Ему было бы гораздо приятнее думать только о страстной Элейн Вольф и о том времени, что они провели в саду на диванекачелях. Он все ещё ощущал её дьявольский шаловливый язычок, теплые влажные губы, жаркий обволакивающий рот и возбуждающий пыл её колышущихся бедер, которые доставили ему ни с чем не сравнимое удовлетворение. Несмотря на все её сорок с чем-то лет, Элейн оставалась чертовски обольстительной женщиной, и он испытывал благоговейный трепет при мысли о том, какой она была в молодости.

Хотя сама вечеринка тоже была не слабая. Чак до сих пор не мог прийти в себя, вспоминая дикие сцены, которые происходили в доме, когда Элейн повела его на экскурсию по своим многочисленным комнатам. В каждой из них разыгрывался свой спектакль, и некоторые из них были настолько грубы и непристойны, что Чака едва не стошнило. Все, кого он видел в спальнях на втором этаже, были либо пьяны, либо одурманены наркотиками, и вели себя так, будто это была их последняя ночь в жизни. Он держался, сколько мог, а потом пробормотал увлеченной Элейн какое-то извинение и выбрался на свежий воздух, которого ему ужасно не хватало.

Чак зевнул и поднялся с постели, ощутив муки голода. Он быстро принял душ и побрился, насвистывая под музыку из радиоприемника. На этот раз он более тщательно, чем обычно, выбирал свой костюм. Оставшись доволен своим отражением в зеркале, он решил, что выглядит вполне респектабельно. Он надел свою лучшую спортивную куртку, одну из самых новых рубашек и брюки, на которых ещё сохранились наутюженные складки. Однако никто, даже малышка из Айовы, не заставила бы его надеть галстук. Он вышел из дома и поехал в "Сансет Дайнер", чтобы не спеша съесть бифштекс с зажаренным картофелем и выпить три стакана пива. Затем, как раз около половины восьмого, он забрался в свою машину и отправился на свидание с молодой племянницей Элейн Вольф.

Дверь открыла горничная. Элейн стремительно вошла, приветствуя его с улыбкой облегчения, и за обе руки увела его в кабинет. Она выглядела, как и подобало почтенной и респектабельной даме - костюм незамысловатого покроя и всего одна нитка жемчуга, и это позабавило Чака. Он прекрасно понимал, что Элейн оделась так специально для простодушной племянницы. Кроме того, его поразило другое чудо: во всем доме, куда ни кинь взгляд, не осталось ни малейшего следа от вчерашней вечеринки. Удивительно, как Элейн удалось такое.

- Она приехала?

Элейн подала ему стакан.

- Боюсь, что да.

Чак улыбнулся и прислонился к камину.

- Ну и как?

Вдова болезненно сморщилась, приложив руку ко лбу.

- Пожалуйста, не напоминай. Что это был за день! Я легла в постель почти в пять утра - я имею в виду мою собственную постель. Практически все утро я потратила на то, чтобы выпроводить последних гостей. Потом мне предстояло привести в порядок дом, нанести визит косметологу, сделать около десятка деловых звонков, и нестись в аэропорт встречать её самолет - боже мой, я выдохлась, совершенно выдохлась.

Чак потягивал напиток.

- Но ведь это был твой праздник, дорогая.

Элейн удрученно кивнула.

- Да, я знаю. Но он все-таки вышел из-под контроля. - Она медленно улыбнулась и придвинулась ближе к нему, поигрывая его поясом. - Хотя в нем были чудесные минуты.

Чак посмотрел в многозначительно сверкающие глаза и ощутил, как по его телу прошла дрожь. Он бы с удовольствием сейчас выкинул из головы племянницу и занялся тетушкой. Он глубоко вздохнул и распрямил плечи, напоминая себе о своей миссии.

- Может быть, мы лучше немного поговорим о Дженнифер? Ты ещё не забыла о ней?

Элейн засмеялась и отодвинулась, закуривая сигарету.

- Я сказала ей, что к нам зайдет очень приятный молодой человек и что я хочу, чтобы она куда-нибудь пошла развлечься. Наверное, сейчас она переодевается наверху.

- Какая она из себя?

Пышнотелая вдова присела на ручку кресла и собрала подол своей юбки в складки над пухлым гладким коленом.

- Очень милая, очень маленькая, очень застенчивая и невероятно наивная. Думаю, она тебе покажется весьма привлекательной. Само собой разумеется, поскольку я отвечаю за нее, пока она у меня гостит, я рассчитываю на твое в высшей степени джентльменское поведение.

- Разумеется. Она симпатичная?

- Достаточно симпатичная, если не принимать во внимание влияние Айовы.

- Что ты имеешь в виду?

Элейн пожала плечами.

- Бедняжка ничего не смыслит в макияже и одежде. А что у неё за прическа - боже мой! - Она закатила глаза и вздохнула. - Думаю, мне придется пополнить её образование, если она собирается остаться в Нью-Йорке.

Элейн быстро подняла глаза и сунула руку в карман жакета.

- Да, пока я не забыла, вот деньги. Должно хватить на сегодняшний вечер.

Чак взял сложенные банкноты:

- Сорок зеленых?

Элейн улыбнулась:

- Твой гонорар и расходы.

Он спрятал деньги.

- Вообще-то, я не собирался вести её в "Копакабану."

Элейн безразлично пожала плечами.

- Достаточно, если ты хоть куда-нибудь её поведешь.

Он понимающе усмехнулся:

- У тебя какие-то планы на вечер?

- Ревнуешь?

- Немного.

Элейн погладила его щеку:

- Врунишка.

От двери послышался слабый звук, тихое покашливание. Элейн резко опустила руку, и Чак, повернувшись, увидел крохотную, похожую на куклу девушку, которая стояла в дверях, нерешительно улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. Элейн бросила на Чака быстрый опасливый взгляд, потом встала с подлокотника и подошла к племяннице.

- Дженнифер, милая, мы не слышали, как ты спустилась. И долго ты здесь стоишь, глупышка?

Миниатюрная, очень симпатичная девушка робко улыбнулась.

- Я помешала, тетя Элейн?

- Конечно, нет. Мы ждали тебя.

- Элейн взяла её за руку и через комнату подвела к Чаку.

- Познакомься, Чак Ланьер. Это тот самый молодой человек, о котором я тебе говорила. Чак, это Дженнифер, моя племянница.

Девушка, застенчиво улыбаясь, подала ему руку.

- Здравствуйте.

Чак на мгновение замялся. Его первым впечатлением от Дженнифер было, что она - самая маленькая и прелестная штучка, какую он когда-либо видел. В ней вряд ли было больше пяти футов даже в туфлях на высоких каблуках, а её изящество и грациозность взволновали его мужскую сущность до глубины души. Он стряхнул с себя оцепенение и пожал её руку, показавшуюся ему хрупкой и почти невесомой.