«Ее нигде нет».

– Я никак не смог добиться, чтобы она того пацана забыла. Как только с этим… Как связалась? Мобильник, только когда в клуб ходила, был у нее. Дома отнимал. Еще с того дня, как ее в свой дом привез.

– Почему нет? Двадцать первый век, – попытался пошутить, дабы Распутин не догадался. Нужно быть осторожным с расспросами.

– Чтобы она со своим связалась? Не-а, это я мудро поступил. Отнял мобилу, потом увидел, что тот ее… Дамир, – кривит рот, когда произносит его имя, – не оставлял в покое. Несколько месяцев сообщения писал, звонил.

– А она? – перебил Цербер.

– А что она? Даже в курсе не была. Я отвечал на сообщения. Позвал на встречу. Там и грохнул. А Ангелина с того дня с ума сходит. Даже к психологу ее отправлял.

Да. Ответы на вопросы Цербер получает. Но каждый ответ – удар под дых. Убивает. Уничтожает. Разрывает на части. Вдребезги.

Цербер впервые в жизни чувствует себя так отвратительно. Только бог знает, какие усилия требуются, чтобы вот так сидеть напротив этого мудака по имени Гриша и слушать, как он как ни в чем не бывало рассказывает об испоганенной жизни беззащитной девчонки. Ей же было всего двадцать!  Маленькая, совсем одна. Лицом к лицу со зверем. С бешеным псом! А за ее спиной никого…

Цербер на миг представил себя на месте Ангелины, и не по себе стало ему. Что может  почувствовать человек, сидевший в полной темноте и смотрящий, как убивают родных, любимых? Видит их окровавленные тела?  Она сильная, раз всё это выдержала.  Ведь могла запросто сойти с ума…  Но что будет, если она узнает еще несколько тайн о своем прошлом?  Даже думать не хочется…

Эта бесконечная любовь к Дамиру… Погано на душе  Цербера становится от мысли, что та хрупкая, невероятно чувственная девчонка спала с ним, представляя перед собой другого. Каждое слово, написанное в блокноте, расплывается перед глазами.

 «Наваждение? Иллюзия? Или моя фантазия?»

– Только я не понимаю, что она нашла в том парнишке? Она красивая такая… А он… Совсем ей не подходил! А знаешь, что мне больше всего нравится в ней? – усмехается, допивая виски из бокала. Не дожидается ответа от Цербера, продолжает: – Она беззащитная такая… Но упрямая! Даже если сжечь заживо, не пикнет. Молча сгорит.  Вот этот ее характер сводит меня с ума… Сильная женщина. Независимая.

Независимая… так ли это?

– Но ты ее не любишь… – не выдерживает Цер. – Иначе не стал бы бить посреди каких-то псов.

Распутин поднимает взгляд на Цербера, смотрит так, будто пытается прочесть мысли. Понять, почему посмел винить его…

– Я из-за нее братом пожертвовал. Вычеркнул его из жизни! – серьезно заявляет, наполняя бокал очередной порцией спиртного. – А она… Она пошла и легла под другого. Мало того, сказала, что беременна. От того гада! Су-у-у-ука!!! Ты найдешь его мне!

Цербер скрипит зубами. Сжимает руки в кулаки. Разжимает. Тянется за оружием, так и хочется наплевать на всё и застрелить Распутина. Пусть и самого Цербера убьют, зато Ангелину никто не найдет. Амиль не позволит.

Но его снова останавливают слова. На этот раз не те, которые сказал его самый близкий друг…

«Я живу лишь для этого… Чтобы в один прекрасный день застрелить его собственными руками», – цитата Ангелины.

– Я думал, твой брат мертв, – наигранно удивился Цербер, хоть и знал, что его брат избежал правосудия. Прячется в чужой стране. – Разве нет?

– Нет, – говорит Распутин. То ли спиртное заставляет его признаться, то ли сам открыться хочет, и рядом, кроме Цербера, никого нет… – Скрывается.

Отлично. Еще один повод ударить под дых Распутина. Нужно найти его брата!

– Насчет Дамира понял… Причину, по которой ты его прикончил. А зачем родителей ее убил? Брата?  – Цер не умолкает.

Пусть неспокойно на его сердце, мысли заняты Ангелиной. Но он пытается хоть чуть отвлечься и на миг забыть ее.

– У меня жена была. И сын. Меня круто подставили, и догадайся кто?! – хохочет, запрокидывая голову назад. Нервы, кажется, сдают. – Любимая супруга шпионила для моего конкурента. Свободина. А он воспользовался шансом и потеснил меня. Я многое потерял. Не догадывался ни о чем… Потом… Эдуардо накопал. Принес доказательства. Она мне изменяла…

Да. Цербер был в курсе всех событий. То, что у Свободина-старшего была левая женщина. То, что жена Распутина изменяла ему, тем более с отцом Ангелины. Но… Одно он не знал точно.

– Оказалось, сын, которого я растил, вовсе не был моим. А его, – с грохотом ставит бокал на стол, затем вовсе бросает его. Тот, ударившись о стену, разбивается вдребезги. – Его! Понимаешь?!

На миг в глазах мужика мелькает горечь. Но Цер настолько зол, что ему плевать на чувства Распутина.

«Что там?»

«Тишина», – ответ приходит моментально. Возвращает телефон обратно в карман и думает, как бы снова начать разговор про Ангелину.

– А теперь жена, – наигранно ухмыляется, бросая издевательский взгляд на Григория. – Тоже беременна. Непонятно от кого.

– Ты найдешь мне его! Я хочу знать, кто осмелился лапать мою жену! – глаза Распутина сверкают от злости и ярости.  Цербер мысленно усмехается.

– И что сделаешь? От жены такой избавляться надо…

– НИ–КОГ–ДА! – рычит Распутин, ударяя кулаком по столу. – Я ее никогда не отпущу. Она – моя собственность. Моя мелкая беззащитная девчонка, которая снова избавится от своего ребенка. Я заставлю!

– Снова? – что-то колет в сердце Цербера. Он тоже выпивает пару глотков спиртного. Совсем не ждет хороших слов…

– Да, – хохочет тот снова. – Она же беременна была. Когда я ее с собой взял. Женой своей сделал. Су-у-у-ука! От того пацана рожать хотела. Умоляла! Но я разве позволю?!

Будто на миг окружающий мир накрывает звенящая в ушах и мозгу абсолютная тишина. Сердце ударяется  о грудную клетку, а пульс бьет по глазам с бешеной скоростью, накатывает тошнота.  Не по себе становится…  Она была беременна от Дамира?!

– Точно не помню, – продолжает рассказывать. – Кажется, четыре или пять месяцев срок был. Ты бы видел, как она орала. Умоляла, чтобы я не тронул ее малыша, – последнее слово говорит с издевкой. – Но на хер мне чужой…

Он не договаривает. Снова пьет виски, потирая лицо рукой. Усмехается своим мыслям. Сердце Цербера разрывалось между двумя желаниями – найти Ангела, обнять, прижать  к себе и больше не отпускать. Или угробить этого мудака прямо здесь и сейчас. Нет, не застрелить! Это будет слишком легкой смертью для него! Его нужно резать заживо. Заставить самого умолять, дабы в живых остался. Как когда-то издевался над Ангелиной!

Цербер не отрывает взгляда от мужика. Достав из кармана телефон, печатает очередное сообщение: «Ну что там?»