Я закрыла дверь в ванную на хлипкий крючок, привела себя в порядок – насколько это было возможно без сменной одежды и банных принадлежностей, подхватила тот самый таз и вышла. По пути взяла вчерашнюю тряпочку, вернулась в комнату и приступила к уборке.

Паутина. Пыль. Грязь. Царапины, кусочки отваливающейся штукатурки. Мой первый сломанный ноготь. И упорное сопение у меня за спиной. И пробежка четырех лапок туда-сюда, туда-сюда.

А потом тяжкий вздох, стук пушистой лапки уже не по лбу, а моей ноге и такое, неуверенное и немного смущенное:

– Жень, не злись, а? А то у меня, не поверишь, аппетит даже пропал!

Действительно не поверила. Обернулась. И услышала, как у кого-то пушистого урчит в животе.

– Ну почти! – тут же нашелся он. – Это же тоже считается, если почти?

Я задумчиво рассматривала его, он рассматривал что угодно, кроме меня, а потом радостно приосанился, ткнул лапкой и подсказал:

– А там, под подоконником, еще паутина осталась! – и добавил, видя, что я бездействую: – Мно-о-го!

Я ополоснула тряпку и протянула ему. Кот брезгливо поморщился, оглянулся на кухню и с тоской взглянул на так не вовремя замеченную им паутину. Эх, молчал бы, пока точно не помирились, а теперь! Видно было, как он мечется, не в силах принять правильное решение.

– Сметана закончилась, – напомнила я. – Но после того, как завершим здесь, я приготовлю нам двоим не менее вкусный завтрак.

– Нам? – Кот ненадолго завис, сомневаясь, что у нас могут сходиться вкусы, но потом решил довериться и, фыркая и кривясь, но взял тряпку.

К слову, на задних лапках он стоял куда бодрее, чем я. Меня душили духота и жара, его температура не волновала, но явно подгонял голод. Примерно через час окошки и две стены были вымыты, но работы предстояло еще немало, так что я решила прерваться.

Оставив окна распахнутыми, – кот уверял, что днем это безопасно, я бросила уборку. Кот решил, что он тоже в деле и побежал на кухню следом за мной. Сидел на скрипучем стуле, и, не считая хвоста, хлестко бьющегося о ножки, терпеливо и молча ждал, чем же его будут баловать. Он так и сказал, мол, балуй меня, заслужил.

– Кто заслужил? – уточнила я, не оборачиваясь к нему.

– Как кто?! Я – говорю же!

– А кто ты?

Кот долго молчал, а потом стал бухтеть что-то, что разве это важно, он-то думал, что мне все равно, а тут…

– Вот я – Женя, – прервав его нытье, я обернулась и с удивлением отметила, что он не играл, а правда расстроен. – А тебя как зовут?

Кот моргнул.

Думал долго, тер лапкой лоб, то ли сомневаясь, признаваться или нет, то ли вспоминая, а потом…

– Ну… выродком иногда зовут, – произнес едва слышно. – Тварью иногда называют. Извергом еще, демонюкой, исчадием ада… Кем еще? Обормотом еще называли…

– И у кого только язык повернулся?

– У многих.

Так! Эта сказка мне все больше и больше не нравилась. Я не могла понять, как можно такого умного животного обзывать никчемным и обормотом. Вот как?!

Оставив в покое посуду, присела напротив кота. Хотелось обнять его, начать гладить, затискать, но я знала, что он очень гордый, а таких не стоит жалеть. Помочь можно, но ненавязчиво.

– А тебе самому как бы хотелось, чтобы тебя называли?

– Мне? – он перестал рассматривать стены и пол и удивленно взглянул на меня. – А что, можно выбрать?

– Конечно. Можно быть котом. Или котиком. Но мне почему-то кажется, что с именем тебе куда больше понравится.

Кот завис. Я вернулась к готовке, иногда слыша за спиной бормотание.

– Кот?.. Ко-о-тик? Я – коти-ик?.. – А спустя недолгое время тренировок, уже уверенное. – Я – кот! Эй! Эй, Женя, я определился, я – кот!

– Рада слышать, – я поставила на стол горку блинов и простоквашу. – А имя-то ты придумал?

– А это что, не подходит?! – расстроился он. – Я привык уже даже!

– Подходит. Только то, что ты – кот, это и так понятно. А дальше? – Так как животное смотрело все еще изумленно, я уточнила: – Ну, например… не знаю…

– Теремков?

На меня взглянули с такой надеждой, что отказывать было сложно, и тем не менее…

– Теремков – это фамилия. А тебе нужно имя.

– Срочно? – он с любопытством взглянул на простоквашу и горку блинов.

– Нет, можешь подумать. А когда выберешь – скажешь. Договорились?

– Ага!

Оголодавший кот был покладистым и почти терпеливым – дождался, когда я усядусь, а уже потом потянул к себе прозрачный кувшин с простоквашей. Качнул его, недовольно нахмурился и придрался:

– Что-то это блюдо пожиже вчерашнего.

– Можешь не есть.

– Если бы мог… – он тяжко вздохнул, покосившись на мою шею, еще раз взглянул на кувшин и решился.

В итоге кувшин опустел быстрее, чем я успела доесть первый блин. Ревниво глядя на то, как я тянусь за вторым, мне было брошено обвинение:

– Не наелся! У тебя еды больше!

Я молча подвинула к нему горку с блинами, которую кот долго рассматривал, а потом буркнул нечто вроде: «видел бы папа…». Оторвав кусочек блина, он закрыл глаза, брезгливо сморщился и сжал челюсти. Потерпел пару секунд. Сглотнул. И с удивлением взглянул на меня.

– Пересолено?

– Недосметанено.

Хорошо, что я привыкла к необоснованной критике, четко разделяя, что несет смысловую нагрузку, а что пустое – успела взять с тарелки еще один блин. У кота не только прорезался вкус, но и аппетит обострился, и жадность еще – деловито подвинув тарелку с блинами к себе, он опустошил ее за минуту. Только и слышно было, как трещит за ушами.

А вот когда трещать перестало, кот устало вздохнул и потребовал:

– Еще сделаешь.

– Посмотрю на твое поведение.

– Что? – напыжился он, а потом милостиво махнул лапкой. – А, все забываю, что ты не в курсе…

– Не в курсе чего?

– Ну хотя бы того, – фыркнул он, – что в Тихих Землях котов не бывает. Совсем. Никогда. Нет их здесь!

Кот долго смотрел на меня выжидающе, хмыкая и потирая лапки. Не дождавшись продолжения истории, я встала, сунула ему в лапки чистую тряпочку и вышла из кухни, намереваясь продолжить уборку.

– Эй! – донеслось вслед недоуменное. – Эй… это… Женя! Ты что, не поверила?

– Почему же – поверила.

Достаточно было рассмотреть получше одного представителя, да увидеть с каким изумлением он впервые пробует сметану и простоквашу, чтобы понять, что кошачьей расе в этих краях несладко живется.

– Тогда почему ты не бьешься в ужасе и истерике? – послышалось удивление уже у меня за спиной. – Леди может себе позволить…

– Вот если бы у меня вдруг завелся десяток котов, я бы начала волноваться, а так… – Я обернулась к заинтригованному животному, сидящему в двух шагах от меня. – Да ты и сам не в депрессии, что на горизонте нет конкурентов.

– А я-то что? – буркнул недоуменно кот.

– Ну а я-то тем более. Хватит с меня тебя одного. Двух таких, как ты, боюсь, я уже прокормить не смогу.

Я вернулась к уборке. Сзади раздавалось какое-то шипение, несколько раз кот порывался что-то сказать, а потом сбегал на кухню, взял себе новую, чистую тряпочку и тоже принялся за уборку.

– Таких, как я – это да, – согласился он, протирая убогий плинтус и время от времени, думая, что я не вижу, косясь на меня. – Но ты не боись! Второго, как я, я бы в дом не пустил! Тут у самого голодовка – жрать почти нечего!

– Самих.

– Э… ну ладно, да, – принял поправку кот. – В общем, второго я не впущу! За это ты не боись! Я тебя в обиду другому не дам! Сам разве что… если оголодаю сильно… Жень, а Жень, с таким женихом мы с тобой скоро лапки протянем! Сметана уже закончилась, не забыла?

– И блины с простоквашей.

– Это исключительно потому, – пропыхтел возмущением серый комок, – что не осталось сметаны!

Все время, пока мы работали, кот бухтел. То то его возмущало, то то не нравилось. Конечно, не был он в восторге и от просьбы подержать с другой стороны покрывало, когда мы дошли до кровати.