– К тому, что ты не можешь приговорить никого к казни, даже пугало. Я имею в виду, конечно, вряд ли кто впишется за права овощей, но…

Он хотел сказать: если ты провернешь такой трюк на настоящем процессе, то… С Ала бы сталось.

– Я – федеральный судья! – вспылил Краун. – Я могу все, даже запретить восход солнца, ex officio33!

Так называемые судьи третьей статьи по праву гордились своим статусом. Они назначались президентом по представлению сенатора. И да, такой сенатор в мистическом кругу Альберта Крауна нашелся. Никто не пожелал бы узнать, где они встретились и в каких позах общались. Пацан из приюта многое отдал, чтобы писать чушь в ордерах и говорить непонятные слова.

Шилдс вроде бы хотел что-то добавить, но промолчал.

– Не кипятись, Ал, – Кравитц примирительно поднял руки. – Я просто говорю, просто говорю…

Лучше бы вызвал дождь, раз все можешь.

– Я спокоен.

Как бомба. Тик-ток, тик-ток. Долгие годы ты лежишь в земле, черная, недвижимая, мертвая. Тик-ток. Ждешь своего часа, чтобы взорваться.

На секунду Ленни почудилось, что он слышит проклятый часовой шкаф.

– Ты что, оставил Мистера Банга?!

– С этим блокнотом ты сойдешь за журналиста, – невпопад ответил судья.

– А?

– Все еще рисуешь?

– Иногда…

– Я сохранил твои картинки. Там, там… – он указал куда-то в потолок. Черные комнаты, проссанные доски, ветер. Череда образов на стенах, которыми он заполнял безнадежные дни. – Они напоминают, какими мы были… до всего.

Загнанными? Голодными? Злыми? Вот уж сокровенные моменты жизни.

– Зачем ты его купил?

– Картинки? – не понял Краун.

– Особняк. Уэллрок. Всю эту хрень.

Как же погано ему теперь, чтобы вспоминать их проклятое «тогда».

– Это дом, – тихо ответил судья и неожиданно рассмеялся безумным гортанным смехом.

– Это дом, друг, – повторил он спокойно. – Да и… куда еще мне податься?

Все верно. Запертым в каирне душ никогда не выбраться на волю.

К тому времени, как под раскатистый грохот вспышка молний озарила мертвое поле, Ленни уже покинул печальное поместье судьи.

                                                                       07/20 Fr

Черные листья шептались над головой в застывшем воздухе. Редкие кары скользили бесформенными силуэтами по мостовой. Будто тени, которые спешат в преисподнюю. Ночной Соулстоун выглядел оставленным, как макет города на полигоне в ожидании ядерной вспышки. Бу-у-ух – и волны тьмы сметают респектабельные постройки. Бу-у-ух – и выставочные дворики растворяются в потоке чистой энергии, чтобы воссоединиться с Абсолютом. Расщепленный атом не знает жалости, что сближает его позицию с доктриной Кармелиток Милосердия Ведруны. Ленни нарисовал бы мамашу Марш верхом на ракете судного дня.

«Попадешь в Стоун, увязнешь в Стоуне», – сказала потертая дама. «Как комар в меду», – добавил сонный судья. Кравитц ждал в тенях под низкими кронами, словно охотник у водопоя; беззвучные молнии плясали над треугольниками крыш. Немая гроза. Краун-краун, сукин ты пес, если уж спустил жизнь в унитаз, нажми на слив, имей смелость. Сыщик затянулся: мерцающая точка в темноте как шанс для добычи. «Ты ж вроде бросил?» – глядя на мятую пачку спросил судья. На прощание парень снова решил вынырнуть в наш грешный мир. Бросишь тут с вами. Лучи фар скользили по неровным фасадам, теряясь где-то в ветвях; и листья отзывались им тревогой.

Золотой Дом не был золотым. Страшный куб из глухого бетона, больше похожий на тюремный блок. Кравитц затянулся. То, что Ширес держал семейный фонд в банке гангстеров, не значило ровным счетом ни черта. Те, у кого мозгов побольше, тащили сбережения к миссис Флэнаган. Потому что надежно. Даже налоговая предпочитала не соваться в это змеиное гнездо.

Кравитц покосился на горе-ордер, он и сам посещал Золотой Дом совсем недавно. Безликое помещение с высоченными потолками. Швейцар устало отворил дверь. Мальчишка с половиной лица и без руки. Лаос, Залив, Острова. Еще одна победа на карте мира. «Ура!» – кричит хор луженых глоток. «Вперед и до конца!» – напутствует их сержант. Приятно думать, что кто-то помогает ветеранам встать на ноги. Пускай и мафия.

Сыщик по-свойски кивнул мальцу и прошел к стойке. Пусто, как в музее.

На высоте третьего этажа было окошко, из которого просматривался весь зал. Ленни распотрошил пухлый конверт Ширеса и разделил пачку на две примерно равные стопки. Кассир с невозмутимым видом ожидала окончания маневра. Того, кто, возможно, наблюдал сверху, звали Стегманн Моттс. Известный персонаж, если вы вхожи в преступный мир Динаполиса. «Энжела Дифайнс Шилдс», – Ленни пододвинул одну из пачек за стекло и продиктовал счет по памяти. Еще один его безнадежный долг.

Энжела Дифайнс Шилдс, вдова Донни. Тонкая высокая женщина с пронизывающим до костей взглядом. «Ей не нужны твои деньги», – сказала капитан Дросс. «Это нужно мне», – ответил детектив, и не соврал. Бог знает, взяла ли Ди со счета хотя бы пенни.

Последний раз они виделись под плачущей ивой у ручья. На похоронах. На его могиле. Ее глаза, обычно бледные, как луна, в тот день стали черными, как небо перед рассветом 34. Кравитц затянулся, ветки задевали макушку. Почему мы встречаемся с теми, кто нам дорог, только когда невмоготу? Он вспомнил вороненное дуло и отрешенный взгляд Крауна поверх прицела. Видимо, поэтому.

Кравитц стоял рядом с плакатом о пользе здоровой пищи и напряженно всматривался через улицу. Еле заметная дверь в стене Золотого Дома оставалась заперта, блики молний мелькали на лице сыщика. Что ж, подождем. Те, кто пользуется услугами старушки Голди, предпочитали оставаться в темноте.

Радостный за’ар с рисованной репой в тревожном освещении ночи выглядел скорее кровожадным, отчего казалось, что он демонстрирует миру не овощ, а отрезанную голову врага. Новая жизнь – новый ты, и все дела.

«Ты слишком держишься за жизнь», – сказал судья. Кто-то долго думал о смерти. Рано или поздно его честь соберется с духом, достанет древний кольт, приставит к башке и оборвет линию своих страданий. Под подбородок, чтобы наверняка. Ленни встречал тех, кто промахнулся. Жуткое зрелище.

– Она того стоит? – напоследок спросил судья.

– Кто, Лори?

– Твоя жизнь. Ты так за нее трясешься…

– А?

– Я говорю, что хорошего ты сделал за свое время?

Как минимум не свихнулся.

– Осуждаешь? – не понял Ленни.

– Кто я, чтобы судить.

Действительно, кто?

Дверь отворилась. Ленни затушил окурок в глаз улыбающемуся парню с плаката и быстрым шагом пересек черную полосу дороги.

***

Когда маленький пухлый за’ар наконец вышел из банка, ему в затылок уперся тяжелый ствол магнума. «Вау», – протянул маленький пухлый за’ар и неосторожно поправил шляпу.

– Ни шагу, – процедил Кравитц.

– Да я вроде и не шагал.

Ха-ха. Для того, кто привык ковыряться в цифрах, Стегманн Моттс обнаружил завидное хладнокровие.

– А что теперь? – с любопытством поинтересовался он.

– Теперь ты отопрешь дверь и пригласишь меня на огонек.

– Дай-ка подумать…

Несколько мгновений два силуэта неподвижно стояли у черной бетонной стены, а потом один равнодушно сказал:

– Нет, не стану.

«Интересный поворот», – ухмыльнулся невидимый Шилдс.

– У меня пушка, – напомнил сыщик.

– Рад за тебя, приятель.

Стегманн Моттс был похож на цварга35. Коротышка в донельзя широких брюках и шляпе с узкими, будто обгрызенными, полями. При взгляде на банкира складывалось ощущение, что у него крошечный член и геморрой в последней стадии. Неповиновение подобного субъекта, мягко говоря, обижало.

– Лучше застрелись, – весело предложил субъект. – Отбеги за угол и съешь пулю. Дуло под подбородок, чтобы наверняка.