большевиков вскрыть арсенал, одними пистолетами да осами много не навоюешь. Быстрый взгляд в маленький иллюминатор – никого.

– Готова? Открываю!

Ольга отбрасывает люк в сторону, Анастасия целит в пустой коридор, затем делает шаг к перекрестку. Воздух в изогнутом коридоре пахнет гарью, доносится гул пожаров.

– Опоздали!

Вот и перекресток. Несколько погибших гражданских: часть пробита пулями, часть погибла от близкого взрыва, опалившего стены. Массивные бронированные двери арсенала открыты, внутри пусто – ни оружия, ни скафандров, баллоны с кислородом и дополнительный боекомплект также исчезли. Замки целы, петли и гидравлические затворы в порядке, арсенал не был взломан. Но не это самое важное из увиденного здесь.

У самого входа лежит труп молодого парня с нашивками старшего матроса на форменной куртке, лежит рядом с убитыми гражданскими, также опаленный взрывом и пробитый парой пуль. Но взрыв и пули изувечили уже труп, причиной смерти матроса стало совсем другое.

– Отставить попытки выйти на связь! Настя, все приборы на ноль!

Одного взгляда на мертвеца достаточно, чтобы сразу понять многое. Вот почему матрица повсеместно блокирована, вот почему ничего не работает, вот почему у них ни с кем нет связи с момента первого взрыва. Теперь ясно, что система безопасности пыталась расстрелять именно их двоих в шлюзовой камере, стальные змеи целились совсем не в гражданских.

– Ледокол…

Парень погиб не при взрыве или в перестрелке, все это произошло уже позднее, когда матрос уже упал замертво. Его закоротило, мозг сгорел за наносекунду. Ольга уже видела подобное недавно, она помнила, как молниеносно погибали операторы Тартара, чей разум был сожжен вырвавшимся на свободу Джокером. Тем самым ледоколом, что она держала в экранированном черном чемоданчике, и что был выпущен ею на свободу в нужный момент для опустошительного электронного набега на внутреннюю сеть Рейха. Похоже, пираты пришли с ответным визитом вежливости.

– Весь сектор, Оль?

– Похоже на то. Вырвался на свободу и начал все крушить. Причем вырвался на свободу именно на палубах Союза: ледокол не смог проникнуть в частный сектор, там двухсторонние фильтры. Вот почему ни мы, ни другие внизу не пострадали, по нам уже работали взрывами.

Настя оценивающе осматривает труп, прислушиваясь к приглушенному реву пожаров.

– Так, теперь ясно, откуда разрушения, ясно, почему ничего не работает, а что работает, то хочет нас убить. Как думаешь, что с нашими?

– Крейсер цел, я уверена в защите Владимира Ильича. Те из наших, кто был на борту, не должны пострадать. Насчет остальных – никаких гарантий, думаю, ледокол намеренно охотится на персонал Ладоги, и именно он хотел угостить нас пулями в шлюзе. Непонятно только, почему затем остановился, и больше не пытается добраться до нас – видимо, был сожжен истребителями, хотя бы частично сожжен. Здесь его нет, но он может ждать нас в любом отсеке за пределами шахты.

Девушки думают об одном и том же – кто из товарищей мог пострадать или погибнуть от действия цифрового хищника. Большая часть экипажа была на крейсере в момент атаки, отсутствовали они сами, потягивая коктейли в баре, и инженерная команда: Дед и Кузнецы отправились на судоремонтный завод.

– Что будем делать? Идем искать наших, или сразу на крейсер?

– Возвращаемся на Большевик, мы тут в одиночку много не навоюем. Думаю, капитан уже выслал за Дедом и его командой морпехов, да и за нами тоже. Надо их встретить!

Они возвращаются в шахту, задраив за собой проход и выставив условный знак максимальной опасности. Снова перекладины, снова красные огни и неподвижные турели у задраенных люков.

– Что, опять?!

Переборки снова отзываются протяжным эхом на серию залпов, а потом станция содрогается до последнего болта от сильнейшего удара, пришедшего откуда-то сверху. Стены стальной трубы изгибаются по всей длине, сила ударной волны такова, что трубопроводы слетают с креплений. Одна из труб разрывается, выбрасывая в узкое пространство шахты струю газа под огромным давлением, рядом искрят разорванные кабели, срабатывает пожарная тревога.

– Берегись!

Мощнейший взрыв вспарывает палубу, Ольга накрепко вцепляется в стену, спиной чувствую волну жидкого пламени, против которого ее рабочий скафандр протянет совсем недолго. За первым взрывом следует второй и третий, сорванные трубы летят вниз огромными пылающими копьями, а девушки на узких трапах бросаются из стороны в сторону, чтобы не быть насаженными на них, словно бабочки.

– Быстрее, к горизонтальной переборке!

Марш-бросок по стенам и искореженным скобкам, прокладывая себе путь через мешанину исковерканных труб и сорванных кабелей. Взрывы и пожары на складской палубе продолжаются, ударные волны срывают переборочные люки, корпус Ладоги стонет, содрогаясь от непомерных нагрузок, а двое большевиков все лезут и лезут вперед.

Аварийная горизонтальная переборка должна была перекрыть шахту сразу же после первого взрыва, но пораженная ледоколом автоматика так и не включилась – тем лучше, не попали в ловушку. Но теперь надо отсечь путь огню, даже если понадобится задраивать переборку вручную.

– Ты слева, я справа!

Лихорадочно вращая рукоятки, им удается вручную сомкнуть створки, преодолевая сопротивления сильнейшего потока раскаленных газов. Все, контур герметичен, пожар остался позади, Ольга и Анастасия торопливо осматривают скафандры друг друга – вроде не прогорели.

– Скорей, пока внизу топливо не воспламенилось.

Станция Ладога горит, пожары охватывают все новые отсеки за пределами шахты: взбираясь по трапам, девушки чувствуют, как стремительно нагреваются переборки. Взрывы на складской палубе и в частных секторах продолжаются, целостность конструкции нарушена, запустить аварийные системы не удается, мешает засевший в матрице ледокол. Ольга думает о своих товарищах на крейсере – в такой ситуации они уже должны были вывести Большевик из дока, корабль не должен погибнуть вместе со всей станцией. Надо добраться до швартовочной палубы и там либо ждать подхода челнока, либо уходить самостоятельно на шлюпке. Только бы добраться, и только бы все свои были уже на месте.