Но это уже другая история!
История вторая. Знакомство
– Какая же это дача? Сплошная трава гулливерского роста! – бурчала Нюшка, пытаясь высвободить пухленькую заднюю лапку из клумбы с петуньями. После чего она попыталась встать на задние лапки и осмотреться вокруг, но толстенький животик перевесил, и розовая милашка упала носом в цветы.
– Тьфу! Тьфу! Тьфу! У меня уже весь пятачок зеленый! – закричала она.
– Апчхи! Апчхи! А-а-а… – сладко чихнула Шушка и отпрыгнула в сторону, подальше от желтого цветка. – Апчхи!
– Будь здорова, подружка, – пожалела ее Нюшка.
Но Шушка не слышала. Она упала на животик и стала мордочкой тереться о траву. Затем спрятала носик в лапки.
– Нашла время для игр… – продолжала бурчать Нюшка, наблюдая, как ее подружка катается по траве. – Ни дорог, ни даже тропинок… Джунгли! Потеряемся и помрем молодыми, так и не познав всех прелестей загородной жизни. А она играется…
Нюшка пятачком нервно поправляла зеленую кофточку, напяленную на ее упитанное тельце хозяйкой-стилистом.
– Ну на фига мне эта салфетка с дырой посередине? Из-за ее подозрительного цвета меня вообще не найдут… Помогите!.. Погибаю во цвете лет!.. Протухну, как рагу из капусты…
– Я играю?! – послышался не менее возмущенный крик Шушки, не обращающей никакого внимания на причитания и всхлипывания подруги. – Ничего себе заявочки… Играю!.. Как ты могла такое подумать? И это моя самая лучшая подруга… Можно сказать, сестра…
После этих слов Шушка так смачно и громко чихнула, что Нюшка от испуга вздрогнула, замолчала и выпучила глаза.
– Разве не видно, что я болею… – слабеющим голосом ответила Шуша, театрально закатив глаза под веки. – Я бо-ле-ю… Мне пло-хо… Я у-ми-ра-ю…
Шушка медленно и настойчиво умирала на глазах подруги, почти сестры, которая с любопытством разглядывала ее через хворостинку. Разросшийся куст неизвестного пушистого растения, покрытого яркими желтыми цветочками, мешал ей своими ветками и мохнатыми листиками, но любопытство взяло верх, и, несмотря на неудобства, Нюша всё же успокоилась и стала внимательно слушать.
– А что такое аллергия? – спросила Нюшка.
Шушка капризно спрятала мордочку в лапки и промычала:
– Нюша, ну нельзя же быть такой неграмотной… И что бы ты без меня делала?..
Затем, почесав мордочку о траву, добавила:
– Это когда нюхаешь что-то хорошее и полезное, а тебе от этого плохо и вредно.
Нюшка обвела глазами всю дачу. Крагом всё цвело и пахло.
– Да тут везде всё плохо и вредно. Понюхай! – и она протянула Шушке под нос желтый цветочек, который щекотал ей нос.
– Ка-ра-ул… Убивают! – заорала Шушка, отбиваясь от цветка лапами.
– Кто убивает? Кого? – спросила Нюшка, недоуменно смотря на нее.
– Меня убивают! Ты убиваешь! – орала Шуша снова и снова, закатывая глаза к небу. – Ох… Ох… Ох… В такие молодые годы… Еще не пожила на свете, и уже…
Шуша театрально стонала, прикрыв мордочку лапками. Ее ушки дрожали, а животик всхлипывал от страданий.
– Пять минут… – спокойно сказала Нюша.
Она развернулась к Шуше спиной и смело зашагала по травке напрямую к маленькому деревянному домику – туда, куда люди выгружали свои вещи. Не найдя тропинки, она решила сама проложить дорогу к своему спасению. Подминая под себя всё, что росло на ее пути, она твердо и смело двигалась к намеченной цели – домику.
Шушка перестала умирать и обиженно смотрела на удаляющийся хвостик поросенка.
– Не поняла… Ты куда?! – крикнула она вслед подруге. – А я?..
– Уже пять минут… – громко, чтобы подружка услышала, повторила Нюшка.
– Что пять минут? – переспросила та.
– Ничего, – таинственно ответила Нюшка, продолжая браво вышагивать по направлению к домику. – Ничего.
– Нет уж, скажи.
Шушка забыла, что умирает, вскочила и побежала вслед за ней. Она капризно топала лапками, покусывала поросенка за ляжки и демонстративно жалобно повизгивала. Нюшка делала вид, что не замечает.
– Хорошо. Скажу, – Нюшка решительно развернулась, помяв попкой маленький беленький цветочек. – Вспомни: когда хозяйка накрасила тебе ногти не тем цветом, которым ты хотела, ты тоже умирала.
– Конечно. Она выбрала сиреневый лак, – стала оправдываться Шушка. – Какой позор! Он совсем не подходил к моему благородному красному окрасу.
И Шушка, как истинная красавица, скромно выставила свои холеные лапки напоказ всему миру и на свое любование.
– Посмотри. Посмотри, как вульгарно! Я не умерла лишь потому, что мы уезжали в эту глухомань, где истинную красоту способен оценить не каждый… – она осмотрелась по сторонам и добавила: – Практически никто…
– Ладно, – согласилась Нюшка, внимательно рассмотрев ее ногти. – Может, ты и права, было от чего умереть, но…
– Что?.. – не расслышала Шушка.
Нюша, не давая ей опомниться от услышанного, продолжала:
– Вспомни еще один случай. До ногтей. Тебе купили на рынке домашнюю, дорогую-дорогую сметанку… – и Нюшка от сладких воспоминаний чуть не проглотила собственный язык. – А ты отказалась ее кушать и снова кинулась умирать.
– Да меня чуть не отравили! Я еле спаслась. Ты хоть знаешь, сколько в ней холестерина?
– Чего? – не расслышала Нюшка.
– Калорий! – добавила Шушка.
– Чего? Чего? – снова не дослышала Нюшка.
– Да так, долго объяснять… Это то, чего не видно. Но когда того, чего не видно, много, оно убивает.
Шушка застыла и задумалась. По ее глазам было видно, что и она сама ничего не поняла из того, что сказала.
– Сметана убивает? Ну знаешь… От твоих слов я и сама скоро умирать начну, – и Нюшка недоверчиво покачала головой. – Ой-ой. Тревожно мне за тебя, подруга. Сметана… Лак… А теперь еще и аллергия… Ты с каждым разом умираешь на пять минут дольше. Если не бросишь умирать, времени на жизнь и вовсе не останется.
Шушка обиженно наклонила голову и надула губки.
– Я такая ранимая. У меня такая тонкая, хрупкая душевная организация, – заскулила она, нежно облизывая поросенку пятачок.
– Что у тебя тонкое и хрупкое? – переспросила Нюшка.
– Организация! – крикнула ей прямо в ухо Шушка, продолжая жалобно поскуливать и зализывать подружку своим языком. – Ах, тебе не понять… И вообще… Тебе нужно обратиться к врачу. Ты плохо слышишь.
Нюшка пыталась спрятать свой пятачок от назойливых ухаживаний Шушки, но у нее это плохо получалось.
– Почему это я плохо слышу? Я очень даже хорошо слышу. И не надо так орать, – спокойно сказала Нюшка, почесывая оглушенное ухо.
– Тогда почему ты постоянно переспрашиваешь?
– Потому что многого не знаю. А ты – самая умная собачка, которую я видела в своей жизни.
Нюшка говорила нежно, хитренько и мягко. Она знала, как успокоить свою подружку и вернуть ее к жизни, в очередной раз спасая от неминуемой смерти.
Шушка выпрямилась, перестала скулить, поправила розовый бантик, смахнула пыль с сиреневых ноготков и, задрав свой бритый нос к небу, гордо прошагала мимо Нюшки к домику.
– Да! Я такая! – хвастливо сказала она, виляя своим начесанным хвостом во все стороны. – И только моя невиданная скромность мешает мне прославиться.
– Ожила… – выдохнула Нюша. – И куда аллергия подевалась?
– А сколько собак ты знала в своей жизни?
Неожиданный вопрос Шушки заставил Нюшку вновь вздрогнуть.
– Ну… – замычала она.
– Сколько? – вновь спросила ее Шушка.
– Ну… Много.
– Сколько много? – не унималась собачка.
– К врачу пойдем вместе. Ты тоже постоянно переспрашиваешь, – Нюшка решила перевести разговор на другую тему, но Шушка этого явно не хотела.
– Много – это много, – начала Нюшка. Ей не хотелось признаваться, что кроме Шушки в ее жизни не было ни одной знакомой собачки. Ни умной, ни глупой, никакой… Да и подругу не хотелось расстраивать. Ведь она так собой гордилась! К слову сказать, Нюшке нравилась Шушка такой, какой была: нескромной, немного хвастливой и балованной. С ней всегда было интересно и весело. Она рассказывала о том, чего не знала; показывала то, чего никогда не видела. Ее фантазии были смешными и оригинальными.