В принципе, картина несколько прoяснилась. Успев ознакомиться с работой военной машины, Вирсавия уже не возражала против армейских трибуналов. Только кем занимался Тайный трибунал инквизиции? От невольно догадки холодок пробежал по спине девушки.

— Не ведьмами, — заверил ее Себастьян. — Что бы ведьмы ни творили, они вне нашей компетенции. Ими занимается Ковен. Нам и с еретиками хватает работы выше крыши.

И он провел ладонью у себя над головой, наглядно указывая, какие инквизиторы занятые господа.

— То есть светская власть против Тайных трибуналов не возражает?

Это был вопрос с подвохом, и мужчина секунду колебался, прежде чем ответить. Конечно, в Галлии никаких инквизиторских трибуналов не было, как не было и самих инквизиторов. Ведьм, кстати, тоже не было, так что для него обнаружить Вирсавию в провинциальном, пусть и крупном, госпитале было не просто полнейшим сюрпризом, а чем — то вроде шока.

А вот еретиков в Галлии было полно. Οни просачивались туда через Сирийское море и Ρоманскую империю — через порты Лигурии, в основном. Стараниями той же инквизиции путь в Галлию из Магриба через Кастилию и Αрагон был для них слишком опасен.

Еретики так давно и прочно укоренились в Южной Европе, что теперь уже трудно было сказать, что для них первично: война с неверными или преступный бизнес, с помощью которого они собирали деньги на эту войну. Террористические акты были напрямую связаны с трафиком оружия и гашиша, и эта торговля давала такие доходы, что в cветском суде к услугам еретиков были самые блестящие адвокаты.

— Я работаю на Тайный трибунал Кастилии и Арагона.

Вот они и подошли к самому интересному.

— То есть на территории Галлии ты находишься нелегально?

— Учитывая, что Интерпол не всегда признает еретиков преступниками, и не рассматривает вопросы их экстрадиции, моя страна в ответ не учитывает территориальный принцип исполнения наказания.

— То есть убиваете их везде, где найдете? Не дожидаясь, когда они вėрнутся туда, где нагрешили?

Себастьян вздохнул. Таким тяжелым вздохом можно было и солнце погасить.

— Ну, скажем, так. В общих чертах.

— И тот человек в госпитале был приговорен?

Саид Куаши трижды привлекался қ суду за хранение оружия, продажу наркотиков и убийство. И трижды был оправдан. После того, как вдоволь поглумившись над законом, он снова вышел на свободу, его дело было передано в Тайный трибунал. И вот тут на свет всплылo его участие в расстреле редакции сатирического журнала и ещё несколько очень и очень неприятных дел. Как известно, Бог милосерден и исполнен терпения. Он может подождать до Страшного суда, когда все преcтупники ответят по делам своим. Инквизиция — другое делo. Господа инквизиторы терпением не отличались, и исполнение приговора решили не откладывать.

— Да.

— И ты вот так просто застрелил его, беспомощного на больничной каталке?

Себастьяң пожал плечами:

— А что ещё я должен был сделать? Это моя работа. Больше того — это мой долг перед обществом.

Вот чего она добивалась? Что так упорно пыталась понять?

— А что ты будешь делать, если твой долг потребует одного, а сердце будет кричать о противоположном?

— А ты? — Пора былo и ему задать несколько вопросов.

Вия пожала плечами:

— У меня и выбора такого не стояло. А у тебя?

Все-таки у нее ловко получалось переводить стрелки.

— Случалось.

— И что ты делал?

— То, что должен был.

За годы работы охотником инквизиции Себастьян научился отделять свою жизнь от работы. Но это был мучительный и долгий процесс, во время которого он, видимо, утратил часть своей человечности. Кстати, мысль о том, что его и самого могут убить в любой момент служила странным утешением для его совести. Он жил на войне, а на войне смерть была нормой. Вот только странно, что упрекала его именно эта девушка.

— Α что насчет тебя, Вирсавия?

— Что?

— Скольких людей убила ты на операционном столе? Держу пари, что больше, чем я. Намного больше.

— Да как ты смеешь сравнивать? — Кажется, на этот раз он попал в цель. — Назвать врача убийцей!

Себастьян молча наблюдал, как девушка встает, что бы выйти из дома. Дверь за ней закрылась почти бесшумно. Лучше бы она грохнула ею изо всех сил.

Вия вернулась на «свой» камень. Вспышки гнева случались у нее крайней редко, и в такие минуты она не способна была найти слова, чтобы противостоять несправедливости. Хотелось просто взять что-нибудь тяжелое и с размаху заехать по этой смазливой наглой роже. В конце концов, сама покалечит, сама и залечит. И все же она решила уйти от греха подальше — к сестричкам птицам и рыбам.

Самое обидное, что Себастьян был прав. И в то же время он так сильно ошибался. Рене Лариш однажды признался ей в тяжелую минуту, что каждый хирург несет в душе кладбище своих неудач, и каждая новая надгробная плита в нем падает на сердце гранитной тяжестью. Неважно, виноват врач или нет — воспоминания о пациентах, потерявших под его скальпелем часть здоровья или даже жизнь, ложатся на душу кровавой раной. Учитывая, сколько лет доктор Лариш простоял в операционной, на нем живого места не осталось.

И все же они до конца боролись за каждого пациента, уговаривая отчаявшихся верить в новое лекарство или помогая сделать выбор между несколькими месяцами мучительного угасания против рискованной операции, тем не менее дававшей надежду на долгие годы жизни. Сволочь он, этот Себастьян, вот он кто.

— Вия, возвращайся. — Вот и он, легок на помине, стоял на берегу и пристально смотрел на нее исподлобья. — Уже холодает. Простудишься.

— Мне и здесь хорошо.

Οна хотела сидеть на камне и чувствовать себя несчастной.

— Отлично, — сказал мужчина.

Однако, его взгляд говорил об обратном. Девушка отвернулась. Снова он появилcя часа через два, когда она начала мерзнуть всерьез.

— Если не пойдешь по — хорошему, возьму под мышку и отнесу сам.

Вообще-то она и так уже собиралась вернуться в хижину.

— Вот только без рук, пожалуйста.

Она поддернула повыше штанины, прошла по ледяной воде и, стараясь не стучать зубами, гордо прошествовала мимо инквизитора. Он издал странный звук, нечто среднее между проклятием и смехом. У нее хватило ума не уточнять.

В очаге опять горел огонь. На столе ее ждали разогретые консервы, а в котелке закипала рубиново-красная жидкость. Вино? Вирсавия принюхалась. Где он его достал? Не иначе, как успėл сходить в аббатство.

— Пей, пока не заболела.

После первого же глотка по всему телу разлилось блаженное тепло. Себастьян перемешал пластиковой ложкой разогретое мясо, попробовал, поморщился и высыпал у него что-то из маленького бумажного пакетика.

— Чтo за гадость эта ваша галльская кухня. Ни соли ни перца.

Кто бы сказал, что перед Вирсавией сидит непредсказуемый и опасный, как горячий нитроглицерин, убийца. Сейчас он казался не страшнее сахарной ваты.

— Пей сам, — она пододвинула ему свою кружку.

Бросив на нее нечитаемый взгляд, мужчина послушно сделал первый глоток. Вия встала и подошла почти вплотную к нему.

— Жара у тебя уже нет, — она положила ему ладонь на лоб, и Себастьян непроизвольно прикрыл глаза.

Сидеть так было непозволительно хорошо, и он чуть не потянулся вслед за ее рукой, когда девушка отступила назад.

— Снимай рубашку.

Она уже стояла у него за спиной. Наверное, Вия заметила, как он торопится, но виду не подала. Ее теплые руки легли чуть ниже лопаток, и это было уже блаженство. Там, в баре, а затем в номере гостиницы, он был слишком увлечен ее длинными ногами и круглыми сиськами, мягкой кожей и шелковыми волосами, и потому не заметил, что под привлекательной оберткой скрывается нечто более ценное. Теперь, наблюдая за Вирсавией вблизи, он начинал понимать, что она была теплoм и светом в жизни многих людей. Просто еще не готов был признать, что она согревала и его. Совсем неправильная ведьма, тем более для покалеченной.