Куда ж без него…

В подобных праздниках уже и не важно, что было в начале сюжета. Зато всегда не покидает чувство, при взгляде на всё это торжество, что публика собралась не ради великого творения, чтобы оплакать муки его рождения, а исключительно ради того, чтобы крепко поздравить друг друга с его кончиной.

Между всеми то здесь, то там шныряли и зажимались балетные.

И кто их разберет всуе, какого пола они были. А если вспомнить сам спектакль, то и различий в костюмах практически не было.

Хоровые, сняв костюмы, оставили на головах испанские украшения в виде красных цветов в головах раскрепощённых женщин и картузов на вспотевших затылках мужчин. Что вызывало у присутствующих гомерический смех, когда они в едином патриотическом порыве начинали всем хором петь, танцевать и устраивать казачьи забавы. Хорошо подвыпившие гости, меценаты и спонсоры, без устали перебивая друг друга, бренчали своим «оружием» и трофеями. «Оружием» в фигуральном смысле.

Рыбаки поймут.

Это когда ограниченные возможностями руки и абсолютно безграничная фантазия описывают в воздухе фантастические фигуры прошлогодней охоты. И не где-нибудь. А в самой Африке. А чучело трофейного слона они не привезли домой исключительно из-за того, что потолки низкие.

И это в театре…

В храме чистой души, пусть и лицедейской…

– Что-то и есть не хочется, – мяукнула Раиса. – Даже затошнило.

И она всем своим лохматым тельцем прижалась с Иннокентию.

– Только бы танцевать не пошел… – причитал он. – Только бы не пошел танцевать…

– А то что? – полюбопытствовала Раиса.

– Они нас убьют. А из шкур чучела сделают… – почти застонал пёсик. – Кто нас спасет?

– И Элеонора, как назло, ушла… – прошептала Раиса.

– А ты видела сегодня Коку? – поинтересовался Иннокентий. – Я что-то его сегодня не слышу. Его ведь когда не видно, то слышно отлично.

Раиса вытянула шею, округлила глаза и уставилась в дальний угол над барной стойкой.

Клетка была пуста.

И лишь одно желтое попугайское перышко жалобно болталось на пустых качелях…

– Иннокентий, даже и не знаю, как тебе это сказать, но… – Раиса вскочила на все четыре лапы и заорала, как полоумная: – Убили!!!

Услышав такое, Иннокентий жалобно заскулил и полез на шею хозяина. Алексей, до этого момента, никому не мешавший, тихо потягивающий через соломинку мохито, отпрыгнул в сторону, от чего Раиса упала на пол и заорала еще громче.

– Убивают!!! Убивают!!! Убивают!!!

Она орала не переставая, заглушая собой и Рики Мартина, и ошалевшую от праздника толпу танцующих под него канкан.

– Кеша, что с тобой? – шептал Алексей пёсику на ухо, пытаясь успокоить. – Раиса, ползи сюда, затопчут…

Иннокентий от страха изо всех сил пытался залезть под воротник его свитера. Но, цепляясь бантом за пуговицы, безнадежно повисал в воздухе, барахтая лапками. Раиса металась под столами, ногами, платьями и руками, пытающимися ее поймать.

– Нет, не дамся! Не дамся живой! – вопила она. – Иннокентий, беги!..

Иннокентий пытался, но бант надежно держал его крепенькое тельце на хлипкой пуговице.

– Кока… – скулил он. – Бедный Кока…

И, как всегда бывает, в момент, когда разворачивается драма, а драма в этот момент разворачивалась на полу, ее никто не замечал. Кроме Раисы, Кеши и Алексея.

Народ веселился. А я бы сказала, уже бесновался. Не замечая в одночасье одичавшей персидской кошки, метавшейся под ногами в истерике. И визжавшего пёсика на груди великана-красавца Алексея. Народ плавно переходил с канкана на патриотическую кадриль. Разбившись на пары и под руководством местного хореографа Рубана Ильи Станиславовича (кстати, заслуженного артиста), на свет они рождали такое, что лучше бы оно не рождалось вовсе.

Но не мне судить.

Рисунок танца был прост и до любопытного понятен всем.

Что требовалось, так это поменяться дамами в центре круга, а потом довольными разойтись по углам. Под ручку, улыбаясь, притоптывая, причмокивая, прижимая…

Описать то, что называлось кадрилью, можно…

Но с большой натяжкой…

Как бы то ни было…

Смеялись все…

И вот в этот самый момент, когда парочки сгруппировались в центре и начался делёж барышнями, кто-то наступил Раисе на хвост.

Всё, что произошло далее, описать трудно.

Но я постараюсь.

– Убивают!!! – завопила Раиса и с лёту вцепилась всеми когтями и зубами мэру города в лодыжку.

Его нога была ближе всех. А разбираться, кто совершил сие дерзкое преступление – наступил на ее хвост, времени не было.

Дикий вопль мэра оторвал пуговицу, на которой висел Иннокентий, и шваркнул пёсика об пол. Ошарашенный Алексей бросился спасать Кешу, но с грохотом упал, потянув за собой официанта. Алексея странным, анекдотическим образом уронил на пол прыгающий на одной ноге мэр с озверевшей кошкой на другой. Повалил на пол и сам же на него сверху упал.

Иннокентий забился под стул и стал истошно выть. Алексей пополз к нему, но туша мэра не давала сдвинуться с места.

Публика оцепенела, но на мгновение…

А потом взорвалась!

Кто хихикал…

Кто просил льда.

Кто требовал виски.

Кто продолжал танцевать, ничего не замечая вокруг.

– Убивают!!! – заорал Иннокентий, и слёзы безысходности ручьем потекли из его глаз.

Его и его огромный жёлтый бант поднял с пола и на вытянутой руке, как знамя, нёс перед собой Брынза-Покусанный. Его огромная и упитанная ладонь скрывала внутри себя почти всего Иннокентия. Из нее торчали лишь наполовину бант и на четверть сам Кеша.

– Кеша, родной, кусай его! Кусай! – заорала Раиса. – Я спасу тебя, милый!

И, бросив ногу мэра, Раиса впилась всем своим сердцем и душой, а вместе с ними и всеми когтями и зубами, в пах охотника.

Иннокентий не умел кусать людей. Но оказалось, что жизнь свою он любил очень и страстно.

Маленькой пираньей мертвой хваткой Иннокентий впился в большой палец спасителя. И как ни стряхивал его Покусанный, всё было тщетно.

– Дервысь крепфе, Кефа! – поддерживала его Раиса. – Я с товой!!!

Спаситель, широко раздвинув ноги, рычал, как загнанный в ловушку кабан. А на голове его гордо, свободолюбивым орлом, восседал волнистый попугайчик Кока!!!

Финита ля комедия…

Кажется, так надо говорить, когда такое зрелище в жизни привидится?

Освободившись от притязаний мэра на свободу движений, Алексей схватил измученного пёсика и крепко прижал к груди. Маленькое сердечко билось так громко и часто, что вот-вот могло выпрыгнуть наружу. Одной рукой прижимая Кешу, он попытался снять с поэта-лирика Раису, но не тут-то было.

Надо было не знать Раису, чтобы надеяться на простое разрешение пикантной ситуации.

Виновник творческого момента, а также его зачинщик, не дышал, в прямом смысле этого слова. Белла была переполнена чувством тревоги. Творческая интеллигенция и официанты хихикали, а друзья поэта и мэра тупо молчали. Себе дороже было выказывать хоть какие-то эмоции. Кто знает, что их всех ждет завтра…

И только главреж ржал, как потерпевший. Он чуть не подавился от смеха и слёз. Видно, накипело у бедняги за всё время совместной работы.

И в тот самый момент, когда эмоциональное напряжение начало зашкаливать по всем показателям, раздался грохот… нет, звон битого стекла.

– БАЦ!!!

– Какая она красивая… – простонал Брынза. – Кто такая? Почему не знаю? Блин, и когда же эту суку снимут с моей ширинки?!

В двери стояла Элеонора…

Заходя в зал, она нечаянно зацепила локотком вазу, до краев наполненную водой и чайными розами.