Убийство разбудило в нём силу третьего глаза и открыло знание, пока ещё смутное, не сложившееся в окончательную форму. Марков давно догадывался, что ни он один обитает в его теле, а теперь его смутная догадка приобрела тяжесть железобетонной уверенности. Он не мог общаться со своей (не своей) половиной. Все вопросы оставались без ответа. Оттуда, из тени личности, исходили лишь импульсы, подталкивающие его к продолжению охотничьего сезона. Он не сопротивлялся. Игорь погрузился в глубокие кровавые воды серии. Каждую неделю он совершал вечерние вылазки, орудовал в парках, на конечных остановках общественного транспорта, на стройках и в пригородах. На учёбу времени не оставалось. Точнее – его было навалом, но обучение его больше не интересовало, он, к неудовольствию матери, забрал документы из академии и поступил на службу в МЧС. Срочную проходил в воинской части, дислоцирующейся в Ногинске, стал штатным рядовым спасателем. Через год перешёл в пожарную структуру МЧС. Отряд тоже базировался в Подмосковье, а именно, в Реутове. Игорь мотался в основном по Московской области, но изредка выезжал и в центральные регионы России. Для маньяка благодать – возможность охотиться в разных районах, что затрудняло объединение разрозненных эпизодов разными следователями в одно дело. К двадцати пяти годам счёт его подвигов шёл на десятки: всё больше тяжкие телесные; убийств в его списке значилось всего два. Первое – тогда в парке, и ещё одно – рядом со железнодорожной станцией "Отдых". Забил мужичка до смерти. Не хотел, так вышло, случайно.
Параллельно уличным подвигам зуд к преступным поступкам Марков удовлетворял в клетке. Отслужив, он стал выступать в любительских турнирах ММА. К тому времени он заматерел, набрал мускульную массу, стал настоящей машиной. Игорь подсел на гормон роста. Гармошка делала его массивным, невероятно сильным. Связки, сухожилья мутировали в толстенные канаты, мускулы набирали массу и ускоренно сбрасывали жир. Единственный недостаток гормона роста состоял в том, что колоть его требовалось каждый день, утром и вечером, на протяжении полугода. Именно столько длился курс. Для лучшего эффекта и быстрого набора скорости силовой мутации, Игорь добавлял к курсу дополнительно разные факторы роста – механический и инсулиноподобный. Он рос, и осечек на охоте больше не случалось, да и в спортивных противостояниях ему способствовала удача. Шёл он без поражений, из десяти боёв закончив девять досрочно в первом раунде. В спорте он спускал пар накопленного напряжения тогда, когда вылазки за жертвами становились временно невозможны.
Игорь ежедневно боролся со своим вторым "я", требовавшим настоящей крови, а не просто синяков и переломов. Оборона слабела, и Игорь всё ближе подходил к черте подталкиваемый нетерпеливым гостем, засевшем в нём наконечником отравленной стрелы. Проснувшиеся в нём таланты прозрения, внушения, предсказания он использовал примитивно, чтобы уходить незамеченным, чтобы не попадать в поле зрения полиции. Только во сне Игорь получал возможность видеть картины чужих отвратительных преступлений, которые он, обманывая себе, по-прежнему принимал за обыкновенные кошмары.
Психика Маркова не выдерживала натиска впечатлений извне. Двойник из тени пользовался слабостью донора. Он не ожидал, что ему окажут такое последовательное упрямое сопротивление, но последнее слово осталось за ним. Уронив в борону извилин семечко идеи о новых впечатлениях испытания твёрдости духа через пытки жертвы, двойник бережно заботился о нём, пока из крошки не вымахало целое развесистое дерево безумного желания жестокого эксперимента.
Игорь подготовился. Приобрёл гараж (естественно без официального оформления, у алкаша за ящик палёнки) с подвалом, на окраине заштатного, занюханного посёлка городского типа, на границе области, прикупил инструментов и выследил жертву, когда та возвращалась домой с электрички: напал, вырубил и притащил в подземное логово.
Свет тусклый, пахнет гнилой картошкой, влажные стены, грязь. Молодой щуплый парень (Игорь специально такого замухрышку выбрал, чтобы ловчее было тащить) сидел привязанным к железному остову стула. Руки на подлокотниках, голова удерживается ремнём, ноги привязаны к ножкам. Белёсый, как лабораторная мышь, обнажённый по пояс паренёк натужно приходит в себя. Разлепляет веки, облизывает пересохшие губы. Перед ним стоит глыба в форме эмчеэсовца.
– Эй, ты чего это?
– Заткнись, – вяло говорит Игорь.
– Ой, что это? – Жертва обнаруживает, что привязана. – Отпусти меня… Кончай, а?
– Побереги силы, они тебе понадобятся, – с угрозой, но как-то устало сказал Марков. Игорю перестаёт всё это нравиться. Он жалеет, что вообще притащил сюда этого задохлика в подвал.
Чтобы хоть немного взбодриться, Марков бьёт тыльной стороной ладони по роже козлика. Не помогает, белобрысый карлик так перевозбуждён, что не замечает оплеухи. Он таращит глаза и заикаясь, подбирает, выдавливает и всё никак не выдавит из себя нужные для него слова жалостливой мольбы. Из деревянного ящика, стоявшего на верстаке, Игорь выбирает плоскогубцы. С силой тыкает ими в бицепс парня. Ссадина набухает тучными каплями крови. Слышится – "УО!", – паренёк дёргается.
"В холодную воду нырять нужно сразу, чтобы не оставалось времени на размышления. Сейчас-сейчас, я сейчас…". – Игорь хватает плоскогубцами большой палец правой руки белобрысого, резко сжимает и рывком выворачивает. Не хруст, а тошнотворное хлюпанье и следующий за ним долгий стон, даже не человека, а бессловесного животного, приводит Маркова в себя. Ему становиться плохо: плоскогубцы выпадают из его ослабевших пальцев. Вывернутый палец, кровь, перекошенное лицо худосочного пацана действуют на него отрезвляюще. Нет, он не хочет продолжать. Что это? Чума, он не хочет так. Противно. Боже-боже. Что же он делает? Боже. На этом эксперимент с переходом в лигу полноценных маньяков-садистов можно считать оконченным.
Игорь берёт нож, освобождает от пут повреждённую руку, кидает на колени парня нож и лезет по лесенки наверх, в гараж, на свежий воздух. Оказавшись на свободе, он бегом, словно жертва это он, а не изуродованный дохляк в подвале, оставив ворота гаража открытыми, улепётывает на станцию.
Он понимает, что совершил ошибку, оставив жертву в живых, но ничего не может с собой поделать. Всепоглощающий ужас сейчас заглушает второй голос, требующей крови и боли. Игорь залегает на дно.
Случай с неудавшимся убийством через пытку, попадает в полицейские сводки. Московский следователь, ведущий два дела об избиении мужчин в московских парках отдыха, давно подозревал серию, только доказать ничего не мог. Таких случаев с нападениями на половозрелых и в большинстве крепких мужчин по всей Москве набиралось около десятка. Объединить их ему мешало нежелание начальства признавать выход в свет очередного маньяка. Они, его руководители, грешили на обычный гоп-стоп, зашедший дальше обычного. Своя логика в их рассуждения была и, если бы не схожесть эпизодов, разбросанных по всему городу, и похожее (но не всегда совпадающее в деталях) описание преступника, можно было бы с ними согласиться. Следователь Илья Гришин терпеть не мог всякий криминальный сброд; но особенно ему были противны маньяки. В группу, расследующую серийные убийства, его не брали (скорее всего, начальники не хотели терять такого въедливого сотрудника, и регулярно теряли рапорты о переводе), и поэтому он занимался расследованиями таких неочевидных закономерностей в порядке личной инициативы. На этом поприще ему удалось поймать двух серийных насильников и одного педофила, но и эти его достижения не продвинули к искомой цели (группе по расследованию серийных преступлений) ни на шаг.
Такой шанс выпадает не часто: Гришин был убеждён, что вышел на след настоящего маньяка. Он рассуждал так: "Если заявлений о нападениях на сегодняшний день десять, то нападений должно быть в несколько раз больше. Многие просто не стали заявлять. Обычное дело. Об убийствах вообще молчу – они попадали в разряд случайных и обзаводились термином – висяк.
