Мои волосы скользят по мужской груди, когда я склоняюсь к Райану одновременно с тем, как, позаботившись о защите, он врывается в меня одним глубоким толчком. Сплетаясь во рту, наши языки имитируют то, что делают тела, пока не становится нечем дышать. И только тогда Андерсон переключается на мою грудь. Вбирает сосок во влагу рта тянущими движениями, иногда задевая кожу зубами и при этом продолжая идеально ощущаться внутри меня. Я почти теряю всякую концентрацию на плавном, неспешном ритме, но чувствую, как нежным скольжением рук вдоль моего позвоночника Райан восстанавливает его за меня. Будто хочет не просто трахаться, а думает о большем. Желает большего со мной… Но его кольцо… Этот чёртовый символ принадлежности другой… он всегда при нём. Ещё несколько дней назад было так легко не обращать внимания на ободок, игнорировать его при контакте с кожей, но теперь, после всего, что я сказала, что услышала от матери… Ничего ведь не изменится. Это не тот мужчина, что способен дать мне детей. У него уже есть свои. От законной супруги. Он скорее укажет мне на моё место и посмеётся над моими невежественными фантазиями, чем займётся со мной незащищённым сексом. Миллиардеры не делают малышей любовницам, которые к тому же ещё и ниже них по социальному статусу. Это всё… пустая трата времени. Я и он. Мы с ним. Может быть, даже ошибка. Которая однажды в любом случае придёт к своему логическому завершению. Но точно помешательство. Так почему бы не покончить с ним сейчас, если такой конец всё равно неизбежен?

Я отстраняюсь от Андерсона, когда он смахивает со лба вспотевшие волосы, проводя по нему правой рукой. И говорю быстро, лишь бы не дать себе ни шанса передумать. Потому что в этом мужчине прекрасны даже, казалось бы, неприятные и противные вещи. Но я больше не вижу его. Не позволяю себе. Сижу, отвернувшись, на краю кровати.

– Я думаю, что мы должны прекратить. Закончить эти… отношения. Вернуться к своим жизням. Ведь ты сам говорил, что… Поэтому я не вижу разницы.

– Хочешь оставить всё позади? – спрашивает он из-за спины. Голос звучит тускло и словно безрадостно. Обычно он всегда был одинаков. Что бы ни происходило, и о чём бы нам иногда не случалось говорить. Но сейчас он странный. Хотя это наверняка пройдёт к утру. Как и мои самые сокровенные желания. При свете дня у нас обоих всё образуется. При свете дня на первый план вновь выйдут дела и заботы, на что и намекал Андерсон ещё до того, как я заснула, и думать обо всём прочем просто не останется времени.

– Да.

– Ты права. Нет никакой разницы в том, когда это случится. Я, правда, ещё не насытился, но я просто найду кого-то, кто похож на тебя. Я всё равно не собирался умирать с тобой в один день. Это даже не относится к моей жене.

Он покидает мою квартиру в 4:47. Я говорю себе, что поступила единственно верно. И что не буду заново переживать все те редкие минуты, проведённые вместе.

– Ну, что скажешь?

– Это потрясающие фотографии, Тим. Давно не видела ничего такого стильного.

– Напоминает старый Голливуд, верно?

– Точно.

Я стою у монитора, просматривая снимки с только что завершившейся фотосессии. Мои волосы всё ещё сохраняют укладку мягкими волнами, несмотря на их частичный контакт с водой, и мне кажется, что сегодня я уж точно не буду спешить избавляться от собственного образа. Играть роковую соблазнительницу оказалось увлекательно и интересно. Намного больше, чем я себе предполагала, когда мне только рисовали стрелки, наносили вишнёвую помаду и выдавали элегантное красное платье.

– Знаю, твой ответ, наверное, останется неизменным, как и в прошлый раз, когда я тебя спрашивал, но, может быть, сходим выпить кофе?

Я кутаюсь в полотенце, выданное мне, чтобы гарантированно не замёрзнуть из-за влажных волос, и перевожу взгляд на фотографа, которого встречаю уже далеко не впервые. Он снимает меня достаточно часто, и каждое наше новое пересечение по работе обычно заканчивается одинаково. Тим приглашает меня на как бы свидание, я, извиняясь, отказываюсь, а потом спустя время эта история вновь повторяется. Хотя он милый и внимательный, и не пытается требовать чего-то несуразного в процессе съёмки, но я ещё ни разу не соглашалась пойти с ним куда-либо после неё. Ни разу до сегодняшнего дня.

– Я согласна.

– Правда? – он явно удивлён, но это и понятно. Не представляю, сколько конкретно раз ему приходилось сталкиваться с моими отказами, возможно, заставлявшими его думать обо мне, как о привереде. Я никогда не вела им счёт. И меня даже не заботили те мысли, которые я, быть может, вызываю в свой адрес. Но сейчас я чувствую, что совершаю хороший поступок. Глаза Тима словно светятся, и это немного, но изгоняет тьму из меня.

– Да, конечно.

– Тогда встретимся у моей машины через полчаса?

– Отлично. Я тоже как раз соберусь и подойду.

Мы направляемся в ближайшую от места проведения съёмки кофейню. Она уютная, чистая и красивая. Я заказываю горячий шоколад, в то время как Тим выбирает латте, и вскоре после этого мне, увы, становится откровенно скучно. Рассказывать о книгах, что я читаю, или о фильмах, которые смотрю, когда позволяет свободное время. Узнавать аналогичные вещи о своём собеседнике и обсуждать ещё и музыку. Всё это ощущается… давно устаревшим. Бесполезным и неискренним. Так, будто мы оба прилагаем старания, когда в реально претендующих на долговечность отношениях всё должно быть легко даже на стадии знакомства. По крайней мере, это то, во что я верю и знаю. На основании того, как у меня всё было с… с… Андерсоном. Хотя мы вполне обходились без всей этой мишуры и попыток следовать неписаным общественным нормам. Не думаю же ли я всерьёз, что вдруг переключусь на того, кто никогда меня не интересовал, и благодаря этому спустя целый месяц наконец вытравлю из головы мужчину, по определению относящегося к числу незабываемых?

После таких всегда требуется немало времени на то, чтобы собрать себя по частям и залатать полученные раны. И, наверное, я знала, что всё будет именно так. Но всё равно повела себя, словно мотылёк, летящий на свет. Тот свет, который в итоге ослепляет или, по крайней мере, заставляет терять ориентацию в пространстве. И ты понимаешь это, но по-прежнему хочешь сгореть. Потому что с другими просто нет и не может быть той же самой искры. Познав столь глубокие и сильные эмоции… после них всё хотя бы немного отличающееся начинает казаться заранее обречённым на провал. Не тем, что нужно. Пустым и не стоящим совершенно никакого внимания. Разве может что-то обычное сравниться с той самой пресловутой химией, о которой так много говорят? Между мной и Райаном Андерсоном была именно она. С самой первой ночи и до последней. Настоящая химическая реакция, соединившая в себе самые несовместимые элементы и породившая взрыв. Настолько сильный и всеобъемлющий, что, даже став инициатором расставания в попытке защитить своё глупое сердце и сохранить рассудок, я всё равно чувствую себя сломанной куклой, выброшенной на свалку. Самовнушение позволяет просыпаться по утрам, чистить зубы, пить кофе, выполнять рабочие обязанности и существовать дальше, но саму себя не обмануть. В течение дня я ещё как-то преуспеваю, но потом наступает ночь, и у меня совсем не остаётся сил сражаться. Это то самое время, когда ко мне приходит Райан Андерсон. Не реальный человек, но образ, проникающий в мысли, а оттуда и во сны. Кажется, являясь мне в бессознательном состоянии, он всякий раз пытается что-то у меня спросить, но наутро я никогда не помню, было ли это в действительности, или же я просто всё не так поняла.