«А у вас схожий взгляд на вещи», – раззадорился Донни.

– Если справишься за минуту, обещаю не мстить родным.

Да что за день! Ленни в бешенстве развернул Моттса к себе. В мерцании молний тщедушный клерк должен был узреть свирепого ящера. Бугры мышц, звериный оскал. Мощный торс растягивает трексу, будто пытается высвободиться из-под ткани.

– А, Кравитц, это ты… – разочарованно протянул Стегманн и скорчил кислую рожу. В нем было что-то от мокрой крысы.

– Что-нибудь не так, а?

– Ну… Ты слишком тупой, чтобы оценить мой совет. Это печально. Так что… начинай палить из… что там у тебя? 29-ый36? Компенсируешь?

Сыщик не стал бы пытать мокрую крысу посреди улицы, да еще в Стоуне. Сбежаться на шум – не сбегутся, но копов вызовут.

– Знаешь, начни с колен. Один выстрел – буду всю жизнь инвалидом. И мне дадут прозвище… что-нибудь тривиальное. Стен Две Ноги, например. Второе колено – и тут уже понадобится каталка. Потом локти, чтобы я не смог крутить колесики моего модного кресла. Хмм, или начни с локтей. Выбор за тобой.

На этих словах дверь самостоятельно отворилась, и из Золотого Дома вышел паренек в аккуратном строгом костюме. Как будто его одевала мамочка. Тот самый однорукий швейцар с половиной лица. Паренек замер и несколько секунд пытался въехать в происходящее. Ленни практически видел, как мысли движутся по тому месту, которое когда-то называлось лбом.

Оценив обстановку, однорукий потянулся за оружием. Не лучший выбор.

– Не надо, Джонни, – покачал головой Стегманн.

«Верно, Джонни, не надо», – мысленно поддержал сыщик.

Но парень был отмечен загадочным упорством дебила. Совсем как Ширес в Заливе. Возможно, именно с этим выражением парнишка удерживал стратегическую высоту, когда остальные смылись. А потом от него оторвало несколько ценных кусков.

Недолго думая, Ленни одним слитным движением оказался возле швейцара и тихо ударил точно в челюсть: все честно – в целую часть. Парень рухнул на тротуар.

– Нехорошо получилось, – прокомментировал Стегманн. – Как-никак, ветеран.

– А? Я сам служил! – Ленни махнул стволом в сторону двери. – Проходи.

Внутреннее помещение банка предстало темным узким коридором со множеством одинаковых дверей. И за каждой мог оказаться какой-нибудь дебил-доходяга.

– Кто-нибудь еще?

– Только Петер, – с живостью отозвался клерк. – Он должен сидеть вон за тем столиком, – толстый палец легко указал в темноту, где, как подразумевалось, никого не было. Сам Ленни не мог разобрать дальше собственного носа.

– И где он?

Они осторожно продвигались. Пахло деньгами, подмышками и моющим средством. Кто-то воспринял выражение «отмывать деньги» слишком буквально.

– Почем мне знать? Может быть, пошел отлить. Может быть, заметил тебя и дал деру. Станем ли мы обвинять его в этом? В смысле, ты ж себя видел…

Стегманн Моттс последовательно выражал презрение к собственной участи.

– И кто такой Петер?

– Просто парень. Ты его не знаешь. Он у нас типа швейцара.

– Швейцара? – переспросил Кравитц. Они уже почти добрались до предполагаемого местонахождения стола. – А Джонни тогда?..

– Внук.

– Твой?

– Боже упаси! Миссис Флэнаган, конечно. Старушка с него пылинки отряхает, после того как он вернулся не совсем целым.

Сыщик почувствовал, как второй раз за вечер пол ускользает из-под ног.

– Но, – жизнерадостно продолжил банкир, – не бери в голову: тебя убьют совершенно не за это!

И еще раз – ха. Вот уж действительно денек.

Они подошли к тому, что могло быть рабочим местом Петера. Моттс уселся на стол и начал весело болтать ногами. Поблизости действительно никого не было.

– Мне нужно взглянуть на парочку бумаг из… – начал Кравитц.

– Обожаю Де Хэвилленд, – перебил бесстрашный счетовод. – Ее роль в «Каждому свое» – подлинный шедевр. Какая игра, какие оттенки драмы! Некоторые предпочитают Джоан… но нет, нет, это просто смешно!

Единственная Джоан, которую мог бы предпочесть сыщик, это бывшая подружка Холланда. Та еще сука.

– А?

– Ну же, Ленни, скажи, что тебе нравится Фонтейн, и мы как следует поспорим! – продолжил нести чушь коротышка. – Потому что разговоры о кино – это единственное, чего ты добьешься этим поздним визитом.

Как же он бесит. Хуже любой Дросс. Кравитц выразительно посмотрел на свой кулак.

– Можешь меня бить, Ленни. Можешь меня убить. Серьезно, ни в чем себе не отказывай. Того, что сделает со мной миссис Флэнаган, тебе все равно не дано.

– А?

– Моральные принципы не позволяют.

Смешно.

– Мои моральные принципы давно размыты.

– А у нее их нет. Чуешь разницу?

«Ты не получишь от них ни слова», – сказала клуша, едва не выползая из платья. Сыщик вздохнул. Каждый шаг в этом про́клятом деле давался с большим трудом. Дросс закидала бумагами, нищий едва не обоссал. Где это видано, чтобы бродяги мочились на честных за’аров? Краун чуть не проделал в груди сквозное отверстие, размером с Польшу, а теперь и этот бумагомарака артачится… Вдруг что-то шевельнулось возле безразмерной штанины Стегманна. Неужто пресловутый Петер ныкается под столом?

– Это не то, о чем ты думаешь, – предупредил реакцию сыщика коротышка.

– И что же это? – Кравитц небрежно направил револьвер на звук.

– Это Освальд.

– Ну так скажи Освальду, пусть выходит.

– Эй, Освальд, приятель, вылезай, – нехотя позвал банкир.

Из тусклого мрака тут же вынырнула любопытная головка. Насыщенно синяя, как ночное море под вспышкой молний. Геккошка37. У Лори был такой же, только песочный. На вкус Ленни, они слишком жизнерадостные. Зверек легко вскарабкался по брюкам и уселся рядом с хозяином.

– Что еще за хрень?

– Это геккон, – обиженно ответил Стегманн. – Эрл кошта38, берлинская лазурь , очень общительный.

Освальд улыбнулся и приветливо вытянул вперед лапку, словно здоровался.

– Не при посторонних, – строго сказал Моттс. – Мы это обсуждали.

Освальд недоверчиво посмотрел на сыщика.

И чего это я посторонний?

– Знаешь, они удивительные создания…

– Хей, Стегманн, смотри что у меня тут. – Надо быстро заткнуть парня прежде, чем он унесется в дебри гекконоведения. – Держу пари, вам с лазоревым коштой понравится, – Кравитц протянул сложенные листы банкиру.

Его крапленый козырь в этой идиотской игре.

– И что это? – Когда коротышка развернул ордер, его настроение резко ухудшилось. Ленни понадеялся, что в темноте тот не станет вчитываться в бумагу. «В эти фитюльки никто не смотрит», – заверял судья. Сейчас и проверим.

– Ты, что ли, теперь коп? – раздраженно спросил клерк.

– Я – нет, но вот мои друзья – копы. И если ты не хочешь объяснять старушке Голди, чего это у нее с утра полный Дом легавых…

– Где ты найдешь идиотов, которые сунутся к…

В ответ Кравитц улыбнулся во все зубы и ликующе всплеснул руками: эй, это ж я, чувак! Освальд зажмурился от удовольствия, вероятно решив, что улыбка предназначается ему.

– А да, ты ж отбитый… И друзья у тебя такие же.

Иногда слухи о твоих тесных связях с фараонами бывают полезны.

– А потом ваши постоянные клиенты задумаются, стоит ли связываться с парнями, которым устроили шмон из-за какой-то ерунды. Как там говорится? – Сыщик прищелкнул пальцами для эффекта: так иногда делал Донни. – Ущерб бизнесу?

Некоторое время счетовод скорбно вглядывался в коридор. На его лице отражался мыслительный процесс, глубокий и напряженный.

– Хрен с тобой, пошли. – Он подставил руку геккону и спрыгнул со стола. – Ты все равно покойник.

Ничего себе, ордер-то действительно волшебный!

– И кто же меня прикончит? – еще больше раззадорился детектив. – Дорогая миссис Флэнаган, недавно я показал несколько приватных бумаг одному типу. Не могли бы вы дать мне бойцов, чтобы пристрелить мерзавца…