– Дескать, лесу Черному – славу мрачную, – оскалился он. – Людям дары не нужны, добра от того не будет, зла и так хватает. Вот только тьмы должно быть поровну со светом, это, Яженька, забывать нельзя. Иначе что?

– Не будет равновесия между миром тем и миром этим. Между Явью и Навью. Ни людям покоя, ни нелюдям жизни, – произнесли мои губы. Это было странное ощущение. Я сама точно не могла такое ответить, а почему-то ответила. Жутко-то как!

– Вот-вот, Яженька, – закрутился по столу кот. – Когда-то ты почти каждого второго и в бане парила, и дарами одаривала. А нынче, куда ни глянь, в сердцах человеческих тень… Но разве ж с тенью гоже в Навь пускать? Там чертей и без приходящих хватает.

– А откуда ты столько знаешь? – не удержалась от вопроса я.

– Яженька, Баюн я, – кот спрыгнул на пол и обтерся о мои колени огромной мордой. – Сам песни пою, словами заговариваю и знаю, что бают, о чем скрывают, что себе сами не рассказывают.

– Так ты про того воеводу узнал?

– Может, воевода всему виной, а может, и нет, но знал супостат, что ищешь ты яблочко молодильное, сбросить тяжесть годов хочешь. Вот и подсуетились. И приманку – молодца спелого – привели, и яблочко поддельное – недозрелое – в руки сунули. Надежду имели, что не утерпишь ты, получив желанное.

Говорил кот в принципе понятные вещи. С мирами мне, конечно, пока разбираться было слабо. Так же как и с заговором. Да и голова от этих мыслей еще сильнее болела. Но вот все остальное – пыль, грязь и сломанное крыльцо – срочно нуждалось во внимании. Может, Бабе Яге и было все в порядке, говорят, чем старше человек, тем сложнее ему что-то менять, да и сил меньше на подобные телодвижения, но я к такой жизни была непривычная. Да и ребенку в такой разрухе расти не стоило!

– Тащи своих домовых! – решительно сказала я.

– Я? – удивился кот и зафыркал. – Ты ж у нас ведьма могучая, силами природными и надприродными наделенная!..

– Хватит издеваться, – сдвинула я брови и ногой притопнула изо всех сил.

– Чего изволите? – пропищало нечто, похожее на сморщенного старичка размером чуть больше ладони, покрытого шерстью, но в одежке. Появилось оно из ниоткуда.

– Ты топай-топай, – промурлыкал кот. – Не останавливайся.

Старички появлялись очень оперативно, и когда их накопилось где-то с десяток, я наконец озвучила желаемое:

– Дом в порядок надо привести. Пыль вымести. Посуду убрать, постель перестелить.

Честно говоря, не особо-то и верила в то, что дальше произойдет. Но вдруг все вокруг зашевелилось, задергалось, откуда-то забулькала вода, шелестели пучки трав и чучела под потолком. Я на всякий случай подскочила с лавки и, прижав младенца к груди, теперь медленно поворачивалась вокруг своей оси и смотрела в оба глаза.

– А свет-то здесь где? – пробормотала в относительную темноту. После того, как оттерли немного печь, в комнате стало значительно светлее, да и тело это, судя по всему, не так и плохо видело в темноте, но все равно я привыкла к яркому освещению.

Щелкнул когтями кот, мелькнула искра и зажглась пара оплывших огромных свечей.

Да уж, так я долго не протяну…

– А мужик-то где? – обнаружила я пропажу. На столе действительно никого не было.

– Так в подпол стянул, чтоб не испортился, – напрашивался на похвалу кот.

– Так он что, мертвый уже? – у меня чуть сердце не стало.

– Такие просто так не мрут, буйный больно, полз к выходу!

– Отпустил бы… – пожала я плечами, все равно жрать мужика не стала бы.

– Ох, Яженька, что ж ты такая пустоголовая, – по-отечески проворчал Баюн. – А коли уйдет он, то следом явится дюжина дюжин таких же, и не сдобровать нам! Покуда враги не уходят из Черного леса в здравии, боятся люди сюда соваться.

«Сложно, все очень сложно», – поняла я. Но дюжина дюжин агрессивных мужчин мне здесь не нужна была. Еще и правда сожгут как ведьму или голову с плеч снимут. Вот только есть этого мужика же не обязательно, да?

Интересно, был ли у этого мужика выбор… а у меня был? В смысле – есть?

Не в смысле есть или не есть, а… а хотя нет, именно что в самом этом смысле. Да, с питанием надо что-то делать и очень срочно. Я посмотрела на мухоморы и остальной подножный корм и решила, что хоть бабка и точит это все без особых последствий, но это, может быть, до поры. Да и вон, откушала уже, карга старая, яблочка. Куда смотрела, спрашивается? Годов прожила, ума не нажила.

– Слушай, – сказала я коту и многозначительно посмотрела на заткнувшегося наконец младенца, а потом под свои ноги. – Его надо кормить. Поить. Спать ему где-то надо.

Кот кивал на каждое мое слово, а до меня доходило, что я – как бы это сказать? – получила себе заложника в подполе. Сожрать нельзя, содержать накладно, отпустить рискованно. А жрет такой мужик…

А младенец? Его ведь тоже кормить надо! Чем я думала-то вообще?

Я покрутилась по комнате. Почище, посветлее, но хоть там и пишут и говорят, что стерильность детям вредна, тут-то все еще срач форменный! И куда его положить?

– Чего, старая, забыла, как печь выглядит? – хмыкнул кот, обмахиваясь хвостом. – Ты это, разверни его, маслицем обмажь, травками обложи! И долго не запекай, будет как подошва, тьфу.

– Маленький он, – не подумав ляпнула я, а кот, конечно, понял все по-своему.

– Зато мягонький, – возразил он и прыгнул на стол, уставился своими глазами-плошками на ребенка. Кот людей ест? Хотя… Я покосилась на него – ну… – Аль подрасти хочешь? Так кликни Скарапею, нехай нянчит. Только гляди, как зубки у него пойдут…

– Стой! – У меня уже голова кружилась. Ну какие зубки?! Нет, это надо пресекать на корню! – Кликни сам.

– Память, говоришь, потеряла, а от Скарапеи все так же нос вертишь! С чего вдруг? – заворчал кот. – Мож, ты обленилась, старая, прикидываешься, что яблок откушала…

Эге, вызвала у него подозрения, нехорошо. Интересно, способен кот догадаться, что я как бы уже не совсем Яга? И что будет, когда до него дойдет? Вроде как памяти я лишилась чуть ли не по самое детство. Но мало ли…

Но расписать себе последствия я не успела, кот спрыгнул со стола и скользнул к двери. Просочился чуть ли не сквозь стену, а я стояла, переводила взгляд с младенца на грудь. На свою, то есть на бабкину. Потом на фрукты-овощи, которые на столе валялись. От мужика остались. Вот тоже еще проблема! Но сначала ребенок, потом этот мужик.

– Эй? – робко вякнула я, подразумевая домовых. А потом топнула. Не то чтобы я надеялась, что они сюда явятся, когда кота нет, но давешний старик нарисовался прямо перед мной и вылупился. Надо же, сработало.

– Али прогневал? – всхлипнул он. – Не серчай, Ягушка! Сей момент все поправим!

– Колыбель, пеленки, бутылку… – начала перечислять я, а дед закивал мелко-мелко и тут же исчез. Я плюнула, младенец закряхтел. – Ах ты бедняга…

Надо было как-то его развернуть и пере… пере – что? И во что? Но не успела я опять рот раскрыть, чтобы снова остаткам домовых эйкнуть, как на столе возникла корзинка, рядом – холсты разных размеров, а потом – бутыль с чем-то мутным. А следом появился старикашка и довольно осклабился.

– Как велела, Ягушка, все сделали!

Оперативно-то как! Я вздохнула и протянула руку, пощупала холсты. Ничего так… сгодятся. По крайней мере, натуральные. А как стирать? Без воды, без стиральной машинки? Или это за меня тоже кто-то может сделать? Корзинка тоже вроде бы ничего, хотя дети растут с такой скоростью, что… а, разберемся по ходу дела.

– Это что? – спросила я, ткнув в бутылку. В мутной жидкости подозрительно болтался острый перчик.

– Сама же просила, Ягушка, – попятился старичок. – Бутылочку. Аль мало?

– Мало! – рявкнула я. – Не мне, дурень! Ребенку!

Старик аж сел на пятую точку. Я так и не поняла, слышали ли все эти домовые наш разговор с котом… – кстати, где он? – …или нет, но что-то ему то ли не нравилось, то ли он просто решил сачкануть.