Не отвечая оператору, я подползла к прикроватной тумбочке и достала древний айфон Аиды. Тирнан был ее последним вызовом.

Мой потный палец оставил мазок на стекле, когда я нажала на его имя.

Три долгих, резких гудка спустя грубый голос ответил:

— Тирнан Морелли слушает.

Я была слишком поражена горем, чтобы узнать его фамилию, чтобы точно вспомнить, кем он только что себя объявил, иначе ни один из последующих кошмаров мог бы и не случиться.

Вместо этого, онемев от трагедии, я прошептала:

— Т-Тирнан? Это Бьянка Бельканте. Мы... я имею в виду. — Я втянула воздух, как утопающая женщина. — Мне нужна твоя помощь. Ты приедешь?

Тирнан Морелли

Мне нужна твоя помощь.

Я сидел в своем офисе без окон в «Беззаконии» тремя этажами ниже оживленных городских улиц, а из динамика на моем столе доносился приятный голос Бьянки Бельканте с легким южным акцентом.

Мне нужна твоя помощь.

Слова были простыми, но смысл их был глубоким.

В основном потому, что я понял: за все тридцать лет моего пребывания на этой планете никто никогда не просил меня о помощи. Я был третьим братом из четырех в моей семье из восьми братьев и сестер. Мои младшие братья и сестры обращались за советом к Люциану или за защитой к Лео. Не ко мне.

Я был не из тех людей, к которым обращаются за помощью, если это не связано с насилием или возмездием.

Морелли не были блестящими и чистыми, и мы не притворялись, как наши соперники, семья Константин.

Как чертовски скучно.

Морелли любили свои трещины и изломы, свои грехи и неизбежное раскаяние, которое за ними следовало. Зерно и тени, слегка сломленные.

Их несовершенство делало их темной силой в высшем обществе Нью-Йорка.

Но даже для Морелли существовала своя грань.

И третий сын Брайанта и Сары Морелли, Тирнан Морелли, был не просто слегка сломлен.

Он был непоправимо испорчен.

Черная овца.

Темная лошадка.

Он был настолько же незначителен для семьи, насколько опасен для них, потому что они не понимали его. И не могли.

Как мог умный Морелли общаться с человеком, страдающим глубокой дислексией?

Как могла красавица Морелли смотреть в лицо такому человеку со шрамом?

Как могла голубая кровь Морелли принять человека, который родился под облаком подозрений, которые семья годами пыталась скрыть от общества?

Я был другим, а в такой семье, как Морелли, не было места ни несоответствию, ни индивидуальности. Ты был одним из них или не был.

Последние тридцать лет своей жизни я потратил на то, чтобы доказать им свою правоту. Моему отцу, Брайанту, который все еще пытался управлять семьей из тени, хотя формально мой старший брат, Люциан, возглавил компанию в прошлом году. Люциану и Лео, моим старшим братьям и сестрам, которые отказались от братства, когда Брайант заставил меня совершить немыслимое на мой двенадцатый день рождения. Даже до этого обо мне всегда шептались, вокруг моего присутствия в семье царила напряженность, и все из-за оттенка моих глаз.

Не карие Морелли. Даже не серые, как у моей матери МакТирнан.

А яркие, бледно-зеленые, как выбеленный солнцем нефрит.

Эти глаза сразу выделили меня из толпы, но другие мои недостатки только усилили пропасть.

Поэтому я делал все возможное, чтобы стать ценным для семьи.

Люциан управлял семейной империей Морелли Холдингс.

Лео руководил собственным филиалом в сфере недвижимости. Они были успешными и, что более важно, законными бизнесменами.

А я?

Я был тем, к кому Брайант обращался, когда нужно было сделать грязную работу. Тот, кто контролировал темные интересы нашей семьи, а также несколько моих собственных здоровых предприятий на стороне.

Если моя семья не хотела видеть меня на свету, они были более чем счастливы, когда я контролировал тень. В темноте я управлял Нью-Йорком так же уверенно, как мой отец и братья управляли своими владениями. Возможно, в их глазах я был короткой соломинкой, но мне нравилась изнанка города, насилие и коварство преступников взывали к моему собственному израненному сердцу.

Я понимал их алчность и стремление. В моих жилах текла та же горечь и ненависть, но я использовал их для подпитки собственного успеха.

Не было такой черты, которую я боялся переступить, не было предела моей жадности к власти и признанию.

Поэтому, когда сладкий молодой голос Бьянки Бельканте позвал меня на помощь, эти слова нашли отклик не столько в пустых камерах моего полого сердца, сколько в глубоком, темном центре моего нутра.

Это была возможность.

Я провел три мучительных месяца, соблазняя Аиду Бельканте, и был чертовски близок к тому, чтобы уговорить ее переехать со мной в Нью-Йорк. Чтобы начать вторую фазу моего плана поставить семью Константин на гребаные колени, чтобы все сливки общества стали свидетелями.

Потому что Аида была не просто красивой, пустой безделушкой, с которой я забавлялся.

Я не развлекался.

У меня была цель.

И моя цель с женщиной была проста.

Как только Рикардо Ставос, частный детектив нашей юридической фирмы «Ломбарди и Горбани», вернулся ко мне с доказательствами ее связи с семьей Константин, я уже знал, что буду делать.

Использовать любовницу Лейна Константина против его вдовы, Кэролайн Константин, и всего ее жалкого выводка. Потому что если эта стерва и ненавидела что-то, так это публичное унижение.

Смерть Аиды могла бы сорвать мои планы, но тут появилась ее дочь, ответственная, склонная к мученичеству, маленькая Бьянка, умоляющая меня о помощи.

Она клала себя, завернутую в бантик, как гребаный подарок на день рождения, мне на колени.

Так что я бы принял ее.

Ей было всего семнадцать, а ее брату — семь.

У них не было ближайших родственников, насколько я мог судить, так что оба ребенка попадут в приемную семью, вероятно, разделенные, как часто бывает в таких случаях, особенно при такой большой разнице в возрасте между ними.

Я приеду на своем белом гребаном коне и заберу их себе. Это было бы нетрудно. Когда у тебя денег больше, чем у Креза, и связи во всех уголках полиции, политики и бизнеса, получить опекунство над двумя отпрысками будет проще простого.

Я понятия не имел, что буду делать с двумя детьми, но об этом я мог побеспокоиться позже. Они были пешками в игре, которая началась еще до их рождения. И я буду управлять ими. Время было крайне важно, если я собирался нанести удар до того, как Константины узнают маленький грязный секрет Лейна и используют ее в своих целях.

Кэролайн могла пронюхать о потенциальном семейном скандале через всю гребаную страну.

— Конечно, — сказал я Бьянке, уже просматривая информацию моего адвоката, чтобы написать ей о ситуации. — Я помогу тебе, малышка. Но ты должна знать, что я буду ожидать возврата долга.

В трубке раздался придушенный звук, звук боли и шока, но также и возмущения. В уголках моих губ заиграла улыбка. Я наслаждался тем, что она вспыхнула и покраснела, ее оливково-загорелая кожа стала пунцовой на щеках и горле.

В Бьянке не было искусности. Ни грации, ни заученного очарования. Она ела хлопья Лаки Чармс и читала комиксы Марвел со своим младшим братом по вечерам в пятницу. Она страстно спорила об изменении климата, чуть не откусив мне голову за использование частного самолета и одноразовых пластиковых изделий, не понимая, что экология не имеет достаточных экономических оснований, чтобы изменить пути больших мудаков с большими деньгами, которые управляют миром. Она потеряла ход своих мыслей, глядя на то, как рассвет разгорается над горизонтом и окрашивает облака в розовый цвет, и вздыхала над изображениями картин, которые искала в библиотечных книгах по искусству. Она носила просторные рубашки, обтягивающие верхнюю часть бедер, и спортивные топы, обнажающие грудь, рядом с мужчиной, который мог бы съесть ее на завтрак, как будто в моей компании она была в безопасности.