– Я ничего себе не позволяю! – рявкнул, побелев лицом. – Я всего лишь пришёл и принёс тебе продукты!

– Но я не просила, – дёрнула плечиком, а Андрей тяжело сглотнул, глядя на её шею. – Андрей, это мой дом. Ты всегда в нём желанный гость, но я не хочу, чтобы ты вламывался сюда в любой момент.

– Почему?

Мара вздохнула и прикрыла на мгновение глаза. Весь этот разговор – сюр какой-то, и Марьяна никак не могла найти из него выход.

– Ты уже не любишь моего брата? – спросил Андрей, а в голосе то ли тоска, то ли надежда.

– Я никогда не перестану его любить, – ответила, впиваясь пальцами в плечи. Удерживая себя на краю пропасти. – Но я хочу жить дальше.

– С новыми мужиками? – почти выплюнул, и Мара поёжилась от его тона. – Прости, Мара… но и ты меня пойми. Он мой брат, а ты его жена.

– Я его вдова! – едва не взвизгнула выбитая из колеи Мара.

– Ты та, кого он любил! Кого поручил моей заботе! И я не позволю, чтобы ты в этом, – Андрей чуточку брезгливо обвёл взглядом короткое красивое платье, – появлялась на людях.

Вот это уже было слишком.

Мара взвилась, осознав вдруг, до какой степени впустила однажды в свою жизнь родственников Сергея. Позволила им слишком многое. Особенно Андрею, который всегда был таким добрым, таким понимающим.

«Сама виновата. Дура!»

– Я ещё раз повторяю: уходи отсюда, – голос звучал на тон выше, и в горле запершило. – Положи ключи на стол и проваливай.

– Мара, – Андрей попытался было погасить скандал, но Марьяна до того разозлилась, что весь мир видела в чёрно-белых красках.

Она ни разу за прошедшие годы не позволила себе лишнего. Не сходила на свидание, никаких намёков никому не дала. Просто жила, храня любовь к Сергею, почти растеряла всех подруг. Андрей не имел права что-то ей предъявлять! Но он пришёл, разложил по местам чёртовы продукты, и всё это с таким видом, словно Мара ему кругом должна. Должна слушаться, подчиняться, принимать к сведению его мнение.

– Давай сюда ключи! – выкрикнула Мара, протягивая к Андрею дрожащую ладонь.

Андрей буркнул себе под нос что-то нечленораздельное и потянулся к карману. Вытащил связку, демонстративно не глядя на Мару, снял один ключ и с громким звоном шмякнул его на стол.

– Он мой брат, – напомнил, словно Марьяна, глядя в его лицо, могла хотя бы на секундочку об этом забыть. Слишком похожи были братья. – И я не позволю тебе втоптать в грязь его имя!

Андрей выскочил из дома так поспешно, что Мару обдало сквозняком. Грохнул дверью, и звук заставил Марьяну вздрогнуть. Зарычал мотор его машины, припаркованной за воротами, взвизгнули шины. Андрей умчался, растворился в сумраке, оставив после себя лишь горечь.

Мара взяла телефон, ответила подруге и через двадцать минут нырнула в такси, выбросив из головы мысли о странном поведении Андрея.

Сегодняшним вечером она не будет думать о чужих странностях. Сегодня она просто отдохнёт.

Мара выглянула за окно, наблюдая за птицами, ищущими дорогу на юг.

За ними, подумала Марьяна. Вперёд, пока на сердце не станет легче.

– Поздравляю Станислав Фёдорович, теперь вы официально свободный человек.

Альберт Николаев – самый лучший в стране адвокат по бракоразводным процессам понимающе улыбнулся и протянул Стасу узкую, покрытую редкими рыжими волосками, руку. Неожиданно крепкое рукопожатие для такого тщедушного мужичка не удивило – иное глупо было ожидать от акулы юридического океана, способного раздеть до трусов любого. Глупо и наивно.

Стас потому и выбрал этого неприметного плешивого коротышку с хищным взглядом, спрятанным за тяжёлыми веками. Отлично знал, что с ним процесс развода пройдёт с наименьшими потерями для психики и кошелька. Так, в сущности, и получилось.

Вскинув русую бровь, Стас забрал со стола папку с документами. Неужели и правда, свободен? От блудливой жены и прогнившей насквозь семейной жизни, в которую его однажды засосало, как в болотную трясину. Почти на дно утянуло, едва не задохнулся и только чудом с себя эту вонь смыл.

Стас хмыкнул, буркнул под нос что-то очень похожее на проклятие и перевёл взгляд на окно, за которым бушевала яркими красками золотая осень. Резные листья клёна багрянцем разбавляли невыносимую синь неба, а пышный фикус, украшавший мраморный подоконник, тянулся к последним солнечным лучам. Стас так и не смог вспомнить, видел ли в жизни октябрь красивее.

«В детстве, наверное».

Тогда они носились с лучшим другом Димкой по полям, убегая от придуманных врагов и, спрятавшись за амбаром, устраивали засаду на воображаемых противников. В те дни сладко пахло убранной с полей пшеницей, а сейчас, очерствевший сердцем, Стас мечтал хотя бы на миг вернуться в прошлое. Вот бы снова стать тем беззаботным пацаном, для которого весь мир был сосредоточен в сиюминутной радости. Её не мог омрачить ни пьющий отец, ни его бесконечные дружки, устроившие из их дома харчевню.

Тогда Стас не любил возвращаться домой. Сейчас же у него не было места, которое он захочет таковым считать.

«А был ли у меня вообще хоть когда-нибудь дом?»

– Спасибо вам, – Стас даже не пытался улыбнуться адвокату. Разучился улыбаться, когда понял, что в погоне за воображаемой семьёй, за верой в то, что его можно любить, что он достоин этого, выставил себя настоящим посмешищем.

Память окунула в недавнее прошлое, и горечь на корне языка стала невыносимой.

– Я ненавижу тебя, – шипела Настя, его некогда любимая жена. – Ты слышишь меня? Ничтожество, слабак! Да Лёня в тысячу раз тебя лучше! И в постели, слышишь?! В постели он тоже лучше тебя!

В детстве, глядя на мучения матери, на синяки, которые она старательно пыталась скрыть, маскируя боль за улыбкой, он дал себе обещание, что никогда не тронет пальцем женщину. Даже самую мерзкую склочную бабу не ударит. Не опустится до этого, не превратится в своего отца. Но в момент, когда Настя бросала ему в лицо свою уродливую правду, он готов был ударить её. Схватить за грудки и тряхнуть так, чтобы весь дух вылетел и больше в тело не вернулся.

Настя провоцировала его, оскорбляя так, что вены заполнялись чистой яростью. Стас испугался самого себя и той чёрной злобы, поднявшейся со дна. В момент страшной ссоры он возненавидел жену, которая наставляла ему рога на глазах у жадной до сплетен и сенсаций общественности. Стас и раньше догадывался, что она ему изменяет, только верить в это не хотел. Но новый роман с его подчинённым стал для Насти чем-то другим. Чем-то большим.

Но не за измену возненавидел. А за то, что провоцировала и будила спящего внутри Стаса зверя. Добивала ногами, уничтожая всё светлое, что ещё было между ними. Топтала воспоминания, заменяя их ненавистью. Этого он простить ей не сумел.

Когда Настя выплюнула в него очередное оскорбление и бросилась на него, как разъярённая тигрица, Стас сжал до боли кулаки и ушёл в другую комнату. Главное – подальше от женщины, с которой так и не получилось построить семью.

– Станислав Фёдорович? – напомнил о своём присутствии адвокат. Стас вздрогнул, моргнул несколько раз, обвёл невидящим взглядом роскошный кабинет. Мебель красного дерева, книжные полки, заполненные золотистыми корешками, посмотрел на натёртый до блеска паркет, в котором можно увидеть собственное отражение. Роскошь и шик, стиль и помпезность. Не кабинет, а зал Версаля.

– Спасибо вам, Альберт Семёнович.

– Да в чём вопрос? – хохотнул адвокат, хитро прищурившись. – Я всегда к вашим услугам. Если понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.

– О нет, больше никаких свадеб и разводов. Я, похоже, напрочь с этим цирком завязал.

– Как вам будет угодно, – Николаев развёл тощими руками и ещё долго вглядывался в спину уходящего прочь Стаса.

Отдающий горечью осенний воздух наполнил лёгкие. Стас остановился на ступеньках адвокатской конторы, напряжённо рассматривая кучку ярких листьев под своими ногами. Не мог понять, что ему делать дальше со своей свободой.